Сообщений в теме: 24

[Flanker]

Кризис российской глубинки: отчаяние и водка собирают дань

Пьянство в депрессивной сельской местности усугубляет демографический кризис

24.04.2011

В часе езды на восток от Москвы - если ехать по извилистой дорожке в полях, еще покрытых снегом, - стоит поселку из бревенчатых домов. Двадцать лет назад деревня Рыбаки была оживленным населенным пунктом с населением более тысячи человек. Сегодня жителей здесь четверть от того. Почти ни у кого в деревне нет работы, единственное место, где все время оживление, это кладбище, черное от свежих могил.

Судьба деревни Рыбаки эхом отзывается по всей России. В конце прошлого месяца правительство опубликовало первые результаты переписи населения, проведенной в прошлом году. С 2002 года население России сократилось на 2,2 миллиона человек до почти 143 миллионов.

Доля мужчин снизилась с 46,6% до 46,3% - это означает, что женщин в стране сейчас на 10,5 миллиона больше, чем мужчин. Такова жестокая правда: наряду с внутренней миграцией в города, рок смертности среди мужчин опустошили такие места, как Рыбаки.

«Большинство моих сверстников умерли», - говорит 50-летний Олег Злотников, который продает песок и щебень на выезде из деревни. Он один из нескольких десятков оставшихся здесь мужчин, и один из крошечной горстки тех, кто все еще работает.

Хотя это место всего в 25 милях от небоскребов и салонов Bentley в центре Москвы, большая часть деревни Рыбаки выглядит как картинка из романа Толстого. Потертые бревенчатые дома тянутся вдоль грязных и слякотных улиц. На краю поселка несколько красивых кирпичных зданий, но это дачи богатых москвичей, которые бывают там всего несколько недель в летнее время.

Демографический кризис в России отличает ее от большинства стран Европы, где цифры более или менее стабильны на протяжении двух десятилетий. Ее население достигло примерно 148 миллионов человек в 1990 году, но с тех пор снижается. Хотя во многих странах низкий уровень рождаемости, здесь проблема усугубляется высокой степенью ранней смертности. Курение, болезни сердца и несчастные случаи – все это лишь усиливает тенденцию. Один из главных убийц, однако, это старый русский демон – водка.

«У нас остались только женщины, - говорит Нина Буренина, 75-летняя бывшая доярка в цветном платке. Мы сидим у нее на кухне в доме по улице Москворецкой. - Двое моих сыновей умерли от пьянства, и мой муж тоже. Чего тут скрывать?»

Первым умер 23-летний Алексей, который попал в пьяную драку с какими-то мужиками на барже у реки вскоре после возвращения из армии. «Они избили его до полусмерти и бросили за борт, а сказали, что он упал и попал под винт, - говорит Буренина. - Его тело было обнаружено вниз по течению через три дня».

Ее муж Иван, водитель экскаватора, умер от пьянства в сравнительно зрелом возрасте – в 77. А в прошлом мае ее сын, Константин, 42-летний инженер, умер по заключению от рака легких, язвы и паралича, вызванных пьянкой. Таких историй в Рыбаках – пруд пруди.

На другой стороне деревни – разваливающийся двухэтажный жилой дом, сразу за руинами клуба, где в советские времена проводились танцы. Из-за герани в окне второго этажа выглядывает 78-летняя Клавдия Турбанова. Она переехала в деревню три года назад, но все еще в шоке от зрелища во дворе.

«Там все время ползают пьяные, - говорит она. - Однажды я нашла в снегу человека и завернула его в пальто. В другой раз я вытащила одного из лужи. Один из моих соседей сказал: "Вы скоро привыкнете и перестанете замечать их". Но я не могу привыкнуть к этому, это неправильно».

Недавно к ней в квартиру ворвалась алкоголичка с первого этажа и потребовала пузырек настойки – спиртосодержащие капли на травах, которые Турбанова принимает от высокого давления. «Выйдя на пенсию, я подрабатывала мытьем полов, пекла пирожки и вязала носки, - говорит она. -Даже сейчас у меня есть маленький участок на задворках, где я выращиваю картофель и огурцы. Эти пьяницы потеряли всякую надежду. Они не хотят искать работу».

Внучка Турбановой Настя, которая приехала навестить ее из Жуковского, города ближе к Москве, просит ее уехать отсюда. В Рыбаках есть небольшой медпункт с медсестрой, но два года назад у Турбановой начали случаться обмороки. Ей пришлось ложиться в больницу в более крупной деревне неподалеку. «Это было ужасно, - говорит Настя. - Повсюду тараканы, туалеты разваливаются. Мы должны были покупать бабушке свои лекарства, потому что там их не было».

Олег Злотников говорит, что люди начинают пить из-за отсутствия возможностей и тяжелых условий жизни. Давно обещанный газ все никак не подведут, так что все дома отапливаются дровами или углем, или небольшими электрическими обогревателями. В декабре и январе, когда температура была ниже нуля, после того, как ледяная буря повредила линии электропередачи Рыбаки оставались без электричества почти две недели, говорит Злотников.

«Жизнь тяжелая, а людям нужна работа, - добавляет он. - Есть ферма, но там практически ничего не платят, так что только несколько таджикских и киргизских мигрантов готовы работать там».

Землю продают под дачное строительство за такие высокие цены, что покупать ее для сельскохозяйственного использования невыгодно. Между тем, Злотников и его жена Марина изо всех сил пытаются сохранить на плаву свой бизнес. Ужасные условия могут привести к ненависти и зависти. Однажды зимой кто-то заткнул лунки, которые Олег пробурил во льду своего пруда, чтобы рыба в нем могла дышать. «Просто назло», - сказал сосед.

В 2006 году Злотникова посадили в тюрьму на четыре года за подготовку убийства бизнес-конкурента. Он утверждает, что обвинения были сфабрикованы, потому что он отказался уступить местному вору в законе.

«Они не приняли в расчет мою жену», - говорит он с улыбкой. Марина отбивалась от рейдеров, пока Олег был в тюрьме, и спасла ему жизнь, когда он заболел туберкулезом.

Марина говорит: «Коррупция тоже убивает. Психологически. В конце концов, у людей просто опускают руки. Мы не сдались».

Теперь семейная пара занялась разведением гусей и индюков. У них даже есть два мохнатых бактрийских верблюда из Астрахани, которых они надеются пристоить в местный лагерь отдыха для прогулок.

Несмотря на трудности, некоторые жители отказываются винить в упадке деревни Рыбаки правящий в России тандем - президента Дмитрия Медведева и премьер-министра Владимира Путина, который все еще считается доминирующей силой.

«Передайте, пожалуйста, спасибо Путину, - говорит Буренина. - Это не его вина, что мои сыновья спились. Это местный магазин, который закрывался слишком поздно. Путин хорошо говорит. Он сказал, что повысит пенсии и повысил».

Турбанова сказала, что было что-то и похуже, чем пьяные за окном. «Я пережила войну: потеряла на фронте отца и брата, - говорит она. - По крайней мере, сейчас нет никакой войны».

Что она думает о руководстве страны? «Мне нравится Путин, он хороший. И этот другой, его помощник».

Президент Медведев? «Он самый. Мне он тоже нравится».

Том Парфитт (Tom Parfitt)
"The Guardian"
Великобритания

Источник: http://www.inosmi.ru.../168732573.html

[Rita]

Товарищи хочу поделиться новостями с Украины. Я на выходных была в селе у бабушки, где мы мужественно засаживаем 35 соток огорода. И мне рассказали о событиях, которые произошли на прошлой неделе в посёлке Кирнасовка, Тульчинского района Винницкой области. Это большой посёлок. В свое время (я имею ввиду советское) колхоз-миллионер, в котором расположены две школы, больница и предприятия: сахарный завод, завод железобетонных конструкций, кирпичный завод и т. д. На сегодняшний день все как везде - это бардак. А самое главное это предприятия, которые давали работу жителям посёлка постепенно уничтожаются. Дошла очередь и до сахарного завода. Сменилось 5 или уже 6 хозяев. С приходом каждого нового хозяина ("эффективного собственника") становилось всё хуже и хуже. И вот последний решил поставить точку в истории завода - порезать его на метталолом. Но бывшие работники завода вышли к проходной и не пустили команду рвачей на территорию. понимая, что этим все не закончится организовали круглосуточное дежурство и колокол. И вот на прошлой неделе была очередная попытка порезать завод. Приехали два микроавтобуса с людьми и восемь автомобилей. Попытались прорваться со стороны гаражей. Однако посёлок есть посёлок кто-то из жителей заметил эту вереницу машин. Сразу всё понял прибежал к заводу и ударами колокола поднял людей. Народ сбежался и завязалась драка. Приезжие приехали с собаками и начали травить людей собаками. Но люди не спасовали. Побили машины. В драке погиб мужчина-сердечник, которого ударили электрошоком. Но люди выстояли и не спасовали. Может это и есть начало нашего возрождения, осознание себя как человека и нас вместе как силы.

[Африканец]

«Они там понапридумывали, а мы тут живи…»

Реорганизация здравоохранения оборачивается уничтожением деревень

Александр Калинин
23.05.2011



Как безнадежно больной до конца верит в чудо-доктора, который его исцелит, так и всякая сельская больница верит в спонсора, который спасет ее от надвигающейся гибели.
В каждом российском селе вам расскажут историю, что не дальше как в соседнем районе живет богатый человек, который на свои деньги построил и содержит сельскую участковую больницу. История эта не более чем легенда. Но она живет и греет сердца медиков, униженных нищенскими зарплатами, обреченных на сумасшедшую гонку, обман и приписки неразумными нормативами и тарифами и, в конце концов, на сокращение, увольнение и безработицу.
Участковая больница села Шилово Ефремовского района Тульской области с 1 июля уже прекратит свое существование. Вместо нее будет амбулатория. Больница же, лишившись стационарного отделения и половины персонала, превратится в подразделение центральной районной больницы.
Впрочем, она давно уже перестала выполнять свое изначальное предназначение. Большинство коек отданы «социальным бабушкам» - престарелым людям, у которых либо нет родственников, либо есть, но не хотят за ними ухаживать. Даже если бабушек и не было, койки все равно пустовали бы, потому что лечить и некого и нечем. Бабушками надеялись спасти саму больницу. Но приехавшая из Тулы комиссия областного департамента здравоохранения распорядилась признать такое использование коек нецелевым, бабушек, а иные жили здесь годами, переселить в ночлежки социального обеспечения, а больницу закрыть.
Наталья Литвин, главный врач Шиловской больницы, воспитавшая за 23 года сплоченный медколлектив, сегодня, как клушка, пытается спасти свой выводок, но в отличие от глупой птицы понимает, что сделать этого не сможет. Тому есть много причин. И народу в округе убавилось. И оборудование устарело. И здание обветшало.
Но основной причиной бедствия является нынешний принцип финансирования лечебных учреждений, который, главным образом, и вынуждает их закрываться.
До недавнего времени существовали три источника, три составляющих части бюджета сельской больницы. «Социальные бабушки», которые теперь уже не в счет. Бюджет района, доля которого год от года сокращается и в будущем году обещает исчезнуть вслед за бабушками. И Фонд обязательного медицинского страхования – сокращенно ФОМС.
Так вот, согласно тарифам ФОМСа, один обратившийся за врачебной помощью человек приносит больнице 132 рубля. Если его госпитализировать, то это еще 900 рублей в день. В больнице четыре терапевтические стационарные койки и три врача: общей практики, она же главный врач; педиатр – четверть ставки, стоматолог – полставки. Эти три специалиста должны обеспечить зарплату не только себе, но и двум медсестрам, фельдшеру, санитарке, водителю, а также содержание двух фельдшерско-акушерских пунктов, которые сами себя обеспечить не могут.
К больнице приписаны 32 населенных пункта с населением около 2 тысяч человек. Ровно на ставку врача общей практики. По тарифам больница должна принимать от 20 до 25 человек в день. В год получается около 4 тысяч. То есть каждый житель должен обратиться за помощью минимум раз в полгода. А хорошо бы чаще. Чем больше обращений, тем полнее бюджет. Чем больнее население, тем лучше для больницы. Здоровый человек медицине невыгоден. Этот алгоритм задан тарифами медстраха.
Идем дальше. Фельдшеру дан годовой госзаказ в 500 посещений. Каждое оценивается в 65 рублей. В год получается 30 тысяч. Тогда как на содержание ФАПа требуется 15 тысяч рублей ежемесячно. Разбейся фельдшер в доску, свое содержание он не обеспечит.
Эти тарифы едины как для села, так и для города. Здравоохранение настраивают на то, что оно должно быть самоокупаемо. Но оно не может быть самоокупаемо априори, потому как по Конституции каждый гражданин РФ имеет право на бесплатную медицинскую помощь в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения. Образовавшиеся ножницы между реальными доходами и реальными расходами вынуждает медиков выкручиваться. Как? Самим идти к своим потенциальным пациентам. А проще взять карточку больного и вписать в нее фиктивное обращение. Или фиктивно же «положить» его в стационар.

- Во время недавней проверки все четыре койки стационара Шиловской больницы были пусты, даже белье на них было не помято, тогда как по документам на них лежали больные, - говорит начальница отдела здравоохранения Ефремовского района Нина Дементьева.

Приписками грешат все без исключения лечебные учреждения страны. Чем больше больница, тем больший грех.
В последние годы в больницы буквально повалили люди. Прямо эпидемия какая-то. В Петербурге один горожанин посетил поликлинику 181 раз за год. То есть, ходил как на работу.
А многие ходят еще и рука об руку с мертвецами. Как выяснилось, 29 счетов на лечение были выписаны медиками на давно умерших людей. Один из покойников, как выходило по документам, 4 раза посещал стоматолога. Медики так спешат выполнить нереальные нормативы, спущенные им сверху, что дело доходит до казусов. Одной страховой компании пришел счет за… ампутацию головы. Другой – за аборт… у мужчины! В одном из городов вдруг принялись доказывать, что 1163 человека у них заболели холерой. Впору кричать во все горло об эпидемии, объявлять карантин, вызывать медицину катастроф, скорую помощь планеты. Но не было никакой эпидемии, и холера оказалась вымышленной. Так накручивалась зарплата городскому медперсоналу.
Количество приписок посещений, сделанных только одним врачом за один месяц в таганрогской городской поликлинике № 1, составило 64 случая. Количество пациентов, числящихся по документам на больничных койках, в несколько раз превысило людей, фактически находится на лечении в стационаре.
«Нас призывали больше принимать (то есть приписывать) больных, - признается одна из врачей Московской области. - Не забывать направлять их поголовно на УЗИ и анализы крови и мочи. Посещения больных, пришедших на прием первый раз, рекомендовали записывать как вызовы на дом. Сотрудникам посоветовали при медосмотре в школе у каждого ребенка находить какое-либо заболевание: страховые компании за здоровых детей врачам не платят. «Если придраться будет не к чему, пишите – аллергический ринит».
Это подтверждается и признаниями других медиков из других регионов.
«…нас инструктируют во время медосмотра в школе или детском саду ни в коем случае не писать, что ребенок здоров, потому что в этом случае страховая компания выплачивает меньшую сумму, и плюс к этому, нас больше проверяют. Поэтому обязательно нужно к чему-нибудь прицепиться. В то же время нам запрещают направлять детей на рентгенографию, чтобы экономить пленку. Зато можно направить ребенка на рентгеноскопию грудной клетки, при котором он подвергается жесткому излучению.
И все это называется реформой здравоохранения?
Тарифы одинаковы как для городских медиков, так и для сельских. Но если городскому врачу выполнение дневной нормы может дать одна многоподъездная высотка, то у сельского такой лафы нет. Более того, вызов в какую-нибудь отдаленную деревню километров за двадцать по разбитой дороге на разбитой машине может отнять у него полдня. А значит, и изворачиваться, чтобы выполнить «госзаказ», как здесь называют навязанные ФОМСом тарифы, приходится изощреннее. Причем, изворачиваться не для того, чтобы набить собственные карманы, а чтобы не дать умереть с голоду медперсоналу. Именно не умереть.

Потому что жить на те ставки, которые определены существующими минздравовскими тарифами, невозможно: тарифная ставка санитарки 2300 рублей в месяц, медсестры – 3000 рублей.

- У нас есть свой медицинский колледж, но мало кто из выпускников остается в районе, - жалуется главный медик Ефремовского района Нина Дементьева. – Устраиваются в богатые семьи Москвы или Подмосковья нянечками, сиделками, гувернантками, а приезжая, хвастаются перед своими однокурсниками, что получают на порядок больше их.

Так кто же на такую ставку пойдет-то, Нина Георгиевна? Вот сидим мы с санитаркой Шиловской больницы Лилией Бояршиновой и считаем. Да, получает на руки она не 2300, как определено тарифом. До минимального размера в 4733 рубля, ниже которого платить в стране запрещено, ей добавляет районный бюджет. Из этой суммы вычтут подоходный налог в тех же процентах, что и у миллиардеров Прохорова и Абрамовича. Заплатит она за газ, свет, воду полторы тысячи. Купит круп, сахара, соли, мыла, стирального порошка, предметы личной гигиены. Что остается? Ничего. Слава Богу, хлеб в магазине в долг дают. Продавец списочек завел в специальной тетрадочке. Так со следующей получки этот долг отдавать надо.
Посадить бы на этот тариф тех министерских чиновников, которые ополчились на сказавшего им правду в глаза детского доктора Рошаля. Хотя бы на месяц. Больше не выживут. Может, задумались бы, что творят. Не только со здравоохранением. С государством. С народом.
Но нет. Одни прикрываются необходимостью реформирования отрасли. Хотя, что это за реформирование, какие цели преследует и куда ведет, никто из практикующих медиков понять не может. «Они там понапридумывали, а мы тут живи», - говорят. Другие, как броней, прикрываются приказами и инструкциями, которые исходят от этих реформаторов.

- Существуют минздравовские приказы. Есть штатное расписание. Все соблюдается до каждой мелочи. И выплачивается столько, сколько положено, - говорит главный медик Евремовского района. Вот и возьми ее голыми руками.

Я пробую выяснить, каково мнение моей собеседницы по поводу того, что происходит с нашим здравоохранением. Как, впрочем, и с образованием.
Тысячами закрываются сельские школы и больницы. Следом уезжают из деревни последние ее жители. Затем умирают и сами деревни. Мы отступаем, как в войну, оставляя позади все большую территорию. Но в войну эти территории оставлялись врагу. А теперь-то кому?

- У нас нет мнения, - сухо обрывает мою патетику Нина Георгиевна. – У нас есть нормативы, которые надо выполнять. Это не обсуждается, это только выполняется.

В районной администрации считают, что все, что делается в здравоохранении, во благо. Да, было время, когда ФАП можно было расположить в любой комнатушке, которую выделит для него колхоз или совхоз. Сейчас другие санитарные правила и нормативы. И если ФАП или больница им не соответствуют, они не лицензируются. А за работу без лицензии полагается штраф в 170 тысяч рублей.

- Зато по региональной программе мы получили такое оборудование, какого никогда не получали за всю историю района, - говорит первый заместитель главы администрации Ефремовского района Владимир Фомин. – Два томографа, несколько искусственных почек, рентгеноборудование – на сотни миллионов рублей.

Правда, признается Владимир Иванович, работать на нем некому, специалистов не хватает.
Мы приехали в администрацию с пока еще главврачом Шиловской участковой больницы Натальей Литвин, чтобы прояснить, что же будет с людьми, которые подпадают под сокращение?

- Все они будут трудоустроены в центральную районную больницу.

От Шилова до райцентра 40 километров. Билет в оба конца на маршрутке стоит около сотни рублей. Считай, большая часть зарплаты уйдет на дорогу. Как предполагается, многие от такого предложение сами откажутся. И тогда будут уволены по собственному желанию.
Придется, видимо, санитарке Бояршиной идти на паперть. Другой работы в деревне нет. Совхозы и колхозы давно развалились. Остались торговля, пекарня, школа, детсад, полиция – все. Места там заняты. Но чиновники, которые сидят сейчас напротив меня, вряд ли войдут в ее положение.
«Сытый голодного не разумеет», - прямо говорю я чиновнице.
Вот, говорю, пройдет время, вы отойдете от дел. Как будут вспоминать о вас люди? Как о тех, кто, закрывая больницы и школы, разрушал деревни, села, страну?
Это задело.

- Да вы знаете, что мой папа, будучи зампредседателя райисполкома, открывал ФАПы, где только возможно, - вспыхнула Нина Георгиевна Дементьева. – Их в ту пору было 58. Я стала доктором и эти ФАПы закрываю. Сейчас их 23. Но через какой-то промежуток времени придет моя дочь и будет открывать их снова.

- Вы в это верите?

- Готова поспорить. Приезжайте лет через пять.

Боюсь, что приехать к тому времени будет уже некуда.



Источник: Столетие

[Машуня]

Как жаль деревню!!! Очень печально, что деревенские жители чувствуют себя брошенными государством. Согласно со СКИФОМ и Достоевским что для русского человека земля - это практически все. Казалось бы деревню оберегать надо, но почему получается наоборот?

[Rita]

Крестьянская А­тлантида

Альберт Сперанский 07.02.2012
В деревне Михайловка Канского района Красноярского края живет единственный житель Михаил Бабурин. Раньше Михайловку населял дружный, веселый, работящий народ. Здесь был конезавод, мельница, школа, садик, фельдшерский пункт. Почти все держали коров, телят, другую живность. На огородах все свое, свеженькое. После смены власти в стране, конезавод, мельницу закрыли. Молодежь разъехалась в поисках работы, остались одни старики. И они один за другим стали уходить. Веру Александровну увезли дети, бабу Таню тоже родные забрали. За Марией Захаровной никто не спешил, она хворала, врачей не было, Михаил лечил её, как мог. Умерла старушка, можно сказать, на его руках. Бабурин похоронил её и остался на десятки километров один. Ему некуда было переезжать, кто предоставит в городе жилье?
Так и стал жить "Робинзон" в одиночку. Держит стадо овечек, остальное съестное в огороде. Хотел ремонт сделать в своем доме, покрасить стены, все закоптилось. Потом махнул рукой, никто здесь не бывает. Правда, по весне медведь навещает, собаки его отпугивают, да и сам Михаил покричит, хозяин леса рыкнет и уходит в чащу.
В Красноярском крае 15 таких деревень, в которых живет по одному жителю. И так по всей России: в Кировской области, например, несколько десятков таких одиноких часовых, они стоят на охране забытых поселений. Единственные связные с большим миром здесь почтальоны. Они больше, чем работники связи. В любую непогоду, кто на лошади, кто на велосипеде, кто на машине, пробираются к людям, о которых большие люди в Кремле давно забыли. Привозят, пенсию, гостинцы. Старожилы делают им новые заказы. Провожают до околицы дорогих гостей, а потом по месяцу ждут новой встречи. Бывает всякое, Бабурин три месяца сидел без хлеба, все по списку почтальон привозил, а хлеб забывал. Михаил на него не сердился, стал приспосабливаться, молоть зерно древним способом, пек из этой муки лепешки.
Почтальоны среди заброшенных деревень, очень уважаемыми люди, ангелы с неба, социальные работники - все в одном лице. Труды таких спасителей, работающих в чрезвычайных ситуациях, нужно уважать, хорошо оплачивать, снабдить этих связников хорошим транспортом. Пока все это обслуживание происходит на энтузиазме и человеколюбие этих работников, государство не слишком понимает их роль.
Вот, например, Николай Семенов из Стоянцевского отделения почтовой связи Тверской области. От самой ближней до самой отдаленной деревни на его участке 50 километров. Зачастую это расстояние и на тракторе не проедешь. А Николай, где пешком, где на машине, тут, как тут. Знает, что его ждут. Кроме писем, газет, пенсий, привозит в отдаленное поселение необходимые лекарства, газовые баллоны, хозтовары, продукты. И самое главное, он сам, как весточка с большой Родины. Если потребуется, то и огород поможет вспахать, крышу залатает, забор подправит. Без такого связного, палочки-выручалочки, одинокие жители деревень пропадут.
На наших широких просторах умирают не просто деревни, а человеческие души, дичают люди, они теряют интерес к жизни, к труду, приходит осознание его бессмысленности. Зачем сеять, если нельзя продать. Налетают перекупщики, за копейки забирают урожай. Раньше закупали мясо и молоко прямо у порога дома, и с ценами не обижали. Чтобы село ожило, нужно реанимировать потребкооперацию, но государство не спешит с этим спасительным средством.
Окончательно добила село вертикаль власти, почти все налоги стали уходить наверх. Сельские муниципалитеты, оказались без своего бюджета развития. Нет денег, чтобы поддержать клуб, школу, фельдшерский пункт, дороги. Вся социальная сфера приходит в упадок, молодые уезжают, остаются одни старики.
Тысячи заброшенных сел. В Кировской области в деревне Марковцы за время наших реформ внутри заброшенного дома, в одной из комнат, успело вырасти мощное дерево, оно поднимает крышу, ветви сквозь доски тянуться к солнцу. Странное явление, к этому дереву перестройки пора экскурсии водить.
Попадаешь в заброшенную деревню, и словно в ад проваливаешься. Все ни по-человечески, как бы ты находишься во владение дьявола. В деревне Дресве Костромской области обитают несколько человек. Электрические провода до деревни срезали проходимцы. Сельскую дорогу зимой замело. А тут заболел Владимир Васильевич Лисин, в прошлом знатный человек, комбайнер, передовик. Телефона в Дресве нет, а нужна скорая помощь. Жена, Клавдия Павловна, укутала потеплее мужа, посадила его в деревянное корыто и поволокла в соседнюю деревню. Оттуда ещё можно было вызвать скорую помощь. Долго везла, километр за километром. Вот бы на холст положить эту картину. Заснеженное поле, одинокая фигура пожилой женщины, везущая своего любимого в корыте к врачу. И назвать картину: «Российский капитализм». Потом в деревне Семеновское ждали долго скорую помощь, старик не дождался её, умер. Вот такая она жизнь в этой глуши. В соседней деревне Васильево ушли на зимовку три жителя, а весны дождался только один. Запасаются старики ещё при жизни гробами, чтобы их похоронили хотя бы по-человечески. Держат этот пропуск на тот свет в сараях.
Чем же провинились наши крестьяне - старики, за что их под конец жизни мучают? Наверно, за то, что были честными тружениками, поднимали в колхозах наше сельское хозяйство. Выстраивали села, деревни, налаживали социалистическую жизнь. Может быть, за эту созидательность и сознательность мстит им нынешняя власть. Не умещаются эти люди со своей совестью в нынешней жизни, где все построено на воровстве и обмане.
Да и не только старикам трудно сейчас в деревне, в последние годы в России закрыто 12 тысяч сельских школ. Вот ещё одна примечательная картинка, достойная кисти художника, просматривается по утрам. Темень, снег метель. По заснеженной, ещё никем не протоптанной дорожке пробирается мальчуган с увесистым ранцем на хрупких плечиках. Это первоклассник спешит на автобус, ему нужно в школу, в дальнее село. Подвозят учеников на газелях, автобусах. Многие дети плохо переносят сельские дороги, вылезают из автобуса бледные, зеленые. И сразу за парту.
Чтобы успеть на автобус, детей нужно поднимать часов в шесть. Потом, примерно час в дороге. Долго приходится ждать школьное такси. К вечеру обратная дорога. Никакого отдыха и развлечений.
В Ярославской в деревне Ладейка, одна семья вообще отказалась от такого государственного издевательства над своими детьми. Стали их учить самостоятельно. Так эту семью затаскали по судам.
В царские времена на церковно-приходские школы финансов хватало. В послереволюционной разрухе в селе учили не только детей, но и взрослых в ликбезе. Никому и в голову не могло прийти закрывать школы во время войны. В селе нет музеев, катков, театров, школа в какой-то мере компенсировало все. Здесь были кружки, дружеские связи, теперь этого нет.
В США, оказывается, тоже есть свои малокомплектные сельские школы. Их там не закрывают, а наоборот открывают. В переводе на русский они называются «однокомнатными». Как выяснили социологи, среднее качество обучения там выше, чем в обычных школах.
В нашей стране, правительственные кабинеты заполнены не специалистами, а оторванными от настоящей жизни сказочниками. Вот сочинили концепцию по развитию сельских территорий. В этой концепции, как о деле решенном, написано о демографическом росте и создание условий для переселения людей в сельскую местность. Как эта придумка может сочетаться с закрытием сельских школ? В Тюменской области, когда прикрыли образование в селе Большие Уды, три доярки с детьми сразу сменили место жительства.
В сельской местности страшная безработица. Нет здесь настоящих хозяев. Реформаторы надеялись на фермеров, но их на первоначальном этапе срезали налоги, бандиты, различные поборы. Теперь сельское хозяйство стало полем деятельности для заезжих авантюристов. Они заставляют трудиться крестьян, забывая им выплачивать зарплату.
Страшным зрелищем, похожим на фильмы ужасов встречают даже не заброшенные, а населенные деревни. Большое стадо одичавших коров бродило по окрестностям деревни Ичково Холмогорского района Архангельской области. Работники племзавода, не получая зарплату, отказались работать бесплатно. Выгнали коров за ворота, перевели их на самообслуживание. Те стали промышлять по полянам, по огородам, подъедая у крестьян урожай капусты, моркови.
Хозяин племзавода, некто Эдил Зурушев, живет в Москве. На короткое время появился в Ичково, приказал забить несколько десятков голов, чтобы расплатиться с коммунальными долгами и выдать людям зарплату. Получив деньги, о зарплате забыл, снова скрылся.
Губит этот хозяин уже не первое стадо, с этого начал поднимать животноводство. Забыл запастись кормами на зиму, в результате, на племзаводе от голода пало в 2009 году 218 голов скота, из них 200 телят. Скотомогильник оказался переполнен, трупы телят собаки растаскивали по окрестностям.
Можно было прервать эти пытки, скопились большие долги по зарплате, разве это не признак банкротства предприятия? Для обеспечения долга, можно было забрать коров, продать их. Но для этого власти нужно было проснуться, хоть что-то делать. И она проснулась, дала 3 миллиона 369 тысяч рублей государственных дотаций Зурушеву. Эти деньги, как уверяют бывшие работники, в развитие фермы он так и не вложил, увез в Москву.
С помощью таких мошенников и поднимают наше сельское хозяйство. В Пензенской области выделили большие средства на развитие животноводства, а количество скота только уменьшается. Губернатор потребовал, перед тем, как выделять субсидии, чиновники хотя бы на немножко должны оторваться от своих кресел, съездить в район, познакомиться с хозяевами и хозяйствами. Стали ездить, подбирать кандидатуры для субсидий. Но местные зурушевы и здесь опережают, к приезду гостей перегоняют скот с одного места на другое, берут взаймы коров в других хозяйствах. Стоят коровы перед чиновником, как спросишь их, чьи они, где прописаны, где их родной хлев.
Как уничтожали российское село, со слезами на глазах рассказывал мне мой приятель из села Чулок Воронежской области, общественный корреспондент Александр Царев. В их селе был крупный совхоз, имелись четыре фермы крупнорогатого скота, свиноферма, птицеферма, многочисленные земляные угодья, огромный пруд, большой сад. Это был рай для человека, только работай.
После перестройки вместо совхоза стало ЗАО. Хозяева стали меняться почти каждый год, сначала почему-то вырубили совхозный сад, потом взялись за крупный рогатый скот. Стали вырезать скотину, день и ночь вывозили туши на машинах. Александр работал на ферме, обратился к районному прокурору, но тот не захотел даже слушать его. Так и стал Александр, как и большинство селян, безработным, в селе, где чернозем на метр глубины, плодородная земля.
Царев поехал на поиски работы в город, но нигде не удавалось надолго зацепиться. У него есть дом в деревне, но нет работы рядом. Где есть работа, нет жилья. На случайные заработки, крышу над головой не построишь. Миллионы таких бродяг из деревень, малых городов мигрируют сейчас по нашей стране. Сколько уже народа сломалось на этой дороге, стали бомжами. Царев работает сейчас охранником, очень рад, что ему разрешили ночевать тут же, в кладовке.
И все-таки в глухих краях живут люди, которые надеются, что деревня оживет, вернутся селяне, будут обживать снова свои дома. Пенсионер Митрофан Терехов из деревни Богатырь, той же Воронежской области, в ожидание этого чуда ухаживает за брошенными домами. Старается спасти их от разрушения, вырубает вокруг кусты, косит траву, подправляет дороги. Жена Митрофана во всем поддерживает мужа. Как освободится от домашних дел, сразу спешит ему на помощь. Они не могут даже подумать, что село умрет.
Да разве один такой Терехов? Раньше в деревне Щебенчиха Хабаровского крае жило около 300 человек. Потом её покинул весь трудоспособный народ, в конце концов, остался единственный житель Александр Ковалев. Он одержим идеей, восстановить Щебенчиху. Сначала ездил по окрестным поселениям, приглашал людей в свою деревню. И только недавно нашел добровольцев, в Хабаровске, среди бездомных. Сейчас в деревне пятеро, они живут коммуной, привели в порядок несколько домов, восстанавливают разрушенное деревенское хозяйство. Один из новых жильцов, Константин Кочетков, говорит, что именно здесь обрел не только жилье, но и смысл жизни.
Вот таких людей, как Александр Ковалев нужно подбирать для восстановления наших деревень, спасать нашу землю. Но власть закрылась в кабинетах, не выходит на простор, к простым людям, только делает вид, что решает задачи, занимается стратегией, на самом деле все пущено на самотек, отдано на откуп авантюристам.
Много говорят сейчас о сельскохозяйственной продукции, сельских жителей называют как-то примитивно - товаропроизводителями, а они ведь не меньше, чем пограничники, которые отстаивает нашу землю, нашу географию и историю от наступления дикой природы, от забвения. Село ведь не только «производственная площадка», это среда обитания, наши корни и лучшие традиции. Предки метр за метром отвоевывали у леса поля, передавали их по наследству своим детям, это наша культура, наши сказки, левитановские пейзажи, которыми мы восхищаемся. Нужно, прежде всего, дружить с землей, дать возможность ухаживать за ней, а уж она отблагодарит, накормит людей.

http://forum-msk.org...ic/8275432.html

Сообщение отредактировал Rita: 09 February 2012 - 22:43