IPB Style© Fisana

Перейти к содержимому


- - - - -

ВОЛКОГОНОВ, Дмитрий Антонович


  • Вы не можете ответить в тему
Сообщений в теме: 28

#1 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 29 January 2010 - 00:02

Профессиональный пропагандист и агитатор, ставший в перестройку известным антисоветчиком и фальсификатором истории


Прикрепленное изображение: 00718ch.jpg


Дмитрий Антонович Волкогонов (22 марта 1928, станица Мангут Кыринского района Читинской области — 6 декабря 1995, Москва) — историк, философ, государственный деятель. Генерал-полковник (1986).

Отец Волкогонова расстрелян в годы репрессий, мать умерла в ссылке.

Окончил Орловское танковое училище в 1952 году, Военно-политическую академию имени В. И. Ленина в 1966 году, адъюнктуру этой же академии.
В 1971 году защитил докторскую диссертацию «Социологический и гносеологический анализ проблем военно-этической теории (Мораль и война)». Служил в Приволжском и Киевском военных округах, занимал различные должности в политорганах; с 1966 работал в Военно-политической академии, с 1971 — в Главном политическом управлении СА и ВМФ.

Специалист по военно-этической теории, методологическим проблемам военной теории и практики, проблемам отечественной истории первой половины XX в.
С 1984 заместитель начальника Главного политического управления Советской Армии и ВМФ.
В 1988—1991 начальник Института военной истории Министерства обороны СССР. Избирался депутатом Верховного Совета РСФСР в 1985, в различные органы КПСС, делегатом ХХVII и ХХVIII съездов КПСС, XIX конференции КПСС.
В 1990 защитил докторскую диссертацию по истории «Сталинизм: сущность, генезис, эволюция»; в том же году был избран народным депутатом РСФСР, членом Совета Национальностей Верховного Совета РФ, был сопредседателем фракции «Левый центр — сотрудничество», координатором депутатской группы «Россия», членом Комитета Верховного Совета по вопросам обороны и безопасности; являлся советником Президента РФ по оборонным вопросам.
В 1991 снимается с должности по политическим мотивам.

Волкогонов разрабатывал вопросы взаимосвязи войны и морали, проблемы психологических войн. В последние годы в сферу научных интересов Волкогонова входила философско-историческая проблематика.
С 1991 председатель ряда комиссий правительства Российской Федерации и Президента Российской Федерации. Доктор философских наук, доктор исторических наук, профессор; член-корреспондент Российской академии наук.
В 1993 был избран депутатом Государственной Думы Федерального Собрания РФ первого созыва, был членом фракции «Выбор России», членом Комитета по обороне.
Написал более 20 книг по истории, философии, проблемам политики, среди последних работ — двухтомный труд о И. Сталине «Триумф и трагедия»; опубликовал свыше 500 научных и публицистических статей по актуальным вопросам политики, философии и истории; был вице-президентом международной ассоциации военных историков, членом правления Философского общества, общества «Знание», членом редколлегий «Военно-исторического журнала» и журнала «Знамя»; был награждён советскими и иностранными орденами, медалями; являлся лауреатом научных и литературных премий.

Одновременно ещё в книге о Сталине опирался при таком важном вопросе, как потери Красной Армии, на историка с плохой репутацией Б. В. Соколова.

Выступал за утверждение суверенного статуса России, за создание РАН, российского радио и телевидения, за передачу большей части союзных предприятий на территории России в подчинение российским органам. Был сторонником реформирования армии, превращения её в профессиональную.

В 1996 году трилогия Д. А. Волкогонова «Вожди» в шести томах («Сталин», «Троцкий», «Ленин») удостоена государственной премии Российской Федерации в области литературы и искусства.

Умер от рака мозга, похоронен в Москве на Кунцевском кладбище.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#2 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 08 February 2010 - 12:32

Волкогонов: от сталинизма к антикоммунизму

Генерал Д.Волкогонов войдет в историю как один из ключевых символов идейной беспринципности и политической продажности советской сталинистской бюрократии. После того, как в продолжение многих лет он делал карьеру разоблачителя "буржуазной идеологии", достигнув самых высоких постов в нескольких ипостасях бюрократической иерархии, в том числе руководителя политической пропаганды советской армии, он в продолжение нескольких лет горбачевской "перестройки" совершил быстрое идейное линяние и выступил как один из главных защитников ельцинской политики капиталистических реформ, а также в качестве горячего апологета той самой идеологии, борьбе против которой он формально посвятил большую часть своей жизни.

Используя свои монопольные права на доступ к архивным документам, генерал Волкогонов выпустил несколько книг, в том числе биографии Троцкого и Ленина, где он, разоблачая старые мифы сталинской школы исторических фальсификаций, нагромоздил при этом огромное количество новых, приспособленных к новым задачам бывшей советской номенклатуры.

Восторженно встреченные властью "новой России", исторические оценки и суждения Д.Волкогонова до сих пор имеют широкое хождение и известное влияние. Мы неоднократно обращались к критике этих идей. Достаточно указать развернутую статью В.Роговина "Волкогоновский Троцкий" в # 7 "Бюллетеня Четвертого Интернационала" (декабрь 1993 г., с. 189-210) и заметку на смерть Волкогонова в бюллетене "Рабочий-Интернационалист", # 8 (февраль 1996 г., с. 35-36). Тема однако далеко не закрыта. В настоящем выпуске мы помещаем еще один материал, посвященный вопросу разоблачения исторических фальсификаций генерала Волкогонова.



Феликс Крайзель (Бостон)

5 -го декабря в Москве умер один из сталинистских, антикоммунистических лжеисториков. Генерал Дмитрий Волкогонов взобрался на верх советской иерархической пирамиды по трем направлениям: с военной стороны он достиг чина генерал-полковника, в роли историка он возглавлял Институт Военной Истории, и, как надежный партиец, он был заместителем начальника Политического Отдела Советской Армии при ЦК КПСС. Волкогонов покинул терпевшее крушение судно компартии достаточно рано, чтоб занять место главного помощника Ельцина по делам военной истории. С 1992 года он был одним из трех советников Ельцина в вопросах, связанных с классификацией, публикацией и открытием тайных архивов, и неоднократно ездил в США и другие страны, представляя своего "демократического" шефа.

Волкогонова следует определить как придворного историка. Такие бряцающие медалями и позолотой слуги правящих элит специализируются в изобретении исторических мифов, необходимых двору и заказанных двором. Каждый король, Папа Римский, царь и президент нуждается в таком лакее, в мастере приукрашивать и расхваливать своих господ, искусном схоласте, путающем и морочащем головы народу, таким способом защищая и охраняя этот отвратительный режим. Генерал Волкогонов войдет в историю в качестве одного из главных практиков того, что Троцкий метко назвал "сталинской школой фальсификаций". Карьера Волкогонова образно показывает антимарксистскую и антикоммунистическую сущность сталинизма.

Волкогонов был воспитан историографической школой (а позднее и возглавил ее), которая была на редкость грубой и примитивной. В отличие от своих западных коллег сталинистские историки не видели нужды писать связные рассказы, хоть как-то соответствующие историческим фактам. Невский, Ярославский, Гусев, Жданов, Суслов и Волкогонов выдвинулись вперед благодаря замалчиванию фактов, зажатию ртов и убийству свидетелей, переработке учебников истории на макулатуру, многократному изобретению новых мифов. Правящая элита нуждалась в огромных дозах лжи именно потому, что она сама являлась живым подлогом. Сталинская бюрократия притворялась коммунистической, но не следовала учению Маркса; она выдавала себя за прогрессивную и революционную, но являлась одной из наиболее реакционных сил в истории, она даже отрицала собственное существование, хотя являлась наиболее видной, раскормленной, извращенной и злокачественной язвой советской системы.

Образованная публика в Соединенных Штатах должна была быть тем более удивлена тем сногсшибательным приемом, которым были встречены последние работы Волкогонова. Американский исторический истэблишмент вышел из себя в восхвалении и распространении этих томов. Их моментально перевели с русского языка, рецензии на них появились во всех уважаемых журналах, и эти рецензии были, в огромном своем большинстве, лестными и некритическими. Ввиду того заслуженного презрения, с которым западные историки встречали прежде каждый советский труд, это отношение казалось поразительным. Мы вернемся к "критикам" позже, но пока обратим наше внимание на сами книги.

Эта статья не ставит себе задачу дать основательный анализ каждого лживого мифа, сочиненного Волкогоновым на тысячах страниц его последних монографий: анти-биографий Сталина, Троцкого и Ленина. Основная причина: эти книжки трудно читать с начала до конца; они лишены, мягко говоря, образовательного значения и душат интеллект читателя. Они не дают стройного и связного представления о событиях. Совсем наоборот, их форма такова, что предотвращает какое-либо последовательное повествование (это особенно касается последней книги о Ленине). Автор скачет из одной эпохи в другую, вырывает факты из их исторического и хронологического контекста, без конца проповедует о высшей морали и нравственных императивах, предает героев анафеме и на каждой странице нагромождает одну ложь на другую. Поэтому я попросту опишу некоторые из наиболее поразительных фальсификаций в этих трех работах.

1988: "Триумф и трагедия" - Сталин

В своей биографии Сталина, вышедшей в 1988 году (по словам автора, он написал ее еще до 1985 года), Волкогонов все еще дает нам традиционный взгляд на Ленина и Октябрьскую революцию. Согласно Волкогонову, Ленин был гением, а Октябрьская революция являлась его выдающимся достижением и славной ступенью в истории человечества. Но мы не найдем в этой книге исторического описания или анализа этого эпохального события. Эта книга лишь в одном отличается от сотен других, изданных в Советском Союзе между 1956 и 1985 годами: Волкогонов получил разрешение ссылаться на документы, хранящиеся в спецхранах, и книжка цитирует сотни засекреченных до той поры документов. Эти цитаты вовсе не изменяют общего ортодоксального постсталинского (то есть вышедшего после смерти диктатора и разоблачений ХХ-го съезда) сталинистского тона автора.

Вот несколько примеров лживой, отчасти просто нелепой позиции автора:

"Николай II, при всей его заурядности, долго и довольно умело лавировал, искал компромиссы, готов был идти на частичные уступки буржуазии, лишь бы сохранить монархию" (том 1, ч. 1, стр. 52). Это странное замечание является одним из немногих, описывающих царский режим и общественные, политические и экономические условия, существовавшие в российской империи. Мы попросту не в силах понять из подобных слов, отчего произошла Революция. Так или иначе, это описание Николая II как искусного политика бьет не в глаз, и даже не в бровь, а в белый свет как в копеечку.

"Известно, что организационная подготовка восстания была возложена на Военно-революционный центр из членов ЦК (куда вошли пять человек, в том числе и Сталин), а также на Военно-революционный комитет (ВРК) при Петроградском Совете..." Этот мифический Военно-революционный центр большевиков, который якобы помогал Военно-революционному комитету Петросовета, возглавляемому Троцким, являлся одной из основных фальсификаций сталинизма. Эта ложь родилась в середине 20-х годов, чтобы приписать Сталину ту руководящую роль в Октябрьском восстании, которой обделила его история. На следующих страницах Волкогонов описывает этот момент правильно, то есть что Троцкий руководил восстанием, а Сталин неизвестно где пропадал. Нам представляется, что цель Волкогонова состоит в том, чтобы поставить сталинскую ложь и правду Троцкого на равную ногу, и оставить это событие неясным для читателя, где якобы оба соперника попросту восхваляют себя.

Книга 1, часть 1-я: описывая последние годы жизни Ленина, Волкогонов занят сложной акробатикой, направленной на умаление роли Троцкого и его борьбы против Сталина. С одной стороны, Ленин хочет сместить Сталина, с другой стороны, Ленин не желает войти в блок с Троцким. Волкогонов наиболее груб на странице 183, на которой он обвиняет Троцкого в искажении "Завещания" Ленина: "Троцкий прилагал постоянные усилия, чтобы привлечь внимание к "Письму...", вырывая из него отдельные фрагменты и изменяя их до неузнаваемости".

На стр. 256 Волкогонов фактически обвиняет Троцкого в ответственности за убийство Сталиным членов собственной семьи Троцкого: "Трагедия семьи Троцкого, где в конечном счете погибли все дети в результате кровавого водоворота, в который втянула их борьба отца со Сталиным, придала изгнаннику ореол мученика в глазах Запада". На последующих страницах Волкогонов обвиняет Троцкого в предательстве собственной страны: "Для Троцкого наступило десятилетие самой активной борьбы против Сталина, а порой вольно или невольно и против государства, которое на первых порах он помогал активно создавать и защищать" (стр. 259); в фальсификации истории: "Он продолжил издание своих сочинений, часто не останавливаясь перед фальсификациями, натяжками, измышлениями с единственной целью: больнее уколоть Сталина..." (там же); и в славянофобском шовинизме: "... Эти славянофобские, по сути шовинистические высказывания..." (там же, стр. 260).

Эта книга была опубликована в 1988 году, когда Горбачев продолжал рядиться в одежды "демократического коммуниста" наподобие Бухарина. В соответствие с политическими потребностями Горбачева Волкогонов изо всех сил пытается представить Бухарина в положительном свете. Это особенно видно во второй части первой книги, в главе "Диктатура или диктатор?" Миф Волкогонова заключается в том, что про-НЭПовская программа Бухарина якобы являлась настоящей альтернативой тоталитарному курсу Сталина. В его рассказе опущено быстрое моральное перерождение Бухарина, которое сопровождало его политическое перемещение с левого фланга партии на ее правый фланг. Хотя Троцкий рассказал об этом давным-давно, советский читатель узнал об этих фактах лишь в 1991 году с публикацией в журнале "Известия ЦК КПСС" # 8 циничных афоризмов Бухарина по поводу "Завещания" Ленина и борьбы других лидеров против Троцкого. В интересах истории мы приводим здесь два из этих афоризмов:

"Если хочешь быть наркомвоеном, ругай Троцкого".
"Завещания (в отличие от заветов) выполняй всегда наоборот".

Но пойдем дальше.


1990-1991: биография Троцкого

В начале 1991 года Волкогонов закончил свою биографию Троцкого. В предыдущей книге о Сталине он уже начал выполнять социальный заказ сталинистского режима реставрации: отрицание того, что Троцкий представлял собой социалистическую альтернативу сталинизму. Работая над новым двухтомником, Волкогонов находился под давлением двух противоположных тенденций. С одной стороны, некоторые труды Троцкого, в частности его "Преданная революция", уже появились в Советском Союзе. Чтобы сохранить собственный авторитет Волкогонову приходилось давать более или менее правильное описание жизни и деятельности Троцкого. С другой стороны, Волкогонов уже покинул Горбачева и старую союзно-партийную иерархию и поставил ва-банк на шайку приватизаторов и антикоммунистов вокруг Ельцина. Равнодействующей этих противоречивых сил оказалось безобидное, хотя примитивное и куцее описание жизни Троцкого. В нем все еще не заметна какая-либо живая история, но по крайней мере почти нет грубой лжи.

Интересно взглянуть на изменившуюся оценку, которую Волкогонов дает общемировому, международному миросозерцанию Троцкого. В 1988 году Волкогонов обвинял Троцкого в ненависти к славянам и антирусском шовинизме. В 1991 году Волкогонов поздравляет Троцкого за его глубокое проникновение в европейскую культуру, расхваливает его познания в области западной литературы, искусства и психологии и льстиво пишет:

"Пожалуй, ни один российский революционер того времени не был большим "европейцем", чем Троцкий" (том 1, стр. 94). Честно говоря, я бы рекомендовал читать известных западных биографов Троцкого, например Исаака Дойчера, Альберта Глотцера или Роберта Вистрича, которые не меняют своих оценок с такой молниеносной быстротой по приказам сверху.

1993-1994: биография Ленина

К этому времени Волкогонов уже завершил перестройку своих историко-политических воззрений. В 1988 году он был "марксистом-ленинистом": Ленин был святыней, Сталин был падшим ангелом, Троцкий был антикоммунистическим предателем и антисоветским врагом народа. К 1990 году Волкогонов призрел свет демократии и стал космополитическим демократом, пекущемся об идеалах добра, общечеловеческой морали и гуманности. Но в этой новой книге Волкогонов призрел другое светило. Матушка-Русь стала теперь его поводырем в жизни. Православие и русский патриотизм стали мерой вещей. Между тем, он узнал, что Ленин был злым гением, задумавшим этот ужасный Октябрьский путч. Сталин был верным ленинцем, пошедшим по стопам своего наставника. Троцкий был, есть и во веки веков будет мерзким Демоном революции, худшим тираном, чем Сталин и т.д. Аминь!

Эту книгу читать еще труднее, чем две предыдущие. Нить повествования теряется, пока Волкогонов тащит нас в разные места, к разным лицам и временам, лицемерно ораторствует о высокой морали и религии. Нелепости и внутренние противоречия рассказа Волкогонова явны. Используя всеобщее осуждение марксизма и со стороны западных, и со стороны экс-сталинистских "историков", он опускается до описанного Оруэллом метода Большой Лжи. Вот несколько примеров:

Описывая начало Первой Мировой войны: "Император российский, Николай II, незаслуженно забытый как царь-миротворец, пытался остановить бойню" (том 1, стр. 183). Дальше Волкогонов, вопреки историческим фактам и здравому смыслу, продолжает расхваливать Николая.

Волкогонов воскрешает старую ложь о германском золоте, которое якобы финансировало большевиков в 1917 году, и о Ленине как немецком агенте. Его доказательства - те же самые намеки на Ганецкого и Парвуса, которые были давно уже опровергнуты серьезными историками. Несмотря на свою долгий и привилегированный розыск новых доказательств во всех сверхсекретных архивах СССР, Волкогонов не смог найти ничего более свежего и убедительного, и на странице 200 он вынужден признаться в своей неудаче: "Я не могу категорически утверждать, что после моей книги все в этом вопросе станет ясно. Нет. Тайна сия велика".

Перелистывая страницы дальше, мы находим следующую нелепость:

"...Православие глубоко гуманистично по своему духу. Оно никогда не знало инквизиции, не жгло еретиков на кострах, не организовывало религиозных крестовых походов. Православие всегда осуждало насилие" (том 2, стр. 225). Если мы вспомним про кровавые еврейские погромы с попом и святой иконой во главе толпы погромщиков, или об анафеме, которой предала православная церковь Льва Толстого за его философию, смешанную из миролюбия и пасторальной веры, или о процессе Бейлиса в 1912 году, когда царское правительство и Святой Синод обвинили евреев в ритуальном убийстве христиан, - когда мы вспомним об этих исторических фактах, мы должны задать себе вопрос: что это, глупая шутка Волкогонова, или он принимает нас за идиотов?

Интересно проследить изменения в мировоззрении Волкогонова. В этой своей последней книжке "демократический гуманист" 1991-го года исчезает и на его месте мы видим великодержавного русского держиморду и монархиста. Волкогонов вспоминает старые сталинистские инсинуации о ненависти Троцкого к России и ко всему русскому, но в этой книге бросает это обвинение по адресу... Ленина. Он осуждает Ленина за "непристойное отношение к России и русским" (том 1, стр. 31) и называет его мироощущение "интернационально-космополитическим" (там же, стр. 52). Как мы знаем, "космополит" являлось иносказательным сталинским выражением в отношении евреев и в определенные периоды служило официальным призывом к погромам. Волкогонов в главе 1, "Дальние истоки", тщательно расследует нерусских (немецких, шведских и еврейских) предков Ленина и в этом изучении напоминает нам о теоретизировании Альфреда Розенберга, одного из расовых специалистов Гитлера.

Взятый в общем и целом, метод Волкогонова в этой книге представляет собой беззастенчивую антиисторическую амальгаму: смешивание разных событий и исторических контекстов. Осуждая антидемократические действия Ленина, Волкогонов забывает об обстановке Гражданской войны, блокады и интервенции. Читателю стоит задуматься, а как же нам оценить ужасно антигуманные действия Джорджа Вашингтона, когда он подавлял сторонников Великобритании в штате Нью-Йорк во время американской войны за независимость, или как нам судить о жестоком приказе, отданном Авраамом Линкольном генералу Шерману, сжечь и опустошить штат Джорджию во время похода северян к океану в годы американской Гражданской войны?



Национальный вопрос

Волкогонов повторно клеймит большевиков, и особенно Ленина, за их "предательство" в 1918 году при подписании унизительного и вредного мира с Германией. Волкогонов расценивает этот мирный договор как позитивное доказательство того, что Ленин предал интересы России. "Для него (Ленина) революция, власть, партия были неизмеримо дороже России. Ведь он готов был отдать без колебаний половину европейской России немцам, лишь бы сохранить свою власть!" (том 1, стр. 52). Но в другом месте Волкогонов сожалеет, что Керенский не удержал власть через посредство... сепаратного мира с Германией! (там же, стр. 285). Еще знаменательней являются факты, которые Волкогонов оставляет за порогом своей книги: сотрудничество в 1917-18 годах между царскими генералами и их бывшими германскими противниками: например, Маннергейм в Финляндии, Скоропадский на Украине, Краснов на Дону, А.П. Родзянко и Юденич в Эстонии и прочие.

Вот что пишет по этому поводу гораздо более вдумчивый и правдивый историк: "Было бы трудно преувеличить значение советской национальной политики в ее исторической обстановке или в ее конечном влиянии. С самого начала она явилась ключевым фактором в поразительном успехе Ленина в деле воссоединения почти всех бывших владений царей после дезинтеграции и развала войны, революции и гражданской войны" (E.H. Carr, "The Bolshevik Revolution", том 1, стр. 379).

Мы могли бы сопоставить национальную политику волкогоновского шефа с принципиальной и в конечном итоге успешной политикой Ленина. В 1990-91 гг. Ельцин применил националистические лозунги против Горбачева. Поддерживая русский национализм против горбачевских лозунгов "советского патриотизма", а также против явного экономического преимущества, которое приносит большое объединенное государство, Ельцин содействовал расколу Советского Союза на отдельные части, чтобы потом заграбастать самый большой кусок - Россию. Затем он попытался управлять Российской Федерацией опять-таки на основе идей русской нации и ее первенства. Эта близорукая политика привела к нынешней кровавой катастрофе в Чечне и к растущим проблемам в каждой провинции России, невзирая на состав населения любого отдельного региона, русского ли, или составленного из татар, ненцев или чеченцев. Распри между соседними районами, и между провинцией и столицей растут; местные элиты жадно хватают все добро и ресурсы, и Россия в целом стоит перед угрозой развала.


"Идеалы" Волкогонова

Опыт Волкогонова в его длинном подъеме к верхам советской иерархической пирамиды с ее трех сторон (военной, партийной и научной) приучил его быть весьма чувствительным к глубинным общественным и историческим нуждам этой элитарной среды. Для нас будет очень полезно присмотреться, какой именно политический режим он рекомендует в последнее время. Он пишет о событиях, приведших к Февральской революции: "Но в целом, несмотря на тяжелое положение, Россия еще далеко не исчерпала всех материальных и духовных ресурсов продолжать войну... Однако царский режим, ставший в известном смысле думским, проявил свою неспособность управлять государством в критической ситуации" (том 1, стр. 188). Другими словами, благотворное самодержавие Романовых было подкопано конституционными реформами 1905 года. Волкогонов, правда, тут же виляет хвостом и в испуге отбегает, нюхая ветер своим чувствительным носом. В следующем предложении он противоречит себе и критикует Николая II за занятие поста главнокомандующего. Но на следующей странице он собирается с духом и открыто заявляет: "В силу извечной традиции Россия привыкла к государственному единоначалию, персонифицированному в облике конкретной личности".

Мы знаем о сильных монархистских движениях среди русских (равно как и украинских, казахских и т.д.) правящих кругов. Различные силовые элиты: фальшивые коммунисты Зюганова, фальшивые демократы и либералы вокруг Ельцина и фальшивые либеральные демократы Жириновского, - все они склоняются к принципу сильного вождя. Все они фетишизируют государственную власть, все они поклоняются тотемным символам Бога и Монарха. Волкогонов выполняет здесь социальный идеологический заказ правящей элиты по оправданию установления авторитарной, возможно, даже наследственной государственной власти, - все конечно, во имя и для блага России.

Волкогонов вовсе не единственный лжеисторик, обеляющий империю Романовых и ратующий за возвращение к самодержавному наследственному правлению. На моей книжной полке стоит томик русской истории, опубликованный в 1993 году в Институте Плеханова под руководством ответственного редактора профессора Ш.М. Мунчаева. Эта скромная книжка тоже ревизует историю русской империи соответственно монархистским взглядам. Религиозная кампания, пытающаяся канонизировать Николая II, сопровождает эту ревизию истории, и множество политических и военизированных клубов и организаций агитируют за реставрацию монархии.

Если марксистское воззрение на первенство материи над идеологией нуждается в добавочном доказательстве, то это молниеносное изменение в философских и моральных идеалах Волкогонова и всего поколения "советской интеллигенции" предоставляет нам весьма убедительный довод. Вот объяснение этого чудесного превращения, описанное пером самого Волкогонова: "К слову, свой двухтомник о Сталине я писал до 1985 года, когда не мог знать все эти документы... А мы все, и я в том числе, безгранично верили в "величайший гуманизм" пролетарского вождя" (том 1, стр. 143-144). Объяснение, будто главный советский военный цензор и пропагандист был просто одурачен - какая глупая ложь! Волкогонов в течение многих лет пользовался редкой привилегией доступа и к архивам, и ко множеству томов западных историков. К слову, этот "демократ" не счел нужным просто опубликовать эти горы документов, чтобы мы, простые смертные, могли сами их судить. Нет, он контролировал и охранял эти материалы и использовал все эти ограничения в свою пользу.

Но в конце концов, какую научную пользу, что нового извлек Волкогонов из этих засекреченных архивов? Что нового (нового для читателя на Западе) появилось в свет? Мы знали о Красном Терроре во время Гражданской войны. На Западе печатались тысячи книг, осуждавших закрытие большевиками Учредительного Собрания в январе 1918 года; гораздо меньше публикаций осудило расстрел российского парламента Ельциным в октябре 1993 года. Большевики не утаивали своего террора. Наоборот, следуя примеру якобинцев Великой Французской революции, они громогласно провозглашали террор, так как публичное заявление о терроре являлось одним из наиболее эффективных средств победить в Гражданской войне и во Франции, и в России.

Нет, корни стремительного превращения Волкогонова из "атеистического марксиста-ленинца" сначала в гуманиста-демократа, а вскоре и в богобоязненного русского националиста лежат не в интеллектуальном освобождении ученого историка. Причины этой идеологической метаморфозы более грубы и низменны, они тесно связаны с идеологическими нуждами жадной и преступной русской буржуазии. Эта буржуазия является социальным слоем, прошлое которого состоит из злоупотребления служебным положением, грабежа государственных ценностей, а затем преступной спекуляции этим награбленным. Будущее этого слоя-класса весьма проблематично: все события говорят, что российская промышленность и все хозяйство идут к гибели. Так называемое возрождение русского капитализма, о котором трубит ельцинское окружение, имеет много общего с культом воскрешения мертвых, Вуду. (В защиту Вуду, этот культ занимается воскрешением свежих трупов, а русский капитализм почил в бозе около 80 лет тому назад). В материально-историческом смысле российский капитализм сыграл в ящик в 1917 году и воскреснуть не может. Поэтому идеологи капитализма и обращаются к мифам, шаманам, реликвиям святых и царей и к другим сверхъестественным чудесам.


А западные критики?

В течение последних 60 лет западная историография заслуженно презирала историческое вранье и фальсификацию сталинской и постсталинской России. Тем более поразительно, что в отношении сборников противоречивых мифов и уверток, вышедших из под пера Волкогонова, вся элита западных историков сообща потеряла свою способность критиковать, и все они занялись лестью и хвальбой.

Мы не намерены тратить время читателя дотошным анализом всех рецензий на книги Волкогонова, которые появились в самых престижных журналах за последние пять лет. Этих рецензий слишком много. В них есть нечто общее: они все уделяют больше внимания автору, чем самому материалу книг.

Такой сдвиг внимания отчасти оправдан. Крах СССР показал нам поразительный феномен: правящий слой могучего государства сознательно и намеренно сверг собственную систему и почти поголовно осудил идеи и принципы, которые он же в течение многих десятилетий, с огромным упорством и жестокостью, утверждал. Роль Волкогонова как одного из главных пропагандистов этого слоя становится ясна. Он должен был побыстрее изобрести новые исторические мифы и закамуфлировать в них слишком уж отвратительную рожу Ельцина. Занятно поглядеть на эту идеологическую акробатику постсоветской интеллектуальной элиты!

Но от критика этот факт требует еще большего внимания и осторожности, он не может принять уверения Волкогонова за чистую монету, он обязан проверить его свидетельства под микроскопом, подумать, кто выигрывает от этих новых мифов. К сожалению, большинство рецензий были написаны не в целях науки, а из-за весьма определенных политических причин. Анализ тона выступлений политического центра Америки по поводу исторических фальсификаций Волкогонова обнажает идеологию правящего класса.

Например, одна из первых таких рецензий, статья Давида Ремника о волкогоновской биографии Сталина в "The New York Review of Books" от 5 ноября 1992 года еще недоумевает по поводу Волкогонова: "Волкогонов не дает нам поводов для оптимизма. Он опубликовал дюжины книг и монографий на темы военной идеологии, и ни одна из этих книг не давала даже намеков на какую-то независимость автора, его усилия или критическую мысль". Ремник замечает по поводу книги: "Волкогонов не нашел ясных ответов на загадки истории". Но в конце первой части своей статьи Ремник пишет, что "книга все же успешна", так как она сыграла определенную культурную миссию внутри Советского Союза в разоблачении и демистификации Сталина и советской иерархии. Затем Ремник уделяет остальные три четверти своей статьи описанию Волкогонова в роли Давида, побеждающего советского Голиафа. Этот сдвиг внимания от исторического предмета к восхвалению и идеализации Волкогонова характеризирует почти все дальнейшие рецензии.

Хотя биография Троцкого была опубликована на русском языке в 1991 году, за три года до публикации книги о Ленине, большинство критиков обратили свое внимание именно на последнюю работу. Уильям Таубман задал тон всем таким своекорыстным работам статьей в "New York Times Book Review" от 13 ноября 1994 года: "Антикоммунисты Востока и Запада уже давно утверждали, что преступления Сталина исходят непосредственно от самого Ленина. Мистер Волкогонов теперь тоже пришел к этому уничтожающему мнению о своем бывшем кумире". Именно антиленинизм и антикоммунизм Волкогонова привлекли растущую лесть всех дальнейших статей, а вовсе не сущность его "научно-исследовательской работы".

Роберт Конквест, старейшина американских советологов, замечает эту ненависть к Ленину и развивает ее дальше: "Одержимость (Ленина) в отношении к сплошному уничтожению поразила меня как даже более преобладающая, более серьезная, чем у Сталина" ("The New York Review of Books", 8 июня 1995 г.). Мы отметим это предпочтение Сталина Ленину и лишь подчеркнем, что мистер Конквест разделяет его со множеством разных политических течений: в 1930-е годы друзья и сторонники Сталина включали фабианских социалистов Сиднея и Беатрис Веббов, Епископа Кентерберийского, группы русских фашистов за границей, в 1939 году этот обширный круг включил Гитлера; даже президент Рузвельт встал на сторону Сталина против обвиняемых в печально знаменитых Московских процессах. Сегодня защитники Сталина находят в своих рядах Патриарха Тихона (в прошлом стукача КГБ), вождя "русской Компартии" Геннадия Зюганова, некоторые течения в различных "компартиях" на Западе и многих ученых советологов (а в России западников), которые с сожалением вспоминают об обеспеченности и постоянности времен Холодной войны.

Среди этого хвалебного хора нам интересно услышать отдельные несогласные голоса. Рой Медведев в своей статье в скромном леволиберальном журнале "The Nation" от 30 января 1995 года обращает наше внимание на некоторые немаловажные факты. Во-первых, Волкогонов злоупотребил своей позицией "как один из трех людей (вместе с Рудольфом Пихоей и Н. Покровским), кто с 1992 года управлял Госкомитетом Архивов", чтобы монополизировать доступ к архивам. Во-вторых, хотя и называя книгу Волкогонова "полезной", он заявляет, что "специалисты предпочли бы, вероятно, простую публикацию в нескольких томах всех ранее неопубликованных документов Ленина". В-третьих, он критикует Волкогонова за "увертку от настоящего анализа" личности Ленина. В-четвертых, Медведев замечает, что Волкогонов "перепрыгнул через большие периоды жизни Ленина", и что "Волкогонов почти ничего не пишет о ленинизме и об отношении ленинизма к марксизму и к другим социалистическим течениям в Европе и в России". В-пятых, Медведев замечает, что "в этих новых документах нет ничего потрясающе нового, ведь даже советское издание Собрания Сочинений содержит аналогичные материалы в последних десяти томах". В итоге, Рой Медведев, человек с гораздо более длительным и заслуженным, по сравнению с Волкогоновым, прошлым оппозиционера и ученого историка, заключает, что книги Волкогонова малоценны с точки зрения исторической науки.

Известный американский историк Теодор Дрейпер написал рецензию другого типа. В "The New York Review of Books" от 4 апреля 1996 года Дрейпер описал некоторые важные места в биографии Троцкого и пришел к выводу: "Книга Волкогонова почти не добавляет ничего нового или удивляющего... Она не заменяет работы Дойчера... но добавляет достаточно деталей, чтобы представить собой небольшой вклад в значительную библиотеку, которая накопилась вокруг жизни и деятельности Льва Троцкого". К сожалению, воспитательное значение этой рецензии было подорвано следующим заявлением Дрейпера в том тоне, что история якобы современного значения не имеет: "Для большинства людей Троцкий превратился во все более тускнеющее воспоминание, и его пророчества, каковы бы они ни были, принадлежат к ушедшему веку". В устах историка это поразительное заявление. Если мы относимся к истории как к науке, а марксисты так и делают, то анализ Троцкого и его предвидения ("пророчества", если угодно) должны быть проверены в свете нашего опыта и современных событий.

Прав был Троцкий или не прав в "теории перманентной революции", которая предусмотрела социалистический характер предстоящей Русской революции? Был ли Троцкий прав в оценке термидорианской бюрократии в СССР? Был Троцкий прав или не прав в своем анализе противоречивого и переходного характера Советского Союза? Был Троцкий прав или нет, предлагая политику единого фронта в качестве средства борьбы против победы Гитлера в Германии? Верно ли оценивал Троцкий события, ведущие ко Второй Мировой войне? Прав ли был Троцкий в своей защите ленинской концепции революционного авангарда? Оправдывают ли события защиту Троцким анализа противоречий капитализма, сделанного Марксом? Если история является наукой, то мы должны оценить общественные теории в свете опыта. Дрейпер предпочитает отвечать: "мне все равно".

Гораздо более весомый вклад в дело исторической правды был сделан Даниэлем Сингером в журнале "The Nation" от 25 марта 1996 г. Это замечательная статья, и она заслуживает того, чтобы прочесть ее целиком. Сравнивая Дойчера и Волкогонова, Сингер пишет: "Пропасть отделяет вдохновленного писателя от посредственного писаки, историка-мечтателя от идущего в ногу с модой закройщика, социалистического мыслителя от обращенного в иную веру сталинистского халтурщика".

Мы закончим этот обзор рецензий взглядом на статью в "The New York Times Book Review" от 24 марта 1996 г., написанную американским придворным историком Ричардом Пайпсом. Пайпс сделал себе имя и карьеру, делая анализ сильных и слабых сторон советской национальной политики. В своей ранней книге (она была написана в 1948-53 гг.) "Основание Советского Союза" он писал: "Вся большевистская национальная программа была нацелена на привлечение национальных симпатий путем щедрых предложений национального самоопределения", и дальше: "По мнению Ленина, нужно было лишь показать дружеское, миролюбивое отношение к нерусским подданным". Пайпс в то время исследовал сильный и победоносный Советский Союз вскоре после его победы над фашизмом и разъяснял Пентагону, в чем заключаются сильные стороны врага.

Ни Пайпс, ни его остальные коллеги-советологи не предвидели краха Советского Союза и его предательство собственной правящей элитой. Но после этого краха они, с одной стороны, чувствуют, что военная необходимость в реалистичной оценке "коммунистической" силы стала ненужной, а с другой стороны, бывшие противники антикоммунистической лжи и фальсификаций исчезли. Поэтому в этой статье мы наблюдаем удивительное явление: антикоммунист Пайпс перенимает сталинскую клевету против Троцкого. Вот примеры:

* # 1: "Безмерно тщеславный, заносчивый, часто грубый, он (Троцкий) был органически неспособен к коллективной работе, которую большевистская партия требовала от своих членов".
* # 2: "Ленин ценил жестокость Троцкого, его презрение к человечеству и его выдающиеся литературный и ораторский таланты. Но он придерживался весьма низкого мнения о его политических и административных способностях".
* # 3: "Он (Троцкий) пальцем о палец не ударил, чтобы помочь жертвам погромов на Украине в 1919-20 гг."
* # 4: "После 1920 года Ленин все чаще советовался со Сталиным, а не с Троцким".
* #5: "Именно он (Сталин) являлся учеником и законным наследником Ленина".

##... Но в этой небольшой статье содержится слишком много вранья, чтобы перечислить его. Мы наблюдаем за работой антикоммунистического истерика, а вовсе не писателя, еще менее историка. Пайпс даже опускается до кровавой клеветы, использованной Сталиным во время известных Московских процессов, будто "Троцкий и его сын и ближайший сотрудник, Лев Седов, часто говорили и писали о том, что нужно свергнуть сталинский режим и убить самого Сталина".

Волкогонов умер, но по обе стороны океана продолжают жить и врать множество клеветников. Фантастическая природа фальсификаций Пайпса обнажает отчаянность и неуверенность в себе, которую чувствует правящий класс Америки.

Волкогонов умер, и единственное, о чем можно при этом пожалеть, так это о потере столь надежного барометра, отражавшего намерения кремлевской элиты.

Ссылка : http://web.mit.edu/f...volkogonov.html
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#3 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 09 February 2010 - 19:45

Открытое письмо генералу Д. А. Волкогонову

Необходимое пояснение. Это письмо было предложено редакции «Независимой газеты». Согласившись его напечатать, редакция, однако, предварительно ознакомила с ним господина Волкогонова в частном порядке. После этого, спустя примерно четыре месяца, мы получили следующий ответ от заведующего отделом публицистики «НГ» Евгения Александрова: «Решайте, пожалуйста, свои проблемы с Волкогоновым сами». Не считая проблемы, поставленные в нашем послании, сугубо своими, мы используем любезно предоставленную нам возможность для оглашения данного письма. Тем более, что все, о чем мы в нем говорим, к сожалению, полностью отражает методы работы господина Волкогонова и сегодня. Свидетельством чему — изданная им новая книга — «Ленин», так же, как и его предыдущие работы, имеющая мало общего с серьезным анализом историка.

Господин генерал, Мы искали встречи с Вами в Москве, но так и не получили Вашего согласия. Вот почему позволяем себе обратиться к Вам с настоящим письмом, в коем хотим выразить наше отношение к Вашей работе в области исторической науки в связи с выходом в свет Вашей книги «Троцкий». Наше решение продиктовано также тем обстоятельством, что три года назад П. Бруэ предлагал Вам помочь избежать повторения в будущем крупных ошибок, допущенных Вами в книге о Сталине, но никакого ответа не получил. Не дождался Вашей реакции на свою критику и профессор А. Панцов, Вы просто пренебрегли его замечаниями: в книге «Троцкий» воспроизводятся все те же типичные заблуждения и фактические неточности, которые Вы допускали, в частности, в посвященных Троцкому разделах биографического очерка «Триумф и трагедия».

Наше главное разногласие с Вами касается фундаментальных вопросов методики исторического анализа, целей исследования. Ваш методический подход представляется нам абсолютно неправомерным, ибо в основе его лежит не стремление к выяснению исторической истины, а откровенная политическая конъюнктура. Это приводит к тому, что многие Ваши выводы звучат совершенно неубедительно, а рассуждения сопровождаются невероятным количеством ошибок и даже фальсификаций.

Долг историка — анализировать исторические события в контекстах времени. Вы же поступаете иначе и, несмотря на то, что цитируете Н. А. Бердяева чуть ли не на каждой странице книги, в мыслях-то и оценках остаетесь в сегодняшней России. Вы заимствуете бердяевскую критику большевизма, но забываете, что Бердяев рассматривал возникновение и развитие этого идейно-политического феномена в России как неизбежное явление, дав глубокое социокультурное объяснение его победы в 1917 г.

Сколько иронии Вы проявляете, когда пишете о вере Троцкого в «мировую революцию»! Ваше право, конечно, не верить в то, что в конце 10-х-начале 20-х гг. мир был от нее не застрахован. Но если, Вы действительно хотите высмеять тех, кто полагал ее вполне вероятной, вне зависимости от того, желали они ее или боялись, то должны были бы сказать не только о Троцком, но и о Клемансо и Черчилле, видевших в мировой революции реальную опасность их политической системе. Но Вы ничего об этом не говорите. Даже если Троцкий и ошибался, историку надо было бы, очевидно, дать объективное и трезвое объяснение его позиции с тем, чтобы выяснить, почему он придерживался такой точки зрения. Вы же предпочитаете просто не обращать внимания на серьезность проблемы.

Далее. Историк, решивший писать биографию какого-либо исторического персонажа, должен помнить, что пишет он все же о человеке, бывшем когда-то живым. Поэтому он обязан быть как можно более этичным, в особенности при описании интимной жизни своего героя, его отношений с семьей и друзьями.

Мы были удивлены Вашей версией о гибели Зинаиды, старшей дочери Троцкого, в январе 1933 г. в Берлине. Вы пишете так, как если бы в мире не было никого, кроме этой молодой женщины, покончившей самоубийством, ее отца и матери. Ни Гитлера, которого она ненавидела так сильно, что хотела бороться против него в Германии и не могла из-за болезни? Ни Сталина, выпустившего Зинаиду в Германию, но оставившего в СССР как заложницу ее младшую дочь, а затем лишившего Зину советского гражданства, разлучив ее навсегда и с дочерью, и с мужем и отдав по существу в руки Гитлера? Ни мужчины, сделавшего ее беременной незадолго до гибели? Вы, вероятно, не знаете этого. Но для Вас проблемы не существует: Вы убеждены, что в смерти дочери был виноват Троцкий! Это не только неверно. Хуже. Кто дал Вам право судить его даже в частной жизни? Судить, ничего не зная. Где же Ваш такт и самоуважение, генерал?

На стр. 41 первого тома Вы цитируете интересное письмо Троцкого его будущей жене, Александре Львовне Соколовской, написанное накануне их свадьбы. И Вы победоносно заявляете: мол, совершенно ясно: Троцкий «женился по любви», а, следовательно, кривил душой, когда позже, в автобиографии «Моя жизнь» писал о своей первой женитьбе как о «революционной необходимости». В Вашей интерпретации, таким образом, это письмо выглядит как свидетельство того, что Троцкий, который «менее чем через три года» покинул «Александру Соколовскую с двумя крохотными дочками», предал, тем самым, свою первую любовь, жену и детей, нарушив принципы благородства, морали, порядочности. Каждое слово здесь не соответствует действительности. Он любил Александру. Но они обвенчались по административной необходимости, чтобы быть вместе в ссылке. Он покинул ее в Сибири по «революционной необходимости», когда бежал оттуда.

Продолжая данную тему, Вы добавляете на стр. 44 первого тома, что он оставался верен «своему революционному долгу», а не «некоторым людям». Что Вы, простите, вообще знаете об этом? Можете ли Вы сопоставить хотя бы то, что говорил по этому поводу Троцкий и что — Александра их общему знакомому Истмену? Почему Вы высказываете свое личное мнение, не имея на то достаточных оснований? Просто потому, что для Вас Троцкий был виновен уже априори?

На стр. 281 и 282 первого тома Вы утверждаете, что «у Троцкого не было близких друзей. Кроме жены — Натальи Ивановны Седовой». Друзей он заменял «социалистической обслугой», пишете Вы, которая боялась хозяина и готова была исполнить даже злую волю своего вождя. Как же Вы не понимаете, насколько безнравственны данные заявления? Не только по отношению к памяти ближайших друзей Троцкого — Христиана Раковского, Адольфа Иоффе, Альфреда Росмера, друга и сына Льва Седова, но и по отношению к памяти его секретарей — И. Познанского, И. Сермукса, Г. Бутова, М. Глазмана, а также Жана ван Эйженоорта, которого столько людей (еще живых, генерал!) помнят как воплощение самой совести.

Кроме того. Мы полагаем, что долг историка — быть честным со своими коллегами, строго следовать принципам демократии в работе.

Вы цитируете множество документов, значительная часть которых неизвестна читателю. И мы признаем, что в этом — сильная сторона Вашей книги. Но ведь Вы не можете отрицать, что многие документы доступны лишь Вам одному, в силу чего Вы пользуетесь настоящей, экстраординарной привилегией. Почему Вам она дана? Ясно, не потому, что Вы историк, а потому, что политик, фактически контролирующий архивы России. Если бы Вы были историком, настоящим ученым, Вы должны были бы заявить, что архивы не могут оставаться открытыми лишь для одного человека (как то имело место во франкистской Испании), и что данная практика противоречит демократии. Последняя требует, чтобы каждый интересующийся, а в особенности каждый профессиональный историк, мог работать с архивами (разумеется, если работа не угрожает безопасности государства). Никто сегодня не в состоянии проверить точность целого ряда Ваших цитат и документальных публикаций.

И все же мы можем сопоставить многие документы, которые Вы публикуете, с доступными нам оригиналами. Приведем только один пример, выбранный среди десятков.

По поводу так называемого «блока Зиновьева—Каменева—Ломинадзе», к вопросу об образовании которого Вы обращаетесь на стр. 357 второго тома. Давно уже всем, кто занимается изучением истории оппозиции в ВКП(б), известно опубликованное П. Бруэ и обсуждавшееся на многих международных симпозиумах письмо Л. Седова, сообщившего Троцкому в 1932 г. о рождении такового. Вы же, однако, считаете, что Седов полагал создание этого блока безнадежным! В таком случае Вы обязаны были бы объявить, что П. Бруэ не понял соответствующий документ или что текст, опубликованный им, — фальшивка. По крайней мере Вы не должны были бы обойти его публикацию и комментарии молчанием.

Мы обращаем Ваше внимание также на то, что Ваш указатель имен к обоим томам составлен крайне небрежно и лишь затрудняет использование Вашей работы в научных целях. Но что еще серьезнее — многие из Ваших ссылок на документы из Центрального партийного архива в Москве (ныне Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории), Архива Троцкого в Гарварде и Бумаг Седова в Гуверовском институте не соответствуют нумерации этих документов и их страниц.

Таким образом, главное достоинство Вашей книги — ее богатая документальная база, оказывается под сомнением. Как можем мы верить в точность опубликованных Вами никому не известных документов, если те материалы, которые мы знаем, Вы излагаете извращенно?

Более того. Как можем мы верить в то, что Вы серьёзный специалист, если практически на каждой странице Вашего произведения встречаем фактические ошибки? Конечно, Вы можете и дальше считать, что тонкие кирпичные стены дома Троцкого в Койоакане сделаны из бетонных блоков. И продолжать верить в то, что сталинский агент Ольберг был на острове Принкипо, где несколько лет жил Троцкий, хотя на самом деле Ольберг туда не приезжал. Вы можете по-прежнему полагать, что Жан ван Эйженоорт (чье имя Вы, кстати, протранскрибировали на русский язык совершенно неправильно — Хеан ван Хейхеноорт), известный также как просто Ван, был «голландец», тогда как в действительности он являлся французом, что израильский профессор из Иерусалима Барух Кней Паз — «английский профессор из Оксфорда Кней Пац», а американец Исаак Дон Левин — «француз». Равным образом Вы можете полагать, что Крукс являлся «соратником Троцкого», хотя всем известно, что это был псевдоним самого Троцкого. И Вы можете писать, что Л. Седов оставил в России «дочь», несмотря на то, что этот ребенок носил имя Лев (Левик). И уж, разумеется, можете и впредь заявлять, что в 30-е гг. Всеволод Волков оставался единственным из живых потомков Троцкого (хотя в ноябре 1988 г. П. Бруэ встречался в Москве с сестрой Всеволода — Александрой Захаровной, о чем было сообщено в прессе, а российские газеты не раз в последние годы писали о Юлии Аксельрод — другой внучке Троцкого).

В Вашей работе имеются и более серьезные недостатки. Вы продолжаете, например, утверждать, что после возвращения в Россию в мае 1917 г. Троцкий не знал, какую занять позицию, поскольку политические взгляды его еще не определились (стр. 121-122 первого тома). Неправда. Он знал прекрасно. А Вы не знаете его взгляды, потому что не читали его статьи, опубликованные в первые дни после Февральской революции в нью-йоркских журналах. Данная легкомысленность особенно непростительна, так как в указанных публикациях Троцкий сформулировал свою политическую программу, которая во всех основных чертах совпала с установками Ленина, выраженными в небезызвестных «Письмах из далека». Не зная этого, нельзя ничего понять в идейно-теоретическом развитии большевизма в послефевральский период.

В двух томах политической биографии одного из крупнейших лидеров Коминтерна Вы посвящаете всего страницу анализу такого важного вопроса как дискуссия между Троцким и Сталиным, имевшая место во второй половине 20-х гг., насчет китайской революции. Мы можем понять, что эта проблема трудна для Вас как неспециалиста в китаеведении. Но Вы должны были бы честно признать это и опереться на те исследования, в которых данная тема раскрывается более или менее обстоятельно — например, на работы Г. Айзекса, К. Бранда, Э. Карра, Р. Норта. Вы же предпочли заполнить соответствующую страницу лирическими отступлениями (вроде упоминания о встрече Троцкого с Чан Кайши) и не сказать ни слова относительно вступления КПК в гоминьдан, о сталинской национал-коммунистической политике в Китае, о бухаринско-мартыновской концепции китайской революции и о действительной борьбе Троцкого.

Но и это не все. Упомянув на стр. 333 первого тома о «Мартовских событиях» в Германии в 1921 г., Вы затем переходите к изложению обстоятельства визита руководителя КПГ Брандлера в Москву. Вы пишете, что, прибыв в столицу Советской России в сентябре 1921 г., Брандлер просил у лидеров большевиков направить в Германию Троцкого для подготовки восстания. В конце концов, отмечаете Вы, Политбюро решило командировать к Брандлеру Пятакова и Радека (стр. 340 первого тома). Позвольте спросить: как мог Брандлер в сентябре 1921 г. очутиться в Москве, когда в то время он сидел в германской тюрьме? Все, что Вы пишете о его московских переговорах, имело место не в 1921, а в 1923 г.

И так далее. Ошибки, недопонимание, легкомыслие и фальсификации. Мы обнаружили, к тому же, в рукописи Вашей книги, предназначенной для публикации за рубежом (мы имели возможность ознакомиться не только с русским изданием Вашего «Троцкого», но и с его «экспортным вариантом»), цитату из письма Троцкого Л. Седову от 10 июня 1937 г., в котором он пишет, что не может найти в своем архиве сообщений Седова относительно встреч последнего с И. Н. Смирновым и Гольцманом. Вы комментируете это письмо, утверждая, что к тому времени сталинский агент Зборовский, внедрившийся в окружение Седова, уже переслал эти документы в Москву. Наш вопрос к Вам достаточно конкретен: почему Вы не включили данные сведения в издание Вашей книги на русском языке? И почему в конце концов они были изъяты и из немецкого издания?

Вы прекрасно понимаете, что наш интерес не праздный, ибо встречи Седова со Смирновым и Гольцманом — свидетельство того, что в СССР в 30-е гг. существовала троцкистская оппозиция. Это не укладывается, очевидно, в Вашу концепцию, и потому Вы не упомянули и о наличии в Гуверовском архиве записей Седова о его беседе с другим советским оппозиционером — старым большевиком Юрием Гавеном? Ведь Вы видели соответствующие бумаги Седова — это явствует из Вашей книги. И с этой целью прибегаете к фальсификации?

Листаем Вашу книгу снова и снова. Вот во втором томе интересные фотографии. На одной из них — Троцкий, стоящий на трибуне. Что-то горячо говорит. И ваша подпись: «Декабрь 1925 г. Во время выступления на XIV съезде ВКП(б)». Видели ли Вы когда-нибудь стенографический отчет XIV съезда? Троцкий на этом Форуме произнес только одно слово. Выкрикнув из зала: «Правильно!»

И последнее замечание: Вы разрешаете себе быть ироничным по поводу обвинения, выдвинутого Троцким против Сталина в использовании в своих целях белогвардейского генерала Антона Туркула. Но ведь всем, кто интересуется соответствующим сюжетом, известно, что Туркул действительно был секретным советским агентом, за спиной которого стоял знаменитый Кацнельсон. Есть же специальное донесение французской полиции на этот счет, и оно было опубликовано одним из авторов этого письма много лет назад.

Еще? Зачем? Думаем, и так достаточно, чтобы понять: Вы, может быть, и удачливый генерал и политик, но совершенно несерьезный историк.

«Конфликты и консенсус», 1994, №5. С. 73—81.

Сканирование: Вадим Плотников.

Ссылка : http://scepsis.ru/library/id_1403.html
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#4 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 12 February 2010 - 14:58

Ленина расстреливала целая шайка киллеров

Ошибается тот, кто думает, что Ленина разгромили отдельные кустари-одиночки, вдруг в одночасье перебежавшие из стана его почитателей в стан его хулителей. Конечно, они стреляли не холостыми патронами, но их стрельба была как бы артподготовкой в преддверии контрреволюции, в преддверии массированной атаки на Ленина. Настоящее же убийство вождя было совершено уже в ходе самой контрреволюции.

Обычно при расследовании заказных убийств находят и наказывают исполнителя, а заказчик остается в тени. Я попробую пойти другим путем: не разыскивать рядовых участников банды, а определить главного заказчика, а заодно и главаря самой банды. Я пишу не детективный роман, а потому сразу же и назову главных «героев» моего рассказа. Главарем банды киллеров был Волкогонов, это однозначно. Заказчиком убийства Ленина я считаю Ельцина. Контрреволюция, совершенная Ельциным в 1991 году, была направлена против социализма, против Советов, против Ленина. Поэтому не был случайностью тот факт, что во время артподготовки мишенью для пристрелки орудий был выбран Ленин.


Контрреволюцию подготавливали и осуществили люди-дикари. Там, где у нормального человека должно быть сердце, у них вырос большой-пребольшой желудок. Из головы выветрились все человеческие понятия и высокие идеалы, мозговые извилины стерлись, осталась лишь одна, в которой шевелились мыслишки: много денег, много жратвы, роскошные шмотки, квартиры и дачи, шикарные девки. Всё это вместе они называли либеральными ценностями или просто одним словом – «свобода».

Но прорваться к эдакой вот свободе им мешали коммунистическая идеология и Ленин. С идеологией сражаться им было не под силу, - с одной-то извилиной в голове. А для погромных подвигов и этого достаточно. Ленин – гений? Да. Но человек, значит, можно накопать недостатков. Великий политик? Да. Но шла война, значит, можно накопать «жестоких» документов.

Я хорошо помню первые раскаты артподготовки. Книжонки Солоухина и Ерофеева, статьи Селюнина, Ципко, Шмелева… Но это были мелкие укусы, не способные свалить вождя. И тут грянул залп из пушки: выступил первый крупный погромщик – Солженицын. Но о нем разговор не сегодня. Это довольно знаковая фигура в современной России, что-то наподобие Распутина, с тем же умением скрыть свою мошенническую сущность под мантией святости. Помните его памфлет «Жить не по лжи»? Такие вот заявления делал этот «праведник», хотя сам именно по лжи и жил.

Сегодня мы поговорим о втором крупном погромщике – Волкогонове. Почему именно о нем? Как-то так получилось, что при обсуждении моей предыдущей статьи («Историю надо срочно спасать») разгорелся спор именно вокруг фигуры Волкогонова. Одни считают, что мы должны быть благодарны Волкогонову за то, что он опубликовал не известные ранее документы о Ленине. Другие, что Волкогонов – фальсификатор Истории. Я придерживаюсь второго мнения.

Однако, Волкогонов был все же номером вторым, первым был Ельцин. С него и начнем. Это был человек с одной, но пламенной страстью – это власть. Ради захвата власти он грубо и цинично спихнул с «трона» слабовольного Горбачева и развалил СССР. Ради удержания власти он отдал нуворишам на разграбление Россию, а за рубежом шаг за шагом сдавал интересы своей страны.

Ему очень хотелось в глазах Запада выглядеть демократом. Но, сами понимаете: Ельцин и демократия – это как на корове седло. На Западе ему намекнули, что им, в общем-то, на демократию наплевать, главное – уничтожить Россию как великое государство. Задание было Ельциным понято и принято к исполнению. Но с чего начать?

Надо уничтожить компартию, - решил он. Ведь великое государство СССР во многом держалось на КПСС. Что бы кто ни говорил про советских коммунистов, но это же факт, что КПСС была не партией в общепринятом понимании этого слова, а государствообразующей структурой. Так сказать, каркасом всего здания СССР. Ну, запретил Ельцин КПСС, но коммунисты-то остались. Куда их всех денешь и куда сам от них денешься?

И тогда Ельцин решил нанести удар по главной опоре всей советской конструкции – по Ленину. Надеюсь, вы не забыли еще, как буйствовал Ельцин против вождя, - будто варвар в завоеванной стране. А тем, кто забыл, напомню.

- На территории Кремля была прекрасная бронзовая скульптура Ленина. Ночью, по-воровски, скульптуру демонтировали и вывезли.

- В Кремле был маленький музей – кабинет Владимира Ильича. Музей был демонтирован и вывезен в Горки. Очень уж вся ленинская обстановка раздражала нового хозяина Кремля. Скромная мебель, никаких предметов роскоши и много-много книг. Ну, зачем Ельцину книги, если есть более сильное средство стимулировать умственную деятельность? Стаканчик этого средства примет, и - гениальные мысли как из рога изобилия: «Думу разгоню! Рохлиных сметем!» Ну, а на месте ленинского музея Ельцин отгрохал себе такие хоромы, которые и царям не снились.

- На площади Революции был великолепный Музей Ленина. Со всей страны и со всего мира люди приезжали на экскурсии. Ельцин разгромил Музей. Помню, в Москву приехал известный итальянский общественный деятель Роберто Наполеоне и, по привычке, отправился в Музей. Охранники перегородили ему дорогу, но потом, убоявшись международных осложнений, пустили. Увиденное настолько потрясло Роберто, что его спутники вынуждены были отпаивать его сердечными каплями. А позже, выступая на одном из политических диспутов, Роберто рассказывал: «То, что я увидел, напомнило мне страшные картины разрушений после гитлеровского нашествия».

- Ельцин отменил Пост №1. Он хотел этим насолить коммунистам, но насолил себе как главе государства. Ведь часовые у Мавзолея охраняли не только Ленина, они символично охраняли незыблемость страны. Иностранные туристы приходили на Красную площадь специально для того, чтобы посмотреть на торжественный ритуал смены караула. Без часовых у Мавзолея Красная площадь поблекла, потеряла статус центральной площади страны.

- Война Ельцина против Ленина принимали порой анекдотичные формы. Помните, как, принимая парад на оскопленной площади, Ельцин взобрался на трибуну Мавзолея, предварительно занавесив слово ЛЕНИН гирляндами?

- Вот только сам Мавзолей Ельцин тронуть так и не решился. Почему? Конечно, он ощущал глухое сопротивление народа, но через народ Ельцин переступил бы. Главное, он боялся международного скандала. Далеко не все лидеры стран готовы были вычеркнуть из Истории вождя социалистической революци. Однажды случился такой курьёз. В Москву с официальным визитом приехал президент Южноафриканской республики Нельсон Мандела. Беседуя в Кремле с гостем, Ельцин, то ли спьяну, то ли от природной тупости, принял его за главу Югославии. Но все же сообразил, что перед ним не какой-то посторонний дядя, а президент. И этот президент, видите ли, настаивает, чтобы в список протокольных мероприятий было включено посещение Мавзолея. Пришлось включить.

В конце концов до Ельцина дошло, что одними погромами музеев и памятников Ленина не одолеть. Надо взорвать творческое наследие. Вот тут и пригодился Волкогонов. По-видимому, Ельцин учуял в нем родственную предательскую душу. Я уверена, что подлая книга Волкогонова – это плод совместных усилий Волкогонова и Ельцина. Ну как же, - уважаемый генерал, дважды доктор наук, профессор, - ему должны поверить. Ельцин назначил Волкогонова своим советником, вручил ключи от архивов, наверняка дал и бригаду подручных - рядовых «работников ножа и топора».

Когда книга вышла, ученые-историки в один голос заявили: это – фальсификация Истории. Вы спросите: а почему же не разоблачали фальсификацию? Разоблачали. О мошенничестве Волкогонова писали Совокин, Бушин, Логинов, Трофимов, Оников, Морозова и другие. Но этого было недостаточно: чтобы разоблачить все факты лжи и подтасовок, содержащиеся в одном только томе Волкогонова, потребовалось бы написать десять томов опровержений. Лгать-то ведь легче, чем восстанавливать истину. К тому же, для издания книг нужны огромные деньги, а откуда они у нас?

Ну а теперь пора нам уже раскрыть и книгу Волкогонова. Прямо с предисловия и начнем. Имено в предисловии и содержится «чистосердечное» признание, которое поразило в самое сердце многих доверчивых читателей. Ах, как художественно рассказывает автор о том, как перед ним открылась бронированная массивная дверь, и он оказался в хранилище никогда не виденных им ленинских документов. Впрочем, послушаем самого Волкогонова:

« Сразу возникает вопрос: почему Ленин, которого миллионы людей в России (автор этой книги принадлежал к их числу) десятилетиями считали земным Богом, - усечен, кастрирован, дозирован? Может быть, потому, что в тысячах неопубликованных документов много таких, которые поразительно быстро лишают облик вождя божественного нимба?»

Скажите, у вас не возникло никаких сомнений? Значит, Волкогонов принадлежал к числу тех доверчивых миллионов, а кто же тогда «усекал, кастрировал, дозировал»? Ладно, читаем дальше:

«На опыте собственной судьбы человека, прошедшего мучительную эволюцию взглядов от сталиниста, через долгую марксистскую ортодоксию к полному отрицанию большевистской тоталитарности, скажу, что бастионы ленинизма в моем сознании пали последними».

Вы еще держитесь? Вас еще не довели до слез страдания прозревшего Волкогонова? Ну, тогда – еще одно его высказывание:

«Конечно, наши взгляды на Ленина меняются не только потому, что мы узнали НЕЧТО иное, нежели нам внушали долгие десятилетия».

Простите, но кто кому внушал? Не он ли, Дмитрий Волкогонов и внушал, читая лекции офицерам, политрукам, слушателям Военно-политической академии? Дважды доктор наук, исторических и философских, защищавший диссертации на тему непобедимого учения Маркса и Ленина, мог ли он не знать про это НЕЧТО? Я убеждена: не мог. Вот, например, я не доктор и даже не кандидат наук, но я знала все это давно, причем, знала не из архивов, а из вполне легальных источников.

Между прочим, и архивы далеко не все были закрыты для Волкогонова, разве что архивы КГБ. А в партийных архивах, да, строгости были большие. Но в них пускали по предъявлению письменного направления из какой-то государственной организации. Уж Волкогонову ли трудно было заполучить такое направление!

Ну, ладно, давайте примем волкогоновскую версию, будто ему до самых ельцинских времен никак не удавалось проникнуть в партийные архивы. Но тогда почему же он не заметил то самое НЕЧТО, читая легальные источники? А может быть, он и вообще ничего не читал, кроме популярной литературы, издаваемой отделом партпропаганды ЦК КПСС: всяких блокнотов агитатора и журналов типа «Политического образования»? Но тогда придется признать, что он, генерал-полковник, профессор, дважды доктор наук, был банальным халтурщиком и невеждой! Но книга-то о Ленине говорит об обратном: невежда не справился бы с таким обилием «новых» материалов, даже при очень значительной помощи киллерской бригады.

Прошу прощения у читателей за столь длинный рассказ об этом ничтожном человеке. Но иначе вы не поняли бы того, главного, о чем я вам сейчас сообщу. Пропустим пока весь текст книги и заглянем в конец, в библиографию. Признаюсь, я и сама всмотрелась в этот раздел только сейчас, под впечатлением дискуссии. И то, что я там обнаружила, поразило даже меня, и раньше не сомневавшуюся в мошенничестве Волкогонова.

А поразили меня… цифры. Я подсчитала количество ссылок на архивы всего лишь в одной главе книги, но зато какой главе: самой что ни есть «жестокой» - Глава 4 Жрецы террора. Так вот. Библиография по этой главе содержит 222 ссылки. Из них ссылок на архивы 77. Из остальных ссылок лишь с десяток на недоступные материалы, например, на заграничные издания. Остальное – это воспоминания о Ленине, издаваемые в СССР большими тиражами и другие книги, которые можно найти в любой библиотеке.

Ну, а теперь внимание! Самое главное: в цифру 222 входит и 48 ссылок на Полное Собрание Сочинений Ленина! А ведь к моменту написания Волкогоновым своей книги ленинские 55 томов уже три десятилетия стояли на полках библиотек, в кабинетах всяческих начальников, особенно партийных, и, конечно же, в домашней библиотеке каждого, кто хоть чуть-чуть занимался политпросвещением. А Волкогонов занимался им не чуть-чуть, а был одним из крупных руководителей политпросвета.

И после этого кто-то еще поверит в искренность «прозрения» Волкогонова? Нет, этот прохвост давно и всё знал.

Мне понравилось рассуждение одного из моих оппонентов под псевдонимом Алекс. Вот что он написал: «Абсолютно черного или белого в истории ничего нет. Есть только более белое или более черное. Но ведь есть люди и их, к сожалению, много, которые по неразумению или по злой воле стремятся выхватить из нее либо черный, либо белый кусочек и размазать его по всему полотну».

Замечательный образ, спасибо, Алекс. Надеюсь, вы не станете возражать, если я его использую в своих статьях? Но у вас есть неточность мысли. Да, какая-то доля субъективности при подходе к Истории неизбежна. Это зависит от позиции пишущего. Но ведь есть и сама История, существующая не в нашей голове, а в реальной жизни. Есть объективное соотношение белого и черного в самой Истории! Слова «более» и «менее» – это все-таки слишком обтекаемо. Все-таки есть разница между белым с несколькими черными вкраплениями и, наоборот, черным с несколькими белыми вкраплениями.

Так вот, о белом и черном в творчестве Волкогонова. Он, как я уже сказала, давно обо всем знал. Готовясь к выступлениям, работая над статьями, брошюрами, книгами, диссертациями, он очень тщательно отбирал из Истории только белое, - таково было требование советской партпропаганды. А куда же девал он те черные кусочки, которые попадались ему в первоисточниках? А он их складывал в особую папочку, на всякий случай. А вдруг настанут такие времена, когда и черные кусочки будут в цене? Такие времена настали - черные времена ельцинизма. Волкогонов дождался-таки подходящего момента для выгодной продажи своей коллекции черных кусочков. Такой вот продажный генерал…

Наталья Морозова

Ссылка : http://forum-msk.org.../8148.html?pf=8
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#5 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 14 February 2010 - 01:00

Перевертыш


"Написанное пером, не вырубишь топором"


Отчего так строго относились наши предки к написанному и получившему известность сообщению, будь то завещание, художественная книга или воспоминания о жизни?
Устное слово - воробей, улетел и не поймаешь. А в письменном свидетельстве мысли и суждения остаются надолго. Опираясь на письменный источник, можно, правда, не без труда, выяснить для себя то, что порой не пишется прямым текстом, но так или иначе вытекает из содержания написанного.
*
Исследователь или просто интересующийся чем-то человек, читая, шаг за шагом постигает логику мыслей, проводит сравнения и сопоставления, отделяет главное от несущественного и, наконец, отвечает на те вопросы, которые возникают при обращении к тому или иному письменному документу.
*
Книги - мои друзья, советчики и путеводители в мире истории и современности.
За долгие годы общения с литературой самого разнообразного характера я усвоил для себя важное правило: не спешить с обобщениями и не торопиться с выводами.
Это правило сформировалось давно под влиянием разных обстоятельств, но, главным образом, в силу исторического взгляда на окружающую жизнь и той неудовлетворенности, которую испытывает каждый при встрече с тенденциозными писаниями и всякого рода "левизнами" и "правизнами" в оценке прошлого и настоящего.
*
Мне всегда было интересно знать и понимать движущие мотивы тех или иных исторических личностей, да и тех, кто вклинивался в исторический процесс на моих собственных глазах.
*
На моих глазах развалился СССР и числе главных разрушителей мощной державы выступили известные лица.
Но они не сделали бы и сотой доли того, что совершили, не будь в их команде тех, кто готовил слом прежней государственной машины и прежнего строя.
Все они, за немногим исключением, были выходцами из высшего эшелона прежней власти.
*
Мне, да и многим другим людям была досадна и непонятна та метаморфоза, которая произошла в начале 90-х годов прошлого, ХХ-го, века в высшем эшелоне нашей страны.
В одночасье апологеты марксизма-ленинизма-брежневизма перекрасились в приверженцев капиталистического строя и демократизма американо-западного толка.
*
В числе таких людей был и генерал-полковник Д.А. Волкогонов, который, по его собственному признанию, стал его духовным наставником. В книге "Этюды о времени", вышедшей после его смерти об этом сказано так:

"Ушел к Ельцину, ставшему первым президентом России. Мы были и до этого с ним знакомы. Думаю, я был первый генерал, который открыто встал на его сторону. Стал его советником, часто бывал у него. Чувствовал и чувствую к нему духовную близость".

"Пишущий раб"


Нам, безусловно, интересно проследить процесс эволюции, "как это трехзвездный генерал, марксист, бывший когда-то ортодоксальным партийцем, стал "демократом", решительно ушел в смятенный ....стан антикоммунистов" (цитата из записок Волкогонова).
*
По словам его дочери, О.Д. Волкогоновой, автора предисловия к названной книге, "учился отец блестяще", карьеру сделал успешную - "отца взяли работать в Главпур".
Знал он и то, что ему уготована там роль "пишущего раба".
Но "раб" этот имел хорошую квартиру, служебную машину, вместе со своим шефом, генералом армии А.Епишевым, "к которому он всегда относился с большим уважением", исколесил все соцстраны и многие страны "третьего мира", т.е. за казенный счет попутешествовал вдоволь...
*
Набрался массы впечатлений и "начал прозревать"...
В названной книге об этой поре он пишет так:

"Был на "идеологии". ... "Созревал".

Пользуясь "генеральским" правом (оказывается, такое есть!) прохода через таможню без досмотра, нелегально провез книги: "Архипелаг ГУЛАГ" А. Солженицына, "Сомопознание" Бердяева, "Записки русского офицера" А.Деникина. Впрочем, сразу же "одумался" и слал "куда надо" эти книги (похоже, что струсил).

И опять же следует признание:

"А между тем был вынужден "защищать" марксизм".

Когда писатель К.М. Симонов обратился к нему за содействием в издании книг о Великой Отечественной войне, "сопереживал ему", но ничем не помог ему.
Не до него было...
*
Сколько, однако, пафоса и наигранной заботы о стране и народе нашем написано в этой книжонке.
Как тут не вспомнить гениальную притчу Леонида Филатова "О Федоте стрельце, удалом молодце", где с иронией говорится о "духовных муках" царя, который, объедаясь икрой, думу думает о голодном народе.
Трудно поверить, что Волкогонов и ему подобные, богатые и успешные, глядя из окна служебного автомобиля или же, взирая с высоты гостиничного этажа на суету мирскую, закусывая икрой на званных приемах, с тоской думали: "А как там мой народ?"
Нет, наши лицемеры, будь то комвожди или дембоссы, страшно далеки от народа. Они не знают его жизни, не понимают его тревог и забот.
Но люди подобного толка не прочь спекульнуть на проблемах народной жизни, а при случае выступить от его (народа) имени, держа в уме свой корыстный интерес


Были ли убеждения?


На протяжении жизни человек меняет свои убеждения, но, как правило, принципы, заложенные в нем с детства и в юности, претерпевают изменения лишь под влиянием очень сильных обстоятельств, которые до основания разрушают прежние идеалы.
Это - кризис веры.
За ним либо следует долгий путь искания новых ориентиров в жизни, либо полное или частичное неверие в какие-либо идеалы вообще.
Если человек живет припеваючи, от жизни имеет полный комплект жизненных благ, то такой жизнью можно пресытиться (как это было у Пушкина с Евгением Онегиным) или же требовать благ еще больших (как, к примеру, в случае с действием законом возвышения потребностей).
*
Но когда прочное дотоле основание благополучной жизни начинает качаться или прозорливому человеку начинает виднеться подстерегающая его на пути засада из числа новых соискателей места под солнцем, тогда волей-неволей придется менять убеждения...
Впрочем, были ли это убеждения у Волкогонова?
*
Убеждения - это то, что выстрадано и стало неотделимым естеством человека.
Для многих советских учеников, педагогов и глашатаев, марксистско-ленинское учение - это догма, внедренная в сознание путем заучивания классиков, решений съездов, трудов генсеков и прочих писаний начальствующих лиц.
Это была ширма, за которую можно было спрятаться или которой можно было прикрыться. При этом свои убеждения надо было держать при себе.
*
Положение это сродни тому, как бывает в жизни: на улицу человек выходит при параде, а дома остается в той одежде, в которой ему более всего комфортнее.
*
От этих, "парадных убеждений" отказаться не так уж трудно. Если сегодня в моде был френч военного образца, то можно поносить и его, а войдет в моду отечественный гражданский сюртук - можно пройтись и в нем; а вот, если пойдет мода на заграничные наряды, то впору и к месту приобрести себе, к примеру, ковбойскую шляпу.
*
Но есть убеждения, которые "окрашены" воспоминаниями детства, памятью юношеской поры, и, которые, как говорится, вошли в кровь и плоть нашу.
Именно они определяют всю нашу жизненную стратегию, приоритеты наши, идеалы, которым вы поклоняемся всю жизнь
Они-то с одежкой не снимаются и окружающим людям не видны, так как глубоко скрыты в душе нашей.
Вот что определяет и предопределяет все наши дела и поступки.
***
Вспомните двух братьев из кинофильма "Тени исчезают в полдень".
Федот, ушедший в "красные", на самом деле был "белым". А сознание собственника, индивидуалиста и эгоиста в нем, босоногом и бедном ребенке зародило мимолетное видение разгульной жизни местного богатея на одной из его заимок.
Другой брат, Иван, волей судьбы вынужденный пойти в банду, по сути дела был и всегда оставался "красным", т.е. человеком с широким гражданским сознанием, более и, прежде всего, заботящийся о близких и их благе, нежели о самом себе.
*
Я не биограф Волкогонова и, тем не менее, могу с большой степенью вероятности сказать следующее: люди, подобные ему, без сожаления и угрызения совести снимали с себя поблекший мундир и облачались в новый, не являясь апологетами нового порядка, а, подстраиваясь под новые условия и служа новым правителям только для того, чтобы не лишиться возможности вести обеспеченную жизнь.
При этом переход из одного стана в другой, как правило, сулил немалые материальные выгоды и большую восстребованность в СМИ и т.п.
***
На мой взгляд, признаний и почтения заслуживает лишь тот, кто искренне порывает с прежними взглядами и начинает исповедовать нечто отличное или прямо противоположное в силу того, что он пережил в душе своей подлинную революцию и сбросил с пьедестала прежних кумиров не под влиянием моды и конъюнктуры, а вследствие внутреннего душевного противоборства.
Однако, осуждения и презрения заслуживает тот, кто в силу обстоятельств времени, либо корысти ради, отодвинул в сторону те убеждения, которые он исповедовал и навязывал другим в течение многих лет, а потом, чтобы остаться на плаву и жить далее без забот и тревог, сменил свои взгляды на противоположные и встал в первую шеренгу тех, кто на протяжении многих лет находился в противоборстве с ним.
Враги стали "друзьями", точнее говоря, попутчиками на общей дороге, идя по которой каждый имел свою цель, свой путь и свой интерес.
Попутчики эти, пройдя некоторое время вместе, должны были дойти до развилки дорог и разойтись в разные стороны...
***
Вернемся, однако, к нашему "герою", генералу Волкогонову.
Как он пытается служить новому кумиру - Борису Ельцину?
Во-первых, пишет книги.
Во-вторых, подает "умные советы", предостерегает и направляет неуправляемого и сумасбродного правителя.
*
В отношении книг заметно - это его главное и любимое занятие.
Это и понятно. Ведь "пишущий раб" отточил свое перо в Главпуре, работая не покладая рук на ниве идеологии.
Пишет книжки, одна за другой: "Ленин", "Троцкий", "Сталин". Книги с большим удовольствием печатаются на Западе. 21 государство поставило на поток творения ельцинского генерала.
Ему было что рассказать, ведь в закрытых архивах ЦК и МО было много таких материалов, которые на "ура" принимались на Западе.
Один "писатель" подобного толка уже работал на западную идеологию и имя ему было Резун.
Но об этом немного позже...

Новый "друг" лучше старых друзей...


После скандальных творений об истории Великой Отечественной войны, когда один из его друзей генерал армии М. Гареев не выдержал и написал разгромную статью по этому поводу, начал терять прежних друзей.
Волкогонов признается:

"К 1994 году я потерял близких старых друзей. А их было немало: генералы, профессура, писатели, сослуживцы, сокурсники".

Это и понятно: с одной стороны, он, Волкогонов, перешел Рубикон и позади себя оставил всех тех, кто ему покровительствовал и продвигал по службе; с другой стороны, честные люди перестали общаться с тем, кто, по их мнению, предал то дело, которому до сих пор служил исправно; в-третьих, новое положение обязывало заводить новые связи и отношения, не только в команде Ельцина, но и на Западе.
*
Прежде всего, он пристроился к главному идеологу Ельцина - А. Яковлеву. Тот помог ему рыться в партийных архивах, содействовал в издании книг о Сталине. В Яковлеве его поразила "редкая способность изменяться".
Да, действительно, тут есть чему удивляться и чему учиться. Волкогонов и учился у него умению перевоплощаться...
Научился!
*
Но с Г.Э. Бурбулисом отношения не заладились, так как "провинциальный, свердловский преподаватель марксизма-ленинизма" метил в фавориты Ельцина и стал им, оттеснив от тела Волкогонова. Пробовал жаловаться на Бурбулиса Ельцину: "На людей производит негативное впечатление особая роль Бурбулиса как "тайного советника". Но тот только отмахнулся от жалобщика.
*
О прежних влиятельных лицах писал с иронией и сарказмом:

А.А. Епишев: ... Требовал от нас особой "идеологической бдительности". ...Жестокий, бескомпромиссный, но прямой и честный "слуга партии".

А.А. Гречко: Странный был человек. ... Отдавал дань непонятному самодурству. Бесконтрольное единоначалие, упоение властью...

Д.Ф. Устинов: ...типичный сталинский технократ...
Это был, пожалуй, последний министр обороны, готовый раздеть страну донага, но сделать СССР самой мощной военной державой.

Д.Т. Язов: ...Кристально честный человек, но с очень консервативными политическими взглядами.

С.Ф. Архомеев: ...Он был фаворитом министра обороны Д.Ф. Устинова. ...За несколько лет дослужился до маршальской звезды.
...Затем вышла моя книга о Сталине. Отношения наши испортились. Ахромеев опубликовал несколько статей, где не скупился на оскорбительные эпитеты в мой адрес. Я ни разу не ответил маршалу.

В.Г. Куликов: Служил Отечеству маршал ревностно...Высокая должность сделала Куликова барином: даже личного массажиста возил с собой.
*
С особым сарказмом писал о тех людях, которые вставали на его пути

В.И. Варенников: Человек этот мне просто неприятен. В том числе и по личным причинам. Не забуду, как на заседании Государственной комиссии по поводу издания 10-томной истории Великой Отечественной войны с перекошенным от ярости лицом Варенников кричал громче всех:
- Лишить его слова! Удалить из зала! Очернитель нашей истории! Долой перевертыша!
Солдафон и идеальный служака для той системы, которая его воспитала: прекрасный исполнитель, начисто лишенный творческих порывов, подобострастный подчиненный...

П.С. Грачев: Грачев оказался энергичным и властолюбивым человеком. Вскоре он никого, кроме Президента, не признавал.
*
Но с какой нежностью писал генерал о новых друзьях.
Вот мена некоторых из них:

Малколм Тун: ...Был американским послом в Москве. ... Весна 1992 года сделала меня его коллегой...

Джеймс Биллингтон: крупный американский историк, главный хранитель интеллектуального наследия США. ... Автор многих книг о России.
Мы бывали друг у друга дома...
*
Строуб Тэлбот: Мне очень нравится этот американец... Советник Президента Клинтона и первый заместитель Госсекретаря США...
О умеет слушать.
*
Маргарет Тэтчер: Прием в английском посольстве. Меня посадили рядом с госпожой Тэтчер. Весь вечер она засыпала меня вопросами, внимательно слушала.
Ее интересовало все: сколько квартир получат российские офицеры в этом году, какова обстановка на ядерных объектах, как будут принимать конституцию и т.д. 98 (1993 г.)
Двухзвездный генерал Бернард Лефке - худощавый, спортивный, с выбритым "под ноль" черепом, герой Вьетнама (!), известный любому американскому офицеру; партнер по комиссии... Военный атташе в России и Китае (военный разведчик)
*
Дочь генерала пишет "об удивительном таланте "собирать вокруг себя удивительные личности": эти люди умели слушать, задавать вопросы и побуждать генерала рассказывать то, что им было интересно знать. Естественно, не для праздного любопытства...

На кого поставить в очередной раз?


Меня долго преследовал вопрос: неужели генерал Волкогонов, будучи человеком неглупым, не разобрался в Ельцине, не понял всей ничтожности данной фигуры.
Волкогонов вынужденно признается:

"Ельцин совершает ошибку за ошибкой. Он не хочет понять: власть сама по себе не может быть оправданием".

Написав книгу о деспотизме Сталина, он не захотел разглядеть большевизма Ельцина и, конечно, не имел смелости подняться против него.
Но более всего меня поразили следующие строки из его записной книжки:

"Беда демократов - нет общенационального лидера. Гайдар - без харизмы, Явлинский - слишком любит себя, нарцисс. Но... может быть, придется поддерживать его. Ельцин - похоже, исчерпал себя. С. Федоров - не его это дело... Придется бороться за Явлинского или Ельцина, чтобы не пришли Зюгановы".

Это уже беспринципность совершенная, впрочем понятная и объяснимая - в основе ее лежал страх потерять привилегированное положение, сытую и обеспеченную жизнь, которую он вел с той поры, как перебрался в главпуровский кабинет.

Вместо резюме


В книге Волкогонова есть рассказ о В.Б. Резуне под заголовком "Эскиз к портрету предателя", где он писал:

"Автор "Ледокола" и "Аквариума" меня никогда не интересовал. Бойкие, тенденциозные книжки. ...
Резун настаивал на встрече. Позвонил в посольство и узнал, что Резун не прощен за измену; по его вине многие пострадали....Встречаться совсем расхотелось. (А.К. - а ведь желание было, да вот осторожность не позволила поговорить с мастером грязных публикаций")".
Но самое примечательное в этом рассказе, вывод:

"Глубоко убежден, что предательство своей страны нельзя оправдать ничем".
*
Я убежден в том, что содеянное Волкогоновым - это предательство и куда более тяжкое, чем то, которое совершил В.Б. Резун.

Каменев Анатолий Иванович

Ссылка : http://artofwar.ru/k...rewertysh.shtml
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#6 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 15 February 2010 - 19:13

Владимир Ильич, а не выбросить ли нам волкогоновых на помойку?


Все чаще звучат призывы к коммунистам – покаяться. А ведь и правда, нам есть в чем каяться. Не сумели мы защитить первое в мире социалистическое государство. Предали лучших людей всех времен. Спартак, Кампанелла, Фурье, Оуэн, Радищев, Добролюбов, Чернышевский… Парижские коммунары, российские декабристы, народовольцы, революционеры 1905 и 1917 годов, защитники социалистического Отечества 1941 – 1945 годов… Вот их, благородных и самоотверженных, мы не сумели защитить от нашествия варваров, корыстных и эгоистичных. Нет нам за это прощения!

Не сумели мы отстоять и самого великого из всех великих – Ленина. Не отстояли от ельцинского вандализма. Не отстояли от вандализма идеологического всяческих волкогоновых. Кстати, Волкогонов и сам осознавал, каким грязным делом он занимался, не зря же сам себя и назвал «идеологическим расстригой». Сегодня я даю последний бой этому расстриге.


Что, снова о Волкогонове? Я уже слышу раздраженные голоса читателей сайта. «Зачем, пишет Атеист, тратить время на оспаривание Волкогонова, лучше пропагандировать Ленина через его труды». А Вы думаете, Атеист, мне самой приятно возиться с пачкотней этого мошенника? Но ведь другие читатели требуют от меня фактов. Дятел вот говорит, что надо «меньше эмоций, больше фактов».

Так вот, в этой статье факты будут. Конечно, мне и самой хотелось бы больше заниматься творческим наследием самого Ленина, но ведь при этом всегда будет оставаться что-то недосказанное. Всегда найдется читатель, который скажет, что я приукрашиваю, что все было не так, что вот Солоухин, Солженицын, Яковлев, Волкогонов говорили то-то и то-то… Вот я и хочу хотя бы частично предварить такие выпады.

Да, Волкогонову отдельных статей я больше посвящать не буду, но с другими-то «прозревшими» разбираться придется. Что поделать, если многие люди до сих пор находятся под гипнозом подобных мошенников? Кстати, раз статья о Волкогонове последняя, не мешало бы остановиться и на некоторых эпизодах его бесславной жизни. Вот и моя тезка – Наталья – посоветовала поклонникам Волкогонова ознакомиться с его биографией. И ведь действительно, биография у него полна любопытных подробностей.

Карьеру генерал сделал на пропаганде марксизма-ленинизма. Получал чины и награды за то, что с гневным пафосом боролся с классовыми врагами – диссидентами, называя их агентами ЦРУ и лакеями империализма, а молодежь предостерегал от тлетворного влияния Запада. Приведу некоторые его высказывания, сделанные незадолго до «прозрения».

1985 год. Брошюра «О героях и героическом». – «Самые великие герои в человеческой истории – вожди мирового пролетариата».

1987 год. Книга «Оружие истины». – «Подлинными прометеями разума стали классики научного социализма К.Маркс, Ф. Энгельс, В.И.Ленин. Зарница их мысли открыла и высветила законы, по которым развивается общество, пути освобождения трудящихся от социальной несправедливости, предвосхитила социальные контуры грядущего».

(Ну, каково? Как сказал бы Остап Бендер – хорошо излагает, собака!).

1989 год. Журнал «Октябрь» №10. – «Не ленинизм «виноват» в феномене сталинизма… Глубоко убежден, что проживи Ленин еще хотя бы пять-десять лет, многое стало развиваться бы совершенно по-иному». А ведь оставалось всего полтора года до того момента, когда «глубокое убеждение» в величии Ленина сменилось у генерала на не менее глубокое убеждение в преступности вождя.

(Цитаты из прежних работ Волкогонова и некоторые факты его биографии мною взяты из книги Жореса Трофимова «Волкогоновский Ленин»).

Что же произошло за эти полтора года? А вот что. Волкогонов, оказывается, откопал в секретных архивах совершенно не известные ранее ленинские документы. Аж 3724 штуки! Ну, откопал. Но что это были за документы? Листовки и письма искровского периода, попавшие в ленинский архив только потому, что на них были пометки, сделанные рукой Владимира Ильича. Вырезки из газет – тоже с небольшими пометками Ленина. И еще много частных записочек семейного содержания, - тогда ведь не было мобильников.

Приведу слова Отто Лациса, который тоже ведь поменял свои коммунистические взгляды на противоположные, но все же сохранил какие-то остатки научной добросовестности.

1993 год, 3 марта. Газета «Известия». – «Между тем, если не считать подробностей, не меняющих общей картины, за время гласности мы не узнали о Ленине ничего такого, чего нельзя было узнать раньше в библиотеке средней руки».

И такое мнение высказывалось многими учеными и журналистами. Весной 1994 года книга Волкогонова «Ленин» вышла. Сразу же появились и разоблачительные статьи. Для людей, хорошо знавших Историю, было очевидным, что автор книги – мошенник. Понимали это и демократы, особенно те, что и сами недавно были членами КПСС и тоже вдруг «прозрели».

Однако, демократы на первых порах помалкивали и даже расхваливали книгу. Более того, высокопоставленные демократы во главе с Ельциным хорошо заплатили автору и закрыли глаза на то, как он за смешную цену приватизировал дорогую государственную дачу. Однако, генерал не довольствовался сребренниками, получаемыми в России, но и издавал свои лживые опусы за границей.

И что же вы думаете, Волкогонов сам не понимал, что и в России, и на Западе ему платят не за «честную книгу о Ленине», как он сам ее называл, а за грязь, которую он вылил на советскую страну, на историю революции, на вождя? Прекрасно понимал. Я уже говорила, что он сам назвал себя «идеологическим расстригой». И сделал он это в письме в парижский журнал «Русская мысль». Спросите, а что его вообще туда понесло? Скажу сразу: предчувствие.

Да, это было началом падения Волкогонова. Уже вскоре после выхода книги он почувствовал, что спектакль под названием «Прозрение» подходит к концу и что последний акт будет для него печальным. Триумф, на который рассчитывал Волкогонов, оказался до обидного кратковременным, - впереди уже маячила трагедия. И уже нельзя было не замечать, что от творений генерала начинают воротить нос даже демократы.

Как же так, думал обиженный генерал, я для них же старался? Да ведь и правда, старался он вовсю. Помогал Ельцину громить КПСС, комсомол и вооруженные силы, в 1993 году принял самое активное участие в организации пальбы из танковых орудий по Парламенту. И все это демократам нравилось. На ура приняли и его книгу о Ленине. Но, услышав отзывы ученых, видимо, и сами заглянули внутрь книги и поняли, что с генералом-то они здорово вляпались.

Поняли, что книги Волкогонова не столько помогают им в борьбе с коммунистами, сколько, наоборот, дискредитируют уже самих демократов. Еще бы: от книг Волкогонова за версту разило враньем, работа по дискредитации Ленина была слишком уж топорна, а демократам все-таки хотелось выглядеть респектабельно.

В 1994 году в Москве состоялась конференция на тему «Ленин в судьбе России», на которой Волкогонов сделал совсем уж скандальный доклад. После этого демократы окончательно поняли, что им надо срочно отмываться от этого пачкуна, - ни одно демократическое издание его доклад не опубликовало. Он разобиделся и отправил доклад в Париж в журнал «Русская мысль». В сопроводительном письме он и назвал себя «идеологическим расстригой», справедливо полагая, что антикоммунистическому журналу это признание должно понравиться.

В России же генерала уже открыто презирали и левые, и правые, и он это чувствовал. Вообще-то, все это закономерно. История показывает, что предателей не любят ни там, откуда они перебежали, ни там, куда они перебежали. Генерал заметался.

По-видимому, эти душевные метания обострили его болезнь (цирроз печени), и в 1995 году генерал умер.

Кстати, на днях я нашла в интернете любопытную информацию: примерно года за два до смерти Волкогонов отправился в Англию, где в одной из частных клиник ему сделали операцию по пересадке печени. По мнению врачей, такая операция может продлить жизнь пациенту, но года на два, на три. А стоит эта операция где-то около 500 тысяч долларов. Столько же, сколько было в той пресловутой коробке из-под ксерокса. Это же бешеные деньги!

У меня невольно возникло сравнение. Одни люди отдавали всю жизнь за высокие идеалы, другие готовы продать все свои идеалы ради продления своей жизни на пару лет. Да…

Теперь о фактах передергивания цитат.

Надеюсь, фактов, подтверждающих, что Волкогонов не «прозрел», а просто приспособился к новой власти, я привела достаточно. Но облик этого мошенника был бы не полон, если не рассказать о тех способах, с помощью которых он передергивал ленинские цитаты. Кстати, факты передергивания цитат просят привести и многие читатели сайта. А мой постоянный оппонент Алекс так прямо и написал: «А вот врать, Наталья Морозова, нехорошо! Не передергивал ничего Волкогонов».

Вот сейчас мы и посмотрим, кто врет, Морозова или Волкогонов. Говорите, Алекс, что Волкогонов открыл и показал всем много новых документов? Как Вы только что убедились, никто из серьезных ученых не нашел в предъявленных им документах ничего нового. А я Вам сейчас покажу, как Волкогонов обращался с архивами.

Волкогонов перечитал «Что делать?» и вдруг заметил то, чего раньше не замечал. Ленин-то, оказывается, настаивал на создании в партии ядра профессиональных революционеров. Мы-то знали об этой мысли Ленина еще со студенческой скамьи, а Волкогонов заметил лишь на старости лет. И весь изошелся в сарказмах: мол, вот эти самые профессиональные революционеры захватили власть и пошли всех подряд расстреливать без суда и следствия. Подтверждение своим сарказмам Волкогонов нашел, конечно же, в архивах. Приведу цитату из книги Волкогонова:

«С участием Ленина Политбюро (здесь, ясно, находятся «самые профессиональные революционеры») 4 мая 1922 года постановляет привлечь патриарха Тихона к суду. При этом заранее вменяется, еще до суда, «применить к попам высшую меру наказания». А уже 18 мая элите «профессинального революционерства» доложили, что одиннадцать священнослужителей приговорены к расстрелу. И всеми этими делами занимается ареопаг партии». ( Книга «Ленин» том 1, стр.119)

Круто, не правда ли? Но заметим вот что: абзац совершенно изолирован от остального текста книги. А что можно понять из этого абзаца? Что 11 священников расстреляны, что патриарх Тихон расстрелян в их числе. Именно так и поняли Волкогонова читатели. «Российская газета» от 8 июля 1994 года ( два месяца после выхода книги) писала о расстреле Патриарха Тихона как о факте доказанном.

На самом же деле никакого суда над патриархом не было, он умер в 1925 году. Далее. Было расстреляно не 11 священников, а 5, шестерым же расстрел заменили пятилетним лишением свободы.

Теперь посмотрим, каким образом Волкогонов исказил архивные документы. Очень просто: он взял кусочек их документа № 291 (РЦХИДНИ, ф.17, оп.3), кусочек из документа № 293. А № 292 и вообще пропустил.

Между тем, именно в документе №292 опровергается утверждение Волкогонова о том, что Политбюро действовало конспиративно, без суда и следствия расправляясь с неугодными людьми. На самом деле в Политбюро кипели споры. 8 мая суд приговорил 11 человек к высшей мере. Но в тот же день Каменев внес в Политбюро предложение об отмене приговора. Политбюро не согласилось. Тогда осужденные обратились с жалобой в Кассационный отдел Верховного трибунала, который постановил ходатайствовать перед ВЦИК о смягчении участи осужденных. ВЦИК постановил смягчить участь шестерых осужденных.

11 мая Каменев вновь внес на Политбюро вопрос о помиловании и остальных пятерых осужденных. Его поддержал Троцкий, предложив приостановить исполнение приговора. Троцкому же и поручили изучить еще раз, более внимательно, дело на предмет, нет ли смягчающих обстоятельств. Однако, смягчающих обстоятельств найдено не было.

Как видим, «профессиональные революционеры» не рубили сплеча и даже пытались смягчить наказание виновным. А вина их была полностью доказана: их судили не за то, что они священники, а за то, что они подстрекали паству к неповиновению властям и даже сами организовывали заговоры и мятежи.

Кстати, о разногласиях в Политбюро, о ходе следствия и судебных разбирательств тогда же сообщалось в «Правде» (от 9 мая и 31 мая). Это к тому, что «профессиональные революционеры» действовали вовсе не втихаря, как пытается внушить читателям Волкогонов.

Ну, скажите, для чего надо было забираться в архивы? Видимо, только для того, чтобы окончательно запутать и без того сложные моменты Истории. Да, не напрасно Ельцин пустил этого козла в архивный огород: знал, что услужливый генерал землю будет носом рыть, чтобы накопать побольше компромата на Ленина.



Ну, а Вас, Алекс, совсем ни в чем не убедил этот пример? По-прежнему будете утверждать, что-де Морозова сама все выдумывает? Собственно, на такую реакцию рассчитывал и Волкогонов. Он ведь знал, что в архивы никто не пойдет и ловить его за руку не станет. Не пойдете в архивы и Вы.

Но вот сейчас я приведу несколько примеров волкогоновского мошенничества, которые можно легко проверить. Это примеры передергивания им цитат из Полного Собрания Сочинений Ленина. Для любознательных это издание вполне доступно и сейчас.

Примеры выберу самые простенькие, ради краткости.

На странице 219 своей книги Волкогонов рассказывает о том, как Ленин был беспощаден к Керенскому. Далее цитирую: «Любимый лейтмотив ленинских речей и статей, касающихся Керенского, это обвинение его в тайных договорах с союзниками. (Выделено мною Н.М.) Керенский (далее идет цитата из Ленина) «считался эсером – и как будто социалистом, а на самом деле представлял из себя империалиста, который прятал тайные договоры в кармане…».

Постойте, а почему цитата оборвана? А потому, что дальше у Ленина следует полное опровержение волкогоновского вранья. Ну, как Ленин мог обвинять Керенского в тайных договорах с союзниками? Выходит, Ленин не знал того, что знал каждый неграмотный мужик: в войну Россию втянул не Керенский, а царь и тайные договоры подписывал тоже царь. Так что же, генерал настолько обнаглел, что даже не счел необходимым замести следы? Передернул цитату и спокойно дал ссылку на Ленина.

А теперь я приведу ту часть ленинской цитаты, которую умышленно отрезал Волкогонов и из которой видно, что Керенский

«… прятал тайные договоры в кармане, договоры с французскими и английскими империалистами, которые заключались свергнутым в феврале царем, - те самые, которые осуждали русский народ на бойню…» (35 – 294). Как видите, Алекс, Волкогонов хотел представить нам Ленина глупцом, а представил самого себя шулером.

Еще пример. На стр. 216 Волкогонов путанно рассуждает о деньгах, передаваемых Ленину Ганецким. Приводит даже телеграмму, в которой Ленин просит Ганецкого прислать две-три тысячи крон для поездки в Россию, и письмо к И, Арманд, в котором Ленин пишет, что деньги на поездку есть, помогли товарищи из Стокгольма. Дальше Волкогонов делает предположение, что «видимо, это был не единственный перевод». Явный намек на те самые крупные суммы на революцию, которые Германия якобы передавала Ленину через посредников. Дальше Волкогонов приводит цитатку из письма Ленина к Арманд:

«… денег на поездку у нас больше, чем я думал…».

Что на этот раз отрезал генерал от ленинской цитаты? Читаем: «Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10-12 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме»

(49 – 424). Как видим, здорово помогли – это не миллионы на революцию, а всего лишь на проезд 10-12 человек. Приведу еще одно письмо Ленина, которое почему-то не заметил Волкогонов.

А.Г.Шляпникову

А.Беленину

Члену Исполнительного комитета

Прилагаю расписки в плате за проезд нашей группы. 300 шведских крон я получил пособия от русского консула в Haparanda(из Татьянинского фонда). Доплатил я 472 руб.45 коп. Эти деньги, взятые мною в долг, я желал бы получить из Комитета помощи ссыльным и эмигрантам.

Н.Ленин

Вот вам и огромные суммы. Что же это получается: в кармане у Ленина – миллионы, якобы данные ему на революцию, а он на проезд собирает по копейкам, да еще в долг берет?

И таких подтасовок у Волкогонова полно, и на них он не стесняется делать ссылки на ПСС. Кстати, только в одной первой книге – более полутора сот ссылок на ПСС. Но, видно, Волкогонов и сам чувствовал, что таким обильным цитированием легальных источников он подрывает свой же миф о «прозрении». И он идет на ухищрение: некоторые цитаты из ПСС выдает за вновь им найденные в архивах или еще в каких недоступных изданиях. Приведу один такой пример.

На странице 413 Волкогонов приводит ленинскую цитату: «…Временно советую назначить своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты…». Цитата висит в воздухе, нет никаких пояснений, по какому поводу Ленин написал столь жестокие слова. Перед цитатой Волкогонов говорит о том, что Ленин ненавидел богатых, после цитаты делает вывод, что вот, мол, откуда вырос Гулаг. Хотя в самой цитате нет ни слова ни о богатых, ни о лагерях.

Что может понять читатель из этой цитаты? В изображении Волкогонова получается такая картина. Сидит себе Владимир Ильич в теплом кремлевском кабинете, попивает чаек и скучает. Вдруг ему в голову приходит мысль: а не расстрелять ли кого-нибудь? Подумал и отправил телеграмму Пайкесу.

Чушь, конечно, но как проверить? Волкогонов ссылку-то дает на Ленинский сборник, а достать его практически невозможно, не отправляться же всякий раз в Ленинку. Однако, я все же отыскала цитату, но не в Ленинском сборнике, а ПСС. В 50 томе, на странице 165 телеграмма опубликована полностью. Вот она:

Саратов, Пайкесу

Сейчас буду по телефону говорить с военными о всех ваших требованиях. (Пайкес сообщал Ленину о плохом снабжении воинских частей и просил прислать обмундирование, снаряжение и боеприпасы. Н.М.). Временно советую назначить своих начальников и расстреливать заговорщиков и колеблющихся, никого не спрашивая и не допуская идиотской волокиты. А для получения ответа от меня либо ждите на телеграфе, либо установите дежурство по очереди, либо назначьте время через час или через два.

Отвечайте.

Ленин.

Разыскала я и телеграмму , в ответ на которую и послана была та жестокая телеграмма Ленина. Вот этот документ.

«22 августа 1918 г. В.И. Ленин получил по прямому проводу из Саратова записку уполномоченного Народного комиссариата по продовольствию А.К.Пайкеса и политкомиссара 4-й армии Б.П.Зорина, в которой сообщалось: «В армии раскрыли громадный заговор. Заговорщики предполагали с семнадцатого по восемнадцатое разоружить Уральскую дивизию и арестовать в Урбахе штаб армии и политического комиссара. Заговорщики из командного состава: двое из них уже нами расстреляны; заговор ликвидирован. Настроение солдат улучшилось благодаря изъятию изменников. Часть виновников скрылась к казакам».

(РЦХИДНИ, ф.2, оп.1, д.7016). Правда, я цитирую по сборнику «В.И.Ленин. Неизвестные документы».

Вот теперь и подумайте. Идет война. В действующей армии раскрыт серьезный заговор. Что, по-вашему, должен был предпринять глава государства? Если по-Волкогонову, то, по-видимому, Владимир Ильич должен был пригласить заговорщиков в Кремль на чашку чая. Побеседовать с ними о погоде, об искусстве, а потом р\очень деликатно пожурить: мол, ребятки, все-таки нехорошо заговоры-то устраивать».

А ведь Волкогонов – генерал-полковник. Вряд ли он на самом деле именно так представлял себе поведение руководителя страны в военное время. Нет, он умышленно навязывал читателям облик Ленина как жестокого самодура, ну, а самих читателей он и вообще считал лопухами, готовыми поверить любой чепухе. Мне бы очень не хотелось, чтобы в числе таких лопухов были посетители Форума и сайта «Верность Ленину».

Ссылка : http://forum-msk.org...eninu/8419.html
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#7 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 16 February 2010 - 18:31

"Духовный космос" Ленина и потешный "космонавт"


Волкогонов уже долго пребывает в дантовых кругах. Мне могут сказать, что он стал никому не интересен, поскольку воспринимается как один из главных клоунов России, да к тому же покинул сей бренный мир. Но я с этим не соглашусь. Этот мой антигерой - представитель того социально-исторического типа, подобия которого в немалом числе расплодились нынче на российской земле. Разве они не отравляют нам жизнь и не губят наше Отечество, подчас восседая с нами рядом, запуская свои пальцы в наше блюдо и даже изображая себя доброхотами тех, кому наносят тяжкий урон?

Передо мной два обширных трактата - "Психологическая война" (М., 1983) и "Ленин" (В двух книгах. М., 1994). Оба опуса принадлежат одному автору, но, похоже, написаны двумя антиподами. В первом - лихой комиссар-философ с марксистско-ленинских позиций разоблачает приемы и методы борьбы международного империализма против социалистического мировоззрения. Во втором - крутой золотопогонник с тем же именем, применяя раскритикованную им десятилетие назад методику психологической войны империализма, громит теорию и практику ленинизма. Вот и приходится гадать: то ли господин Волкогонов (а автором трактатов является он), буквально по Свифту, имеет "две половинки головного мозга, принужденные спорить между собой в пространстве одного черепа" (Свифт Дж. Путешествия в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей. М., 1947. С. 383), то ли его "ученость" подчиняется принципу "чего изволите?"...
Двухтомник "Ленин", по замыслу его превосходительства, означает одновременно духовную казнь и похороны пролетарского вождя. Чего стоит одно оформление книги? На обложке первого тома воспроизводится портрет Ленина, выздоравливающего после его ранения эсеркой Ф. Каплан; на обложке второго - фотография человека, доведенного до исступления мучительным смертельным недугом. В наше время не приходится удивляться подобным садистическим приемам "научной" полемики. После расстрела Дома Советов 4 октября 1993 года, который, как известно, готовился при непосредственном участии генерал-полковника Волкогонова, представляется вполне естественным, что он и на сей раз, уже по привычке, взял на себя функцию палача.
Расправу над Лениным философ-танководец вершит по всем азимутам. В издании нет абзаца, где бы не содержалась подтасовка, передержка, фальшь, а то и обычная ложь. Широко прибегает генерал также к излюбленному антикоммунистами Запада и доморощенными "демократами" методу умолчаний. Он не боится противоречить собственным утверждениям, показывая себя прилежным учеником тех. кого в книге 1983 года именовал "классовыми недругами" (С. 6 и др.).
Д. Волкогонов признает главным внутренним качеством Ленина "мощный интеллект" (Кн. 1. С. 30), но ставит под вопрос его нравственную направленность. "Трудно сомневаться в том, - пишет генерал во вводной главе, - что Ленин хотел земного счастья для людей, точнее тех, кого именовал "пролетариатом". Но полагал при этом совершенно нормальным творить это "счастье" на крови, насилии, несвободе" (С. 34). Этот типичный для "демократа" выпад, игнорирующий первичность насилия над пролетариатом и вынужденность ответного насилия пролетариата, хорошо смотрится на фоне Белого дома, который волкогоновы сделали черным. Велика ли цена морализаторства тех, кто в одночасье "реформировал" верхние этажи советского парламента в крематорий, а нижние - в морг? Кто "на крови, насилии, несвободе" творит "счастье" 1/20 общества - новой буржуазии.
Исторический материал, который так или иначе втянут в генеральский пасквиль, весьма разнообразен, а ловля автора на идеологическом мошенничестве - процесс в потенции бесконечный. Поэтому поневоле приходится себя ограничить. И тут я использую подсказку самого генерала, связавшего оценку "причин коммунистической неудачи" прежде всего с "духовным космосом человека, которого уже нет среди людей семь десятилетий" (С. 28). Итак, оставляя многое в стороне, посмотрим, как изображает "духовный космос" Ленина Д. Волкогонов. Это тем более удобно, что во втором томе целая глава так и называется: "Духовный космос".
Прямо скажу, представление автора о "духовном космосе" Ленина более чем убогое. Так и хочется спросить генерала: либо он таков сам, либо он нарочно дурачит читателя?
Глава состоит из предисловия и четырех параграфов.
В предисловии обращают на себя внимание два утверждения:
1) "Но и семь десятилетий спустя мы не можем сказать и никогда, вероятно, не скажем всего, о чем думал пионер российского социализма" (Кн. 2. С. 230);
2) "...В духовном мире Ленина, личности выдающейся и крупной во многих отношениях, всегда доминировала и определяла основные грани интеллекта, чувства, воли идея преклонения перед революцией" (С. 233-234).
Оба утверждения беспомощны и выдают сугубо обывательское восприятие жизни и деятельности Владимира Ильича. Это подтверждается последующими "духовно-космическими" упражнениями Д. Волкогонова. Сами за себя говорят уже зазывные, детективно-альковные заголовки параграфов: Тайны интеллекта; "Роковой человек"; Пророк Коминтерна; Инесса Арманд.
Забавно, что из "Тайн интеллекта" мы не узнаем никаких тайн. Д. Волкогонов до тошноты мусолит заезженную "демократами" тему "неуважения" Ленина к буржуазным писакам, к тем, кого он называл "учеными приказчиками теологов", "высокомерного" отношения к большинству социал-демократических авторов; топчется на "абсолютной политизации его мышления", которая-де "вольно или невольно искажает почти все (в той или другой степени), что отражается в его мозгу" (С. 234, 235, 236). "Политическую флюсообразность ленинского интеллекта" (С. 288) генерал в первую очередь иллюстрирует отношением к классовым врагам пролетариата, распространяя его на мораль и право. Ничего такого, что не было бы хрестоматийно известно из советской и иностранной литературы, особенно о периоде гражданской войны, он не сообщает. Что же касается собственно "духовного космоса", откровенно лжет.
Д. Волкогонов за марксистские труды схлопотал в свое время степень доктора философских наук, но его компетентность в области именно философии либо близка к нулю, либо составляет отрицательную величину. Так, книгу Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" он ставит намного ниже трудов Н. Бердяева. С. Булгакова, С. Франка, Л. Карсавина, Н. Лосского, Ф. Степуна, И. Ильина, О. Флоренского и других авторов начала XX века. При этом генерал ссылается на мнение парижского профессора В. Зеньковского: "Философские интересы Ленина сосредоточивались исключительно на вопросах философии истории..." (С. 244). Д. Волкогонов не может не знать двух вещей. Во-первых, изыскания в области философии истории, которая и в самом деле занимала центральное место в ленинских раздумьях, сами по себе бывают чрезвычайно плодотворны и не суть криминал. Во-вторых, в "Материализме и эмпириокритицизме" философия истории в отличие от большинства ленинских работ представлена в очень небольшой степени (последняя, шестая глава). Основное внимание там посвящено теории познания, отстаиванию в ней материалистических позиций, современному определению материи, анализу революции в естествознании на рубеже XIX-XX веков, обоснованию новой (по сравнению с обобщениями Ф. Энгельса) формы материализма. Но к чему пасквилянту эта правда?
Д. Волкогонов вслед за В. Зеньковским считает абсурдной, обесценивающей философские изыскания Ленина его приверженность марксистской методологии. Но на каком основании? Тщетно было бы искать доказательства у генерала. Он, подобно другому Герострату, А. Ципко, не утруждает себя соответственной работой.
"Поражает настойчивость Ленина доказывать, - пишет Д. Волкогонов, - что та философская школа, которая допускает существование религии, не является научной" (С. 245). А что - является? Почему? На это также нет ответа. Видимо, генерал, пренебрегая аргументацией, все же предпочитает скорее быть зачисленным в ''ученые приказчики теологов", чем разбирать вопрос по существу. Не думаю, чтобы доктор-профессор Д. Волкогонов не понимал разницу между знанием (наука) и верой (религия) (об этом, кстати, достаточно внятно говорится в "Материализме и эмпириокритицизме"), но почему он сегодня это скрывает, уяснить не могу. Обсуждение проблемы знания и веры имеет в науке многовековую историю. Споры эти всегда обострялись, когда общество начинало сбрасывать с себя оковы догматических предрассудков, когда обострялась идеологическая борьба, но о них у Д. Волкогонова ни полслова. Презумпция научной добросовестности, обычная среди ученых как профессиональных поборников истины, к нему, очевидно, не применима. Тут скорее срабатывает Ее Величество Конъюнктура, от которой зависит шкурный интерес карьеры, а уж ради нее генерал готов на все.
Ленинские "Философские тетради", по мнению Д. Волкогонова, имеют "еще меньшее значение", чем "Материализм и эмпириокритицизм" (С. 246). Смелость этого заявления достойна грибоедовского Скалозуба. Его современный последователь небрежной оценочкой отмахивается от фундаментальной проработки и переосмысления Лениным "Науки логики" Г. Ф. В. Гегеля и "Лекций о сущности религии" Л. Фейербаха, "Философии Гераклита Темного из Эфеса" Ф. Лассаля и "Метафизики" Аристотеля, работ Э. Геккеля, И. Дицгена, Г. Плеханова, А. Деборина, В. Шулятикова и многих других.
Невежество Д. Волкогонова в философии или же его недобросовестность доказывает одно простое наблюдение. В двухтомнике "Ленин" он ни словом не упоминает о такой гигантской составляющей "духовного космоса" марксизма, какой является диалектика, это "самое всестороннее, богатое содержанием и глубокое учение о развитии..." Генерал, видимо, придерживается "иной формулировки принципа развития", которую Маркс и Энгельс "считали односторонней, бедной содержанием, уродующей и калечащей действительный ход развития (нередко со скачками, катастрофами, революциями) в природе и в обществе" (Ленин В. Поли. собр. соч. Т. 26. С. 53-54). Совершенно чуждый, как выясняется, двухтысячелетней сократической традиции, в рамках которой передовое человечество билось над познанием противоречия как источника всякого самодвижения, он демонстрирует полное философское одичание, несуразный уже для времен Эразма Роттердамского и немыслимый в конце XX века обскурантизм. Вот уж поистине фельдфебель в Вольтерах!
Здесь не место перечислять те "черты диалектики, как более содержательного (чем обычное) учения о развитии", которые характеризует Ленин в статье для Энциклопедического словаря Гранат "Карл Маркс" (Там же. С. 55). Но нельзя не отметить развитие темы. Именно "Философские тетради" дают в этом отношении наиболее благодарный, многогранный материал. В них на базе истории мысли развивается диалектическая логика как методологический инструмент адекватного познания действительности, путь к истине. Трудно понять, почему Д. Волкогонова как вроде бы специалиста "не колышет" эта кардинальная философская проблема. Или лгать легче, чем исследовать?!. "От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике - таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности", - формулирует Ленин направленность духовных исканий человечества (Там же. Т. 29. С. 152-153). Но генерал не удостаивает это положение никакого внимания. Ни соотношение диалектики вещей и диалектики идей, ни практика как критерий истины, ни включение жизни в логику, ни формулирование новых элементов диалектики, ни вывод о единстве логики, диалектики и теории познания, как и многое другое в философском ленинизме, Д. Волкогонов в "духовном космосе" Ленина "не замечает". Что же им сюда включается?


Лепя всяческие ярлыки вроде "классовой апологетики" и "социального расизма" (Кн. 1. С. 248), Д. Волкогонов облыжно аттестует Ленина "потребителем" культуры (С. 250). Для генерала он непостижимый "роковой человек", чья разносторонность ломает обычные мещанские представления. Случайно ли, упустив вклад Ленина в развитие материалистической диалектики и совершенно не разобравшись в его эстетических вкусах, Д. Волкогонов включил в главу "Духовный космос" два несомненно посторонних ее содержанию параграфа? Первый - о деятельности Ленина по линии Коминтерна, о материальной помощи ему со стороны Советской России. Второй - об отношениях Владимира Ильича с Инессой Арманд. И тему действенного пролетарского интернационализма, и тему взаимной привязанности двух незаурядных красивых людей (какое, собственно, ему до этого дело?) генерал смакует типично по-обывательски, причем видно и как он мучается. Сам жизненный материал жестко сопротивляется его очернительским потугам, и Д. Волкогонов не находит ничего лучшего, как закончить главу двусмысленной и по сути самоубийственной фразой: "Инесса Арманд - солнечное пятно в судьбе вождя русской революции" (С. 314). Кому, однако, не ясно, что солнечные пятна могут быть только на солнце?
Если с философской точки зрения Д. Волкогонов, как минимум, не понял Ленина, то, может быть, он разобрался с этой гигантской фигурой в плане историческом? Опять нет. Для меня теряет всякую ценность любой научный труд, в котором искажены факты. Так, по сути подыгрывая низменным националистическим настроениям, генерал делает акцент на смешении кровей в роду Ульяновых, навязывает читателю мнение, будто Ленин не был русским человеком. Особенно отвратителен шаманский пляс Д. Волкогонова вокруг национальности деда Ленина со стороны матери, А. Д. Бланка, с легко подразумеваемым антисемитским подтекстом. Однако именно в этом пункте придется генерала разочаровать. Как не было бы криминалом, если бы А. Д. Бланк действительно оказался евреем, так не подтверждаются и сведения о его якобы иудейском происхождении, сообщенные в конце 1924 года из архива Департамента полиции А. И. Ульяновой. Доказано, что произошло сознательное смещение биографий двух полных тезок и врачей - совершенно различных лиц, и об этом есть новейшие публикации (См.: Поиск. 1993. № 37; Аль-Кодс. 1994. № 11). Из них следует: А. Д. Бланк, отец Марии Александровны, матери Ленина, по данным Казанского архива, родился в православной купеческой семье, при Николае I находился на государственной службе и получил дворянское звание. Сруль (Израиль) Бланк из Житомира, с которым нянчится генерал, к семье Ульяновых не имел никакого отношения. Кому-кому, а уж "летописцу вождей" непозволительны подобные "ляпы", каким бы соблазнительным ему ни представлялся ожидаемый эффект.
Еще одна, совсем крошечная деталь.
Нечего доказывать, как Д. Волкогонов ненавидит Сталина. Свидетельство тому у меня под рукой - четыре тома тенденциозного труда "Триумф и трагедия" (В двух книгах, по две части каждая. М., 1989).
Казалось бы, генерал должен быть выдающимся, уникальным знатоком всего, что связано с делами его главной антипатии. Но и опять старуха не без прорухи. Сей "знаток", стремясь в своей новой книжке опрокинуть оценку Ленина Сталиным, прежде всего в лекциях (а не в лекции, как у Д. Волкогонова) "Об основах ленинизма" и брошюре "К вопросам ленинизма", пишет, что они составили, "в конце концов, сборник "Основы ленинизма"" (Кн. 1. С. 12). Однако это неверно. Сборника "Основы ленинизма" у Сталина никогда не было. Широко известен сборник "Вопросы ленинизма", выдержавший 11 (!) изданий (Последнее: М., 1952). И если наш "Вольтер" так легко перевирает название чрезвычайно популярной в свое время книги, возникают сомнение и казус - сомнение, читал ли он некоторые из упоминаемых источников вообще; казус, который настоящие историки-профессионалы не прощают. Да и в принципе, совместимо ли с именем столь плодовитого генерала-профессора-академика-"демократа"-философа-историка-карателя и пр. само понятие "профессионализм"?
Мне уже доводилось указывать на противоречивость утверждений Д. Волкогонова вплоть до прямого самоопровержения. Приведу наиболее типичный пример. Неоднократно генерал подчеркивает в качестве чуть ли не главной черты Ленина будто бы присущую ему страсть к власти. Но, чтобы не утратить доверие читателя, вынужденно оговаривается. "Власть для Ленина - это прежде всего диктатура, диктаторство, диктаторы. Но сам вождь... не был диктатором в распространенном понимании слова. Его интеллект был неизмеримо, допустим, выше интеллекта Сталина, и свою огромную власть Ленин осуществлял посредством гибкого механизма идеологических и организационных структур, которые создавала партия. Ленин предпочитал оставаться как бы в тени диктаторства. Но в его руках была диктатура партии" (С. 18-19). Д. Волкогонову страсть как хочется изобразить Ленина властолюбивым безумцем. Возможно, это личный генеральский замысел, - возможно, и некий социальный заказ. Но ни тема, ни историческая личность, выбранная генералом в жертвы, ему не по зубам и не по мозгам. Поэтому при всей велеречивости, нарочитой усложненности стиля в любом волкогоновском пассаже просматривается один и тот же старинный прием: он горячо целует своего героя в ланиту и тут же втыкает ему нож в спину. Люди давно знают, чья это мораль.
Увы, сей супертитулованный господин производит впечатление индивида, способного лишь прислуживать, но не думать. Владея невзыскательным, но бойким пером и имея неограниченный доступ к архивам, он создает специфический жанр мстительной историо-графомании, который, если и не запутает многих будущих исследователей, то, во всяком случае, доставит им немало хлопот.
Мыслить научно значит мыслить диалектически. А это требует от человека, претендующего на ученые труды, по меньшей мере четырех умений:
а) умения строжайше соблюдать правила формальной логики, которые легко усваиваются (при соответствующем упражнении методом решения логических и математических задач) из "Аналитик" Аристотеля и обширной учебной литературы, включая лучший, по-моему, в России "Учебник логики" Г. Челпанова (М., 1917, 1946, 1994);
б) умения на интуитивно-интеллектуальном уровне улавливать и вскрывать противоречия изучаемого объекта, различать и фиксировать противоборствующие стороны и стадии их взаимодействия, представлять и прогнозировать в общих чертах его последовательность и результаты;
в) умения мыслить парадоксально, то есть, доказательно придя к определенным выводам, обязательно выстраивать потом добротную цепь контрдоводов ("прокрутить все наоборот"), и, только убедившись в том, что эта цепь не смыкается, настаивать на своих выводах как окончательных;
г) умения после логической, через парадокс, проверки добытой истины приложить ее к практике и выверить истину ею.
По меньшей мере несерьезно прилагать эти требования к разбираемому здесь генералу. Его писания не соответствуют не только строгим критериям научной методологии и этики, но и известному наставлению Козьмы Пруткова: "Рассуждай токмо о том, о чем понятия твои тебе сие дозволяют" (Сочинения Козьмы Пруткова. М., 1959. С. 107). Не удивительно, что конечным итогом волкогоновского "творчества" может быть только конфуз.
"Определяющим качеством вождя, - пишет его превосходительство, - была огромная, фанатичная вера в коммунистическую Утопию" (С. 17-18). Пишет и лжет. Ленин никогда утопиями не увлекался и всю свою деятельность строил на трезвой почве современной науки. Становится даже жаль маэстро, который, при всех своих регалиях, так и не "усек" объективный всемирно-исторический характер становления общинных, коллективистски-интернационалистских начал, прежде всего технико-технологического и организационно-технического обобществления труда и производства, ныне стимулируемого научно-технической революцией. Для Маркса 1840-х годов "все движение истории есть, с одной стороны, действительный акт порождения этого коммунизма - роды его эмпирического бытия, - а с другой стороны, оно является для мыслящего сознания коммунистов постигаемым и познаваемым движением его становления" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 116). А нашему "академику" это невдомек и спустя 150 лет.
На основании каких данных, спрашивал Ленин, можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма? "На основании того, - следует ответ, - что он происходит из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом. У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по-пустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется" (Ленин В. Поли. собр. соч. Т. 33. С. 85).
Ни веры, ни фанатичности, ни утопизма в этом подходе нет. Утверждая нечто противоположное, Д. Волкогонов не добивается ничего, кроме демонстрации нищеты собственного духа. Оказывается, сам-то он "духовного космоса" не имеет. Как раз такие публичные мужчины, охотно комиссарившие и имитировавшие идеологические баталии от лица КПСС, пока та была правящей партией, - отнюдь не "духовный космос" Ленина, ими никак не освоенный! - и послужили важнейшей из искомых "причин коммунистической неудачи". И хотя нынче их духовная нищета, переориентированная на службу капиталистическому рынку как мнимой "вершине" социального прогресса, прилично вознаграждается долларами, им рано радоваться, ведь в генезисе общества это мало что меняет. Как известно, сребреники не приносят счастья, а утоленное на время чувство мести - покоя. Своим новым двухтомным чернокнижием генерал не остановил дрожание листьев осины и не опроверг коммунистическую идею. А это значит, что человечество не забудет, чем кончают иуды, и не позволит прекратить течение истории.

15.08.2003
Р.И. Косолапов, "Московский строитель"

Ссылка : http://www.cprf.info...les/17137.shtml
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#8 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 17 February 2010 - 00:05

Дезертирство под огнем


О книге Д. Волкогонова «Ленин»


Из черной «Волги», остановившейся у старинного особняка, вышел молодцеватый генерал с папкой в правой руке и направился к подъезду с вывеской «Журнал ЦК КПСС „Политическое самообразование“. Генерал-майор Дмитрий Волкогонов привез свою очередную статью. В 70-х годах он часто печатал в журнале свои материалы, в которых славил Ленина, Октябрьскую революцию, социализм и КПСС, стоявшую у власти. Он писал: „Зарница ленинских мыслей, как и прежде, впереди нас. Это свойство не просто мудрых глубоких истин, но и истин пророческих“.

Не скрою, мне и другим сотрудникам журнала нравились статьи Волкогонова, не нуждавшиеся в редакционной доработке. На наших глазах он совершил стремительный карьерный взлет от подполковника, референта начальника Главного политического управления Советской Армии до генерал-полковника, заместителя этого начальника. Признаться, мне было приятно узнавать о новых, все более высших должностях талантливого автора.

Он часто выступал в воинских частях, вузах, научных учреждениях, перед журналистами, писателями и говорил, что любит советоваться с Лениным. Узнав, что в одном полку не проводится марксистско-ленинская учеба, потребовал снять его командира. Полк был образцовым по боевой подготовке, и только это позволило вышестоящему командованию спасти офицера от столь серьезного взыскания.

Но в 1991 г. КПСС потеряла власть, и генерал Волкогонов стал сладостно уничтожать и оплевывать то, на чем рос до этого. Я понимаю: нельзя коснеть во взглядах, людям свойственно меняться. Но только при одном условии: если это делается бескорыстно.

Меня не оставляет недоумение: почему Волкогонов и ему подобные меняются не самостоятельно, а только вместе с очередным начальством?

Ленин был для Волкогонова кумиром-кормильцем, дававшим безбедное существование, карьеру и славу. Сменилась власть, Ленин стал подвергаться нападкам, и генерал перебежал к новым хозяевам. В армии это называется дезертирство под огнем.

В 80-х годах Волкогонов писал о предателе Власове: «У этого человека никогда не было подлинных социалистических убеждений. Он умел имитировать патриотизм, чувство долга. Был службистом». Сегодня эти слова можно полностью отнести к самому Волкогонову.

Книга Волкогонова «Ленин» пронизана звериной ненавистью к великому сыну России.

Начитавшись мемуаров белых эмигрантов и трудов антироссийских западных советологов, генерал кормит читателей «осетриной второй свежести» — почерпнутыми там сплетнями и фальшивками. Уверяет, что взгляд у Ленина был злой, друзей он не имел, обвиняет его в цинизме, коварстве, жажде власти. Не хочется даже опровергать эти выдумки.

Волкогонов заявляет, что прозрел. Но из книги видно обратное: автор ослеплен политическими страстями и лакейским усердием перед новыми властями и естественно не замечает абсурдности многих своих утверждений.

Например, приводит диалог Ленина и Троцкого в трудные для молодой Советской республики дни.

Троцкий: А если немцы будут все же наступать? А если двинутся на Москву?

Ленин: Отступим дальше на восток… Создадим Урало-Кузнецкую республику, опираясь на уральскую промышленность и кузнецкий уголь… Будем держаться… Снова расширимся и вернемся в Москву и Петроград.

«Прозревший» Волкогонов комментирует ответ Ленина: «В мыслях — ни слова о людях, о народе, о судьбах России».

Значит, по Волкогонову, Кутузов, сдав Москву французам, не думал о людях, народе, о судьбах России? Значит, Красная Армия в 1941 — 1942 годах, отойдя с боями до Москвы и Волги, не думала о судьбах России? По мнению Волкогонова, надо было поднять руки и сдаться немцам. К счастью, Ленин и наши полководцы думали иначе, чем бумажный генерал Волкогонов.

Одним из любимых коньков «прозревшего» историка являются спекуляции о жестокости Ленина. В книге и многочисленных интервью Волкогонов мусолит один и тот же пример — телеграмму Ленина в Пензу с требованием немедленно подавить антисоветский мятеж, а главарей повесить. Телеграмма заканчивается: «Пошлите людей потверже».

«Прозревший» Волкогонов комментирует: «Какие страшные слова». Может ли честный историк умолчать, что шла гражданская война и что мятеж в тылу любой воюющей армии — красной или белой — мог вызвать только такую реакцию властей. Когда в тылу наступавшей на Москву армии Деникина вспыхивали восстания, Деникин тут же бросал туда карательные отряды, приказав беспощадно подавить бунты, ввести военно-полевые суды, расстреливать и вешать.

Специалистам известно, что главное в публикуемых архивных документах — когда, при каких обстоятельствах был подписан конкретный документ. Дата здесь имеет решающее значение. Одно дело — период революций и гражданских войн, другое — мирное время. Как может дважды доктор — истории и философии, — член-корреспондент Российской академии наук Волкогонов оказаться столь научно несостоятельным? Может ли честный ученый умолчать, как это делает Волкогонов, что еще до окончания гражданской войны по инициативе Ленина была отменена смертная казнь. Волкогонов берет из архивов только то, что ему выгодно, и опускает то, что невыгодно. Получается спекуляция. Подобного обращения с собой история не допускает.

Особенно неприглядно жульничество Волкогонова, когда он жестокими ленинскими указаниями периода гражданской войны объясняет и тем самым как бы оправдывает политические преступления Сталина, который в мирных условиях, при отсутствии войны и революции прибег к массовому террору, к тому же не против врагов, а против своих.

Так, впрочем, склонен поступать и автор книги. Не сделавший ни одного выстрела по внешним врагам Родины, он активно участвовал в мирное время в разгоне и расстреле парламента России и кровавых убийствах соотечественников, защищавших Закон и Конституцию в октябре 1993 г. Позорная акция проведена с гораздо большей жестокостью, чем, например, роспуск большевиками Учредительного собрания.

У Ленина, как всякого крупного политического деятеля, были и ошибочные высказывания, и утопические представления. Они названы публицистом Л. Ониковым в «Правде» 20 августа и 21 сентября 1994 г. Но они — повод не для политических спекуляций, а для научных дискуссий и трезвого осмысления.

Ленин был реальным политиком XX века, сделавшего привычным оружием пулемет и танк, атомную бомбу и глобальную ракету; века, узнавшего избиение армян и холокост; века, когда лидеры крупнейших демократий отдали приказы разбомбить и сжечь Хиросиму и Дрезден вместе с населением и не утратили после этого репутации респектабельных политиков; века, узнавшего Гитлера и Сталина; века, когда разменной монетой в торге великих держав становились целые страны; века, когда президент приказал — впервые в истории! — расстрелять парламент с находившимися там депутатами, женщинами и детьми, а также его защитников, в сравнении с чем ночной поджог Гитлером пустого здания рейхстага выглядит выходкой уголовника; века, когда тот же президент, отбросив всякие моральные ограничения, приказывает бомбить города собственной страны — вне зависимости от того, могут или нет жители этих городов причинить власти вред.

Впрочем, Волкогонов признает, что Ленин был самым выдающимся революционером XX века и что его деятельность оказала наибольшее влияние на события столетия, причем влияние не только негативное, но во многом и благотворное (смягчение социальных противоречий в западных странах, распад колониальной системы и др.). Однако эти признания произносятся неохотно, мимоходом, без должного анализа и странными выражениями.

Волкогонов любит заявлять, что публикует в книге тысячи ленинских документов из секретных архивов. Подобная самореклама рассчитана на простачков. Многие из этих документов давно опубликованы.

«Любой историк, придерживающийся версии „архивного открытия нового Ленина“ должен признать себя никудышным специалистом, который не работал с доступными первоисточниками в полном объеме, а ограничивался перепеванием специально утвержденного официального набора цитат. Или еще хуже: знал правду, но пел „как положено“… Специалисты прекрасно знают, что новейшие архивные открытия только добавили новые факты к известному ранее ряду», — пишет отнюдь не стопроцентный сторонник Ленина доктор философских наук О. Лацис.

Например, из 520 ссылок на источники в главах, относящихся непосредственно к Ленину, его деятельности во время революции и гражданской войны, 368 — это ссылки на давно опубликованные и известные всем желающим документы и лишь 152 ссылки на неопубликованные.

Что же это за неопубликованные? Записка министра здравоохранения СССР в 1983 г. (спустя почти 60 лет после смерти Ленина) о закрытии на два месяца Мавзолея для профилактических работ (кстати, сообщения об этом всегда публиковались во всех газетах); записка Андропова в ЦК в 1975 г. о сносе дома Ипатьева в Свердловске (при чем тут Ленин?); доклад Берии Сталину в 1949 г. о высылке из Закавказья «всяких турков» в Сибирь; и бытовые детали — о ремонте квартиры Ленина, частота его пульса после ранения и подобные же банальности.

Таким образом, «новые документы» ничего принципиально нового к облику Ленина не добавляют. Можно только удивляться сверхосторожности секретарей ЦК КПСС и руководителей ИМЛ, не решавшихся их публиковать, что позволяет волкогоновым паразитировать на этом.

Зарубежные специалисты, получившие недавно возможность сверить по первоисточникам содержание некоторых документов, известных ранее лишь по книгам Волкогонова, уличают его в ошибках и подтасовках.

Английский профессор-историк Рональд Хингли назвал методы работы Волкогонова в архивах «мародерством».

Сотрудник канадского университета Мак Гилл в Монреале Л. Максименков, познакомившись в архиве с документами, опубликованными ранее Волкогоновым, приводит такие «приемы» его работы: поверхностное прочтение источников, граничащее с непониманием текста; сомнительный анализ и интерпретация документа; произвольное купирование без указания на сокращенный текст; неправильная датировка документа; купирование, усугубляемое неправильной датировкой (Л. Максименков. «Еще раз о критике архиографических приемов Д. А. Волкогонова». «Свободная мысль», 1993, № 3, с. 44 — 51).

Приведя примеры подобной ошибочной методологии Волкогонова в его книге о Сталине, канадский ученый пишет: «Хотелось бы пожелать, чтобы подготовка к публикации неизданных документов В. И. Ленина из РЦХИДНИ (ввиду огромного международного значения этой акции) была сосредоточена в руках авторитетной и политически беспристрастной научной комиссии». Высмеяв «приемы» работы Волкогонова с архивными материалами, Л. Максименков с сарказмом замечает: «На страницах биографии Ленина не должно получиться так, что герой узнает о кознях Парвуса с кайзеровским золотом из ссылки на „Красное колесо“ А. И. Солженицына или умирающий в Горках Ленин станет разоблачать Сталина в своем „Письме к съезду“, цитируя доклад Н. С. Хрущева на XX съезде ЦК КПСС». К сожалению, опасения канадского историка оправдались: беспристрастная научная комиссия для публикации неизданных документов Ленина не создана. Доступ к ним получил лишь Волкогонов на правах придворного летописца.

Обнаженная безнравственность автора книги видна из того, что, прикидываясь верующим, он поступил как антихрист, поместив на обложке 2-го тома фотографию тяжело больного Ленина. Эта бестактность шокировала даже «демократическую» прессу. Так, «Труд» заметил: «Несколько обескураживает, например, портрет „вождя“ на обложке… Вы видите больного человека с совершенно безумным взглядом» (28 июня 1994). «Общая газета»: «Фотография на обложке может покоробить» (№ 30, 1994).

Христианин не может так поступать, справедливо подчеркнул публицист Леон Оников. Не удовлетворившись обложкой, Волкогонов дает внутри книги страшный снимок Ленина — обезумевшего от неизлечимой болезни человека. Христос исцелял больных, делал слепых зрячими, избавлял от проказы, падучей, бесноватости, взывал к состраданию. А Волкогонов? Выносит на публичный показ немощь смертельно больного человека. Позор! Как может нормальный человек глумиться и наслаждаться чужим страданием?

Стремясь разжечь неприязнь обывателей к Ленину, Волкогонов сообщает (в духе доноса), что к тяжело больному председателю Советского правительства пригласили — наряду с советскими — нескольких иностранных врачей и платили им высокие гонорары. Неужели автор не знает, что это общепринятая практика? Недавно президент России Б. Ельцин показался медикам в Испании, а премьер В. Черномырдин летал к врачам в Германию. Да и сам Дмитрий Антонович в 1990 г. оперировался в Англии.

Даже спящий вечным сном в Мавзолее Ленин не дает покоя «прозревшему» генералу. Он упорно не замечает, что, несмотря на потоки грязной лжи, поощряемой сверху, люди продолжают чтить память Ленина, приходят в Мавзолей; что в день рождения Ленина и по праздникам — 1-го, 9-го мая и 7 ноября — усыпальница Владимира Ильича утопает в цветах и венках.

Повторяя ложь бульварных журналистов, Волкогонов пишет, будто Ленина в Мавзолее гримируют, будто у «мумии» нет рук и ног (вместо них якобы муляжи) и т. д. Ничего подобного не зафиксировала ни одна из авторитетных научных комиссий, регулярно проверяющих работу «мавзолейной группы» бальзаминаторов и отмечающих выдающиеся результаты эксперимента, начатого в 1924 году. Рассуждения Волкогонова о разложении тела Ленина свидетельствуют лишь о социальном и нравственном разложении автора книги.

Стремясь вызвать неприязнь общественности к Лаборатории при Мавзолее, Волкогонов заявляет, что ей-де уделялось «большое внимание» в ущерб другим медучреждениям. На самом деле Лаборатория почти 40 лет фактически не имела своего помещения и располагалась в здании кафедры биохимии медицинского вуза на Садово-Кудринской улице. Во дворе была небольшая комната для экспериментов, находившаяся на втором этаже гаража. Лишь в 1976 г. Лаборатория переехала в построенное для нее здание. Ничего особого в этом новоселье не было: в те годы, в отличие от нынешних, строили много. Например, Министерство обороны, где генерал Волкогонов воспевал Ленина, возвело себе ряд многоэтажных корпусов на улицах Фрунзе и Янышева.

Столь же недостойно и подло пытается Волкогонов восстановить читателей против ученых «мавзолейной группы», получавших, по его словам, чрезмерно высокую зарплату. Обычно хорошие родители внушают детям, что неприлично заглядывать в чужой карман. Но коль Волкогонов затронул эту тему, сообщим, что оклад старших научных сотрудников Лаборатории, как и в других институтах, был 300 рублей. В эти годы генерал-полковник Волкогонов получал, по словам ветеранов Главпура, в три раза больше. Сотрудникам Лаборатории, в том числе фронтовикам, дважды отказали в прикреплении к Кремлевской поликлинике, и они ходят в обычные. Бумажный генерал Волкогонов лечился тогда (да и сейчас) в элитном Центральном медицинском госпитале имени П. Мандрыки для высшего комсостава. Подобных жульнических выпадов против усыпальницы Владимира Ильича в книге много.

Поразителен ханжеский цинизм бывшего «барда ленинизма». Осуждая бережное сохранение тела Ленина в Мавзолее, он при этом лицемерно ахает: государство не нашло средств для погребения останков тысяч незахороненных воинов Великой Отечественной войны! Да, незахороненные солдаты — наша общая боль, общий позор. Но, спрашивается, почему генерал-полковник Волкогонов не добивался предания земле героев, когда был заместителем начальника Главного политического управления Советской Армии и почему не ставит этот вопрос сейчас как член Президентского совета? Добавим, что в последние годы работа ученых-бальзаминаторов финансируется не государством, отказавшимся это делать, а Независимым благотворительным фондом «Мавзолей Ленина» на добровольные пожертвования граждан, коллективов и общественных организаций.

На корешке денежного перевода в фонд бывший пулеметчик И. Аскасев (Мордовия) написал: «Читая в газетах и слушая по радио расплодившихся критиков Ленина, удивлен. Благодаря Советской власти, провозглашенной Лениным, эти господа получили бесплатно образование, профессию, интересную работу, заняли высокие посты. И как они отблагодарили за все это? Как персонаж из басни Крылова: „Свинья под Дубом вековым наелась желудей досыта, до отвала… И рылом подрывать у Дуба корни стала“.
Таков идеологический власовец Волкогонов.

http://liblive.ru/?r...72626413&s=2846
http://liblive.ru/?r...72626413&s=2847
http://liblive.ru/?r...72626413&s=2848
http://liblive.ru/?r...72626413&s=2849
http://liblive.ru/?r...72626413&s=2850
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#9 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 03 March 2010 - 20:34

Двадцать центов за гостайну


Прикрепленное изображение: 1835.jpg


Дмитрий Антонович ВОЛКОГОНОВ (1928-1995), генерал-полковник,
член КПСС с 1951-го по 1991 год, заместитель начальника Главного
политуправления Советской армии и ВМФ. В 1988 году был смещен с должности
и переведен на работу начальником Института военной истории МО СССР,
но через три года вновь уволен за «очернение Советской власти». В 1985 году
избирается депутатом Верховного Совета РСФСР; в 1990-м победил
на выборах народных депутатов РСФСР. В 1993 году Волкогонов избирается
народным депутатом Государственной думы (фракция «Выбор России»).
Занимал ряд государственных должностей, в том числе члена Президентского
консультативного совета, члена Комиссии по высшим воинским должностям,
высшим воинским и высшим социальным званиям, председателя Комиссии
при президенте РФ по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести


Архив генерала Волкогонова оказался в США.
Как это произошло – никто толком не знает.
А кто знает – никогда не расскажет


В течение жизни у каждого человека создается свой маленький архив: письма родственников, знакомых, друзей, товарищей по работе. Здесь могут находиться воспоминания, дневники, фотографии и многое другое. Если же речь идет о государственных деятелях или ученых, то их личные архивы могут оказаться интересными
для специалистов.
Например, в конце июня 1974 года, после смерти выдающегося полководца Георгия Жукова, по поручению секретаря ЦК КПСС Михаила Суслова на квартиру и дачу покойного была послана комиссия Общего отдела
ЦК и КГБ, чтобы изъять документы из его архива. Мне было дано указание разобрать все бумаги, составить их опись и подготовить записку в ЦК КПСС с обзором принятых документов. Среди них были черновые рукописи
его книги «Воспоминания и размышления», в том числе главы, в которых автор пытался раскрыть причины появления культа личности Сталина. В архиве были также тексты выступлений и интервью Жукова, его статьи
и рецензии, записи его бесед с государственными и военными представителями зарубежных стран. В дальнейшем такие же комиссии изымали документы из архивов Молотова, Гречко, Маленкова, Кагановича.
А вот какая история произошла совсем недавно с личным архивом генерала Волкогонова.
Во время своей работы в Архиве президента РФ я неоднократно встречался с Волкогоновым, помогая ему в поисках различных документов. Однажды он сказал мне, что у него образовалась целая коллекция материалов, которые он хотел бы передать в Архив президента РФ. Но передача не состоялась, а вскоре Волкогонов серьезно заболел и умер в декабре 1995 года.
Спустя несколько лет мне показали ксерокопию стенограммы выступления Константина Черненко на совещании с заведующими секторами Общего отдела ЦК КПСС 28 июня 1976 года. Меня, как бывшего работника Общего отдела ЦК, попросили прокомментировать этот документ, на котором стоял гриф «Совершенно секретно». Спрашиваю: как к вам попала копия стенограммы? Мне разъяснили, что она из архива Волкогонова,
хранящегося в библиотеке Конгресса США, где он значится как «Volkogonov Collection.
Library of Congress Washington DC USA».
Стоимость листа ксерокопии – 20 центов.
Я решил позвонить в Центр хранения современной документации (ЦХСД), где хранится подлинник стенограммы, чтобы узнать, рассекретили ли документ. В архиве ответили, что документ не рассекречен, гриф не снят и публиковать его нельзя.
Другой показанный мне документ не имел грифа секретности, но был куплен там же, в библиотеке Конгресса США. Это дневниковая запись самого Волкогонова от 31 августа 1993 года. Привожу ее полностью:
«Тайны власти. 31.08.93.
На днях, 24 августа, когда у меня были члены американской делегации по розыску сгинувших на территории СССР граждан США, в конце беседы полковник Пар и с ним еще один американский дипломат попросили несколько минут конфиденциального разговора.
Пар сказал, когда мы остались втроем: «Посол США Пикеринг просил конфиденциально передать, что надежный источник в Москве их информирует, что в октябре оппозиция предпримет попытку переворота, воз-
можно, парламентского, с тем чтобы сместить президента Ельцина. Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этой информации. Возможно, будут подняты люди, обвинен президент в нарушении Конституции, а затем последует объявление о лишении его власти.
Возможно, и на съезде ведется интенсивная подготовка. Вот такая информация…»
Я поблагодарил и при очередной встрече сказал Филатову и Ильюшину (так у Волкогонова: на самом деле правильно – Илюшин. – Ред.) (двум близким к президенту людям), а затем и Б.Н. Он был спокоен:
– Этого следовало ожидать…
Думаю, что это лишь один из вариантов готовящегося реванша, коммунистического Термидора…»
(Сергей Филатов был руководителем администрации президента РФ, а Виктор Илюшин – первым помощником президента РФ).
Последующее хорошо известно – указ Ельцина №1400 от 21 сентября 1993 года о роспуске Верховного Совета и кровавые события 3-4 октября, стоившие многих десятков человеческих жизней.
Какие еще документы и записи из архива Волкогонова и в каком объеме оказались в
США, можно только предполагать.
Архив генерала Волкогонова по документам советской истории создавался много лет. Доктор философских наук, доктор исторических наук, член-корреспондент российской Академии наук Дмитрий Волкогонов
был автором 30 книг по философии, истории и политике, а также нескольких сотен научных и публицистических статей. С 1992-го по 1994 год он опубликовал трилогию «Вожди»: «Сталин», «Троцкий», «Ленин». Мне
известно, что Волкогонов намеревался продолжить подготовку издания «Вожди» вплоть до Горбачева включительно. Для этого ему нужны были новые архивные документы.
Так, в предисловии книги «И. Сталин. Политический портрет в 2-х книгах» он писал: «В основе моего анализа и выводов лежат ленинские работы, партийные документы, материалы многих архивов: Центрального
партийного архива, Верховного суда СССР, Центрального архива Министерства обороны СССР, архивов ряда музеев и другие».
Как мы видим, в библиографии этого двухтомника нет ссылок на документы архивов КГБ СССР и ЦК КПСС. Документы этих архивов нужны были автору для подготовки книг «Троцкий» и «Ленин». В 1990-1991 годах под
натиском Волкогонова падает первый бастион – архив КГБ. В предисловии к первой книге «Троцкий» автор отмечает: «О том, как я доставал документы, связанные с «делом» Троцкого, можно написать повесть».
Действительно, библиографии первой и второй книги «Троцкий» пестрят ссылками на Архив иностранного отдела ОГПУ-НКВД. Однако для Волкогонова по-прежнему оставался недоступен Архив политбюро ЦК
КПСС, так называемый Кремлевский архив, находившийся до 1992 года в ведении аппарата президента СССР. На все звонки заведующему Архивом президента СССР Лолию Мошкову следовал вежливый отказ
со ссылкой на руководство. Затем Мошков дал указание на звонки Волкогонова отвечать, что «заведующего нет на месте». Все изменилось после указа Бориса Ельцина от 31 декабря 1991 года о создании Архива
президента РФ, в состав которого передавался Архив президента СССР.
В 1992-1993 годах Волкогонов в составе президентской комиссии знакомился с документами бывшего Архива Политбюро (в том числе с документами «Особая папка» высшего грифа секретности и закрытых
пакетов, которые ранее вскрывались только с разрешения генерального секретаря ЦК КПСС). Документы, представлявшие интерес для Волкогонова, в копиях передавались ему. Так, в библиографии к первой и второй
книгам политического портрета «Ленин» дано свыше 1600 ссылок на источники, в том числе около половины ссылок на архивы. Среди них на Архив президента РФ – 246 ссылок, РЦХИДНИ (бывший ЦПА при ЦК КПСС) – 383, Центральный оперативный архив КГБ СССР – 49, другие архивы – 87. Волкогонову выда-
вались документы с грифом «Совершенно секретно особой важности («Особая папка»)», не сформированные в дела, что запрещено архивными правилами. В библиографии встречаются такие записи: «АПРФ. «Особая
папка» (Протоколы и документы Политбюро)», «АПРФ. «Особая папка». Протокол заседания Политбюро №68 от 4 апреля 1949 года Л.1» или «Архив ОГПУ-НКВД-КГБ. Лл.1-2» и т. д.
Во второй книге о Троцком Волкогонов неоднократно ссылается на свой архив: «Копия заявления П.А. Судоплатова от 27 июня 1989 года Генеральному прокурору Союза ССР Сухареву А.Я. (личный архив Д.В.)», или «Копия письма Д.П. Колесникова в Комиссию Политбюро ЦК КПСС от 1 июня 1988 года (личный архив Д.В.)». Таким образом, в личный архив Волкгонова попали документы, к которым другие историки не допускались. Не берусь утверждать, что продажа личного архива в США была предпринята с ведома самого
Волкогонова. Но, так или иначе, американцы стали обладателями ценнейшей коллекции копийных документов из престижных архивов России.
Я не призываю копировать советский опыт по изъятию документов из архивов умерших государственных деятелей. Мы не можем нарушать прав собственности владельца на принадлежавшие ему документы. Однако судьба архива генерала Волкогонова вызывает много вопросов.

Автор этого материала, Юрий МУРИН,
с 1972-го по 1990 год работал в архивах
Общего отдела ЦК КПСС, с 1990-го по 1991 год –
в Архиве президента СССР, с 1992-94 в Архиве
президента РФ. Сейчас на пенсии

Ссылка : http://www.sovsekret...es/article/1835
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#10 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 13 March 2010 - 11:45

СТРАННАЯ КНИГА


(О книге Д.Волкогонова "Ленин. Политический портрет. - В 2-х книгах. - М., Изд-во "Новости", 1994г. Кн.1 - 480 с., кн. 2 - 512 с.)

Воейков Михаил Илларионович - д.э.н., профессор Института эконо­мики РАН.

Прочитав два объемистых тома, недоумеваешь: что это за книга? Вроде бы есть претензии на научную работу, все-таки автор дважды док­тор наук, но это не научный труд, ибо никаких новых обобщений и выво­дов здесь нет. Хотя делается обилие ссылок на архивные материалы, но ничего принципиально нового они не добавляют. Скорее, это наступатель­ный политический памфлет, все-таки автор имеет чин генерала и закончил танковое училище, но почему памфлет такой длинный - почти полная тыся­ча страниц? Не скажешь, конечно, что это роман или эссе...

В общем, странное сочинение по форме. Но странное оно и по су­ществу.

Сегодня и в нашей стране писать о Ленине сложно. От книги о Лени­не, да еще такой толстой, ждешь серьезного и глубокого анализа его сложной биографии, конечно, развенчания многих мифов и легенд, ответа (или дискуссии) на многие вопросы, поднятые другими исследователями. А что же есть в этой книге? Пожалуй, только одно: зеркальное отражение известной официальной биографии Ленина под редакцией П.Поспелова. Только, если у Поспелова Ленин во всем и везде хорош, то у Волкогонова - плох.

Конечно, хорошо, что ныне имеются возможности создавать, так ска­зать, альтернативные книги бывшему официозу. Особенно важно разобрать­ся нам с основными вопросами нашей недавней истории, с нашим социализ­мом и с его первыми деятелями. В этом круге проблем центральное место занимает фигура Ленина и его идейное наследие. Поэтому я думаю, внима­ние к этой, новой книге Д.Волкогонова будет особенное. Как с той, так и с другой стороны. Еще и потому, что это книга не только о Ленине. Это книга и о нас, нашем сегодняшнем дне, его понимании, упущенных возможностях и т.д. Все это, конечно, хорошо. Нам нужно учиться циви­лизованным, культурным дискуссиям, коли уж мы, россияне, как, навер­ное, все нормальные люди, стали мыслить по-разному.

И все же очень трудно писать рецензию на эту книгу. Трудно, кроме прочего, и по тому, что автор в угоду своим экстравагантным выводам намеренно или случайно искажает нашу отечественную историю. Или в са­мом деле ее толком не знает? Поэтому, чтобы уличить этого автора, нуж­но каждый раз напоминать азы истории, что, понятно, делать неинтересно и утомительно.

Нельзя сказать, что я во всем и везде полностью не согласен с ав­тором, что ничего путного там нет. На мой взгляд, удачны, хотя и слабо разработаны параллели политики большевиков и меньшевиков. Так, автор справедливо подмечает, что большевики были за социализм на базе дикта­туры, а меньшевики тоже за социализм, но на основе демократии (т.1, с.159). Но следовало бы добавить, что действительный социализм и дик­татура несовместимы, что социализм может быть только и исключительно демократический. Впрочем, у большевиков диктатура получилась, а социа­лизм, как оказалось, не очень. Многие десятки страниц достаточно объ­ективно описывают нашу недавнюю историю. С большим интересом читаешь места, посвященные деятельности Политбюро ЦК КПСС, тем более, что ав­тор впервые использует ранее закрытые протоколы заседаний Политбюро (так называемая "Особая папка"). Например, приводятся дневниковые за­писи Л.Брежнева, из которых становится ясным, что наиболее впечатляю­щими событиями его жизни были еда ("Был дома на даче - обедал. Борщ из свежей капусты") и чтение журнала "Крокодил". Все это здорово!

Но ведь книга-то про Ленина. И здесь возникают вопросы.

Я хочу быть объективным. Я понимаю, что превращать Ленина в идо­ла, и без конца поклоняться его "святым мощам" неинтеллигентно, не­культурно и, наконец, кощунственно по отношению к памяти Ленина - марксиста. Здесь я на стороне автора. Я согласен и с тем, что можно и

нужно искать у Ленина противоречия, ошибки, тупиковые построения. Все

это у Ленина было и среди специалистов было известно давно. Сейчас

стало можно все это печатно обсуждать. И слава Богу!

Более того, я могу принять один из основных выводов автора, что ленинская концепция социализма не получилась, не реализовалась, по су­ществу, была утопичной. Вот на этом бы и держаться автору - цены не было бы его книге! (Правда, она и так очень дорогая для ученого, аспи­ранта, студента. Интересно, кто ее покупает?)

Все же остальное (а его много) вызывает активное неприятие. Выбе­рем лишь две проблемы: концепция и метод.

Сперва поговорим о методе подачи материала. Хотя я прочитал почти "всего Ленина" и множество книг о нем, я не историк и не берусь судить о правильности использования автором архивных и других источников. Примем, что больших погрешностей тут нет; и я думаю - это в самом деле так. Автор - опытный исторический писатель. Но вот как подаются эти материалы - этого принять и понять никак нельзя.

Автор приводит лишь и так те факты и данные, которые могут бро­сить только негативный свет на героя его книги. Конечно, после столь­ких лет и стольких книг, когда и где Ленин характеризовался только в степени восхищения, можно и нужно приводить разные факты и, так ска­зать, добиваться объективности. Но Волкогонов нанизывает только нега­тивные, с его точки зрения, факты и тем самым на пространстве 992 страниц создает у читателя явное негативное отношение к Ленину. Причем в ряде случаев используются и недобросовестные приемы. Делается как бы еле уловимое движение пером (дается небольшое обобщение, усекается ци­тата, убирается противопоставление и т.п.), и Ленин предстает уже в совершенно ином свете.

Примеров этого масса. Вот один. Волкогонов много раз пишет, что Ленин в первую мировую войну был пораженцем, т.е. выступал за прекра­щение мировой бойни и поражение царского правительства. Ну и что, ска­зали бы мы, кому нужна война, кроме, конечно, генералов. Но наш автор делает небольшую подмену. Раз Ленин против войны, значит он за пораже­ние России. "Ленин фактически выступил за поражение собственной стра­ны" - пишет наш дока в военных делах (т.1, с.140, 265). Однако Ленин нигде и никогда не писал о поражении страны, России. Он специально и много раз подчеркивал, что большевики были за поражение именно царско­го правительства. Приведем лишь одну ленинскую цитату. Говоря о поли­тике партии большевиков в период империалистической войны, Ленин отме­чает:"Она не боялась провозгласить поражение царской монархии и клей­мить "защиту отечества" в войне между двумя империалистическими хищни­ками"... "Меньшевики и эсеры в России ... начали с предательства, оп-

равдывая прямо или косвенно "защиту отечества", т.е. защиту своей гра­бительской буржуазии".(1) Кажется, тут все ясно без каких-либо коммен­тариев. В одном месте автор вообще договорился, что Ленин "добивается поражения в войне собственного правительства" (т.2, с.425). Что значит собственное? Что Ленин и большевики выбирали царское правительство и поручили ему вести войну? Что это "собственное" правительство отражало интересы народа, которые как верно пишет Волкогонов в другом месте как раз отражали большевики? Для Ленина царское правительство было смер­тельным врагом, так же, как и для подавляющего большинства русского народа. Что это - автору невдомек или же это легкая подтасовка?

Только в тоталитарном мышлении бывшего сталиниста может отождест­вляться страна и правительство. Если кому-то сегодняшнее российское равительство не нравится и он выступает за его отставку, то это совсем не значит, что этот человек против своей страны. Скорее наоборот, дейс­твия нынешнего российского правительства таковы, что действительный патриот, да и любой честный человек вынужден быть против такого прави­тельства. Кажется, эти вещи достаточно ясные. Однако генерал не обраща­ет внимания на такие пустяки; в результате мы имеем то, что обычно в науке называют подтасовка.

Или вот еще одно место. Доказывая, что Ленин жесток и негуманис­тичен, хотя очень внимательно читал Маркса и Энгельса, наш автор при­ходит к такому умозаключению: "Ленин полностью игнорирует ранние гума­нистические изыски немецких социалистов" (т.1, с.271). Надо думать, здесь автор имеет в виду так называемые ранние произведения Маркса и Энгельса: "Экономическо-философские рукописи 1844 года" и "Немецкую идеологию", где основоположники марксизма много внимания уделяли раз­работке проблем человека, отчуждения, собственности. Но, Боже мой, заглянул бы генерал в предисловие к этим работам, где сказано, что впервые (и на немецком языке впервые) они опубликованы в 1932 году (2), т.е. через 8 лет после смерти Ленина. Что это - элементарное не­вежество генерала от истории, или подтасовка?

Вот еще одна подтасовка. Автор пишет: "Отвечая белым террором на террор красный, хранители "белых риз" были так же далеки от простого крестьянина и обывателя"(т.1, с.359). Не будем сейчас спорить, кто первый начал с террором, но вот это генеральское "так же далеки"! На­род-то в гражданской войне поддержал красных, большевиков, а не белых. Это факт, доказанный не только в тысячах книг, в том числе зарубежных, но и тем, что победили большевики. Значит последние, если и были "да­леки" от народа, то совсем не "так же". А если вспомнить реальную ис­торию, что как раз большевики, а не белые отразили интересы простого народа, то и уже о далекости их говорить не приходится.

И таких подтасовок в двух томах - пруд пруди. Я бы сказал, что это основной метод подачи материала. Автор собрал почти все отрица­тельные (с его и сегодняшней точки зрения) факты и нарисовал, конечно, нелицеприятный образ. Это производит впечатление. Но тогда остается совершенно неясным вопрос - чем же Ленин взял? Почему народ пошел за ним? Если это был только жестокий, одержимый своей идеей человек - по­чему же народ выбрал именно его в свои вожди? Ведь таких или только таких было в то жестокое время немало. Нет ответа на этот вопрос в книге. И я думаю, что Волкогонов не может дать правдивого ответа, ибо тогда рушится вся его затея.

Теперь о концепции. Странно, что автор - историк, хотя и генерал. Ибо, читая книгу, создается впечатление, что автор всю свою концепцию сводит к нехитрой схеме: Ленин - злодей, одержимый своей революционной идеей, изнасиловав историю, навязал России свою систему, "смог повер­нуть штурвал судьбы в сторону силового разрешения проблем мира, земли, свободы" (т.1, с.14).

По этой логике получается, что одаренный человек (а в одаренности Ленину автор не отказывает) если очень, ну очень, захочет, то может повернуть руль исторического процесса если не на 180 градусов, то все равно круто в другую сторону. Но надо бы доказать, где и когда такое случалось в истории до и после Ленина. Если это касается только одного Ленина, то тогда Ленин и в самом деле божество или им руководило бо­жественное провидение. Разве простой смертный может сотворить то, что ему приписывает автор: "По сути, Ленин изменил мировое соотношение по­литических сил, перекроил карту планеты, вызвал к жизни мощное соци­альное движение на континентах..."(т.1, с.125, т.2, с.129). Звучит почти как - сдвинул земную ось! Откуда это полное непонимание Волкого­новым исторического процесса и роли отдельной личности в истории. Неу­жели в танковом училище и в Военно-политической академии философию ис­тории не изучали? Неужели автору невдомек, что это его "мировое соот­ношение политических сил" вызвало к жизни и Ленина, и большевизм, как и другие партии. Что не Ленин откуда-то выпрыгнул и "перекроил карту планеты", а Ленин был лишь часть (лидер одной из партий) политического процесса. Можно подумать, что у дважды доктора наук божественное нача­ло так или иначе выступает причиной исторического движения.

Автор рассказывает нам, что захват власти большевиками есть исто­рическая случайность, "невероятная, фантастическая комбинация случай­ностей"(т.1, с.114). Конечно, случайностей было много, но историку по­лагалось бы знать, что крупные исторические события случайно не проис­ходят. Неужели Волкогонов как генерал и историк полагает, что Наполеон не выиграл Бородинское сражение, потому, что у него в тот момент был насморк. Ведь логика одинаковая: там случай, тут случай.

Случай случаем, но нужна и хитрость, заключает генерал. Опять пи­шет Волкогонов: "Но как бы там ни было Ленин проявил удивительную це­леустремленность, изворотливость, хитрость, волю к достижению цели..." И поясняет: "улучив момент, ловко подобрал почти валявшуюся власть" (т.2, с.323). Позвольте, генерал, где же здесь логика? Если дело с Октябрьской революцией было чисто случайным, то зачем же целе­устремленность и воля? Это все лишнее. Но уж совсем ошарашен читатель, когда узнает, что власть-то, оказывается, "почти валялась", а Ленин, поднимая ее, проявил "удивительную изворотливость". Там что же - оче­редь была? Воистину крепкая танковая логика!

Неужели автор ничего не знает из отечественной истории, что пол­ностью игнорирует безусловную поддержку большевиков и Ленина народом: рабочими, крестьянами и солдатами. Автор не только игнорирует, но за­являет, что большевики "узурпировали власть". И даже морализирует: "Ни Ленина, ни его соратников никогда не мучило сознание того, что народ их не уполномочивал на решение собственных судеб" (т.1, с.133). А как же тогда удалось захватить власть? Случай и только - упорно твердит автор. Без самой широкой народной поддержки большевики никак и никогда не смогли бы взять власть, какие бы фантастические стечения случайнос­тей они бы не использовали. Это все давно и четко прописано в любых учебниках истории (и наших и зарубежных).

Приведу лишь одно свидетельство на этот счет. В ноябре 1920 г.

П.А.Кропоткин пишет: "Пережитая нами революция есть итог не усилий от­дельных личностей, а явление стихийное - не зависящее от человеческой воли, а такое же природное явление, как тайфун, набегающий на берега Восточной Азии... Все мы - я в том числе - подготовили этот стихийный переворот. Но его же подготовили и все предшествующие революции 1793, 1848, 1871 годов, все писания якобинцев, социалистов, политиканов, все успехи науки, промышленности, искусства и т.д." (3) И все-таки, нас­колько сильно отличаются выводы настоящего ученого от умопостроений выпускника танкого училища!

Нет, зря я так набросился на автора. Он, оказывается, кое-что по­нимает. Через десяток страниц далее он черным по белому пишет, что большевики взяли верх над всеми прочими партиями потому, что смогли отразить "интересы большинства народов России"(т.1, с.139). Значит, никто не смог, а большевики смогли своей политикой удовлетворить боль­шинство населения. Значит, "народ пошел за ними, доверился им, в конце концов, "уполномочил", скажем словами автора, большевиков на захват власти. И это верно. Это соответствует исторической правде. Все-таки автор историк, который знает историю. Но кто же писал несколькими страницами раньше о случайном захвате власти, об узурпации и т.п.? Не может же один человек в трезвом уме на протяжении 20 страниц делать прямо противоположные выводы. Но все это есть в одной книге! Вот, по­ди ж ты, разберись с этой генеральской логикой.

Автор полагает, что если бы не вмешался Ленин, то развитие России пошло в спокойно демократическом русле, как это было задано Февраль­ской революцией. Вполне возможно, что такая перспектива для России бы­ла бы благоприятнее. И многие специалисты на это уповали. Но ведь это­го не случилось. И альтернатива была, как признают многие серьезные историки, не между большевистской диктатурой, а между первой и дикта­турой буржуазной. Известно, что ее представитель, генерал Корнилов обещал сжечь пол-России "или залить кровью три ее четверти".

И еще об одном. Я не знаю, где и как воспитывался Волкогонов, но принять его за воспитанного и интеллигентного человека трудно. Судите сами. Волкогонов аттестует себя как бывшего ярого ленинца, а раньше - сталинца, теперь ни то ни се. Но пишет два громадных тома о Ленине и при этом опускается почти до элементарной брани в адрес своего героя. Например, не раз он называет сочинения Ленина "большевистским бредом" (т.1, с.27, т.2, с.136). Или аттестует К.Маркса "бородатым немцем" (т.1, с.117). Странная манера двумя словами находить самую главную черту в своих противниках! Наверное, автор полагает, что в XIX веке все немцы были бритые, а вот, вишь ты, Карл Маркс завел бороду!

Как ни стараешься быть объективным читателем, но вульгарный и бранящийся автор быстро рассеивает всю объективность. Пошлость есть пошлость, в каких чинах она бы ни ходила.

И, наверное, последнее. Автор везде делает небольшой обобщающий вывод, проходящий то ли рефреном, то ли припевом ко всем двум томам, о том, что Октябрьская революция, осуществленная партией большевиков во главе с Лениным, привела Россию "к великой исторической неудаче" (т.1, с.28, 114), возродила рабство (т.1, с.250) и т.п. Что сие значит - я понять не могу! Автор ничем это не доказывает. Как сказал, так думает, что все, разинув рты от умной мысли, сразу и поверят. Неудача? В чем, где? А разве, если б не Октябрьская революция, мы бы сейчас жили как во Франции или Германии? Что - и все говорили бы сейчас по-французски и пили бы двойной "Бурбон", как поется в одной песенке? Ну, затейник - автор! Но хоть чем-нибудь потрудился бы доказать это, хоть намек ка­кой-нибудь сделал бы!

Я, конечно, далек от мысли, что у нас было все прекрасно, что не было ошибок, провалов, в том числе и сталинских преступлений. Но было и другое. Все-таки страна стала второй сверхдержавой в мире! Мы до сих пор имеем колоссальный экономический и культурный (пока еще) потенци­ал. И это неудача?

А вот последние три года, когда не поймешь, кто стоит у власти в России (то ли начинающие демократы, то ли кончающие большевики, то ли устойчивые бюрократы) - это явная для нее неудача.

Что было хорошего и что было плохого в нашей истории на протяже­нии XX века - это большая научная проблема. И здесь просто генераль­ской пошлостью отделаться нельзя.

Если бы не было Октябрьской революции, мечтает автор, то "буржу­азно-демократическая Россия сохранилась бы как великое государство по уровню как своей цивилизованности, так и социально-экономического раз­вития, была бы одной из самых прогрессивных стран планеты (т.2, с.419). Тут, что не возьмешь, - все перл! О каком уровне цивилизован­ности царской России говорит автор? Это - имея в виду 80% населения страны элементарно, просто неграмотных! А что значит "сохранилась бы"? То есть автор хочет нам сказать, что надо сохранить уровень развития страны начала XX века.

Сегодня мы живем уже четвертый год в условиях почти "буржуазно-де­мократической России". И мы можем сравнивать, делать сопоставления. Так, что же мы имеем сегодня? Сокрушительный развал государственности, катастрофическое падение производства, небывалое обострение националь­ных конфликтов, духовный кризис общества. Продолжать, я думаю, не на­до; каждый желающий может добавить по вкусу. И с каждым днем все хуже и хуже!

Все хуже и с книгами. Конечно, и раньше писали плохо. Но не нас­только же!

Примечания


1. Ленин В.И. Полн. Собр. соч., т. 11, с. 21.

2. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 3, с. 12; т. 42, с. 41.

3. Кропоткин П.А. "Что же делать?" - В кн.: Труды комиссии по научному наследию П.А.Кропоткина. Вып. 1. - М., ИЭ АН СССР, с. 196, 1992.

4. См. подробнее: "Коммунист", 1990, N 10. с.18. В пример можно привес­ти Финляндию, где умеренное социалистическое правительство, пришед­шее к власти при всеобщем согласии в 1917 г., было свергнуто объ­единенными силами реакционных генералов. В результате, по оценке Виктора Сержа, более 100 000 финнов (около четверти рабочего класса страны) стали жертвами белого террора, будучи расстреляны или осуж­дены на длительное заключение. (Гриман Р. Виктор Серж и русская ре­волюция. - М., 1994, с.9).

Ссылка : http://www.alternati...tm/95_2/1_3.htm
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#11 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 21 May 2010 - 20:21

Разница подходов


Штрихи к портрету конформистра


Я понимаю, что об ушедших в мир иной говорят только хорошее, или не говорят ничего. Но, познакомившись с его последними трудами, в которых он в издевательской форме глумился над Владимиром Ильичем Лениным, над мертвым (подчеркиваю) решил показать Дмитрия Антоновича несколько с другой стороны, чем показала его дочь в книге о своем отце. Только человек, утративший всякую порядочность, мог поместить на обложку своей книги о Ленине фотографию человека, изнуренного длительной, тяжелой болезнью.
Дмитрий Антонович был хорошим полемистом, часто прибегал к афоризмам, озвучивал умные высказывания мыслителей прошлого. А когда он вспоминал кем-то сформулированный тезис: «Сады Бытия изначально замусорены ложью, лестью, властолюбием, двуличием, тщеславием, корыстолюбием. И не вычистить их никогда», - мне казалось, что он, глядя в зеркало, видел себя, обвешенного гирляндами из этих человеческих пороков, избавиться от которых он не смог до конца жизни. В зеркало же смотреться он любил, считал себя Великим и Непогрешимым, почти пророком. Часто его можно было видеть стоящим перед огромной картой Советского Союза, висевшей в кабинете, в раздумьях, как он любил выражаться, «о Вечном». А когда на одном из выступлений в МГУ им. Ломоносова студенты его спросили, кого он считает своим идеалом политического деятеля, то он ответил: «Льва Борисовича Троцкого».
Итак. Ложь. Ложь сопровождала его всю жизнь. Если верить тому, что их семья в Красноярский край приехала в ссылку, то он скрывал этот факт очень длительное время, значит лгал. Иначе он не был бы принят в военное училище, а там и в члены партии. В те годы, когда он окончил десятилетку, я работал секретарем соседнего райкома комсомола и знаю о положении ссыльных в Сибири. Если бы они были ссыльными, то не могла бы работать директором школы его мать. Директорами школы в то время назначались, как правило, члены партии, но уж никак не ссыльные учителя. Кандидатуры директоров школ утверждались на бюро райкомов партии. Отсюда следует, что ореол мучеников, пострадавших за безвинно репрессированного отца, он присвоил себе обманным путем - солгал.
Маршал Д.Язов в своей книге «Удары судьбы» так охарактеризовал Д.Волкогонова: «Волкогонов-перевертыш. В самом начале перестройки он быстро сориентировался, всем начал рассказывать о трагической участи отца-крестьянина. Дескать, в 1937 году его арестовали, и он попал в ГУЛАГ. Гибель отца в ГУЛАГЕ и явилась причиной написания книги о Сталине. В первые годы службы Волкогонов в своей биографии написал: «Отец умер в 1934 году. Никто из родственников под судом и следствием никогда не находился». Но откуда тогда эта вольность, дескать, родители – жертвы «сталинских репрессий»? Мол, отца арестовали «за чтение брошюры Бухарина». И здесь Волкогонова подвела память, ибо в год мученической гибели отца Н.И.Бухарина избрали членом ЦК ВКП(б), он был главным редактором «Известий».
Далее маршал Д.Язов пишет: «Григорий Хаит изучил родословное древо профессора Волкогонова и пришел к выводу, что отец генерала Д.А.Волкогонова никогда по политическим мотивам к ответственности не привлекался, и мать будущего профессора в 1934 году добровольно, а не в ссылку переехала с детьми в село Агуя Красноярского края, где долгое время, учительствуя, была директором школы. Хотя сам Волкогонов в своей биографии похоронил матушку как репрессированную в 1949 году». Да и надо заметить, что в то время из Находки в ссылку людей отправляли не в Красноярский край, а на Колыму.
Более того, в политуправлении Забайкальского военного округа мне рассказывали, что, якобы, отец Д.А. был репрессирован не за хранение запрещенной брошюры Н.И.Бухарина, а за участие в боях под командованием Колчака. Если это так, то сейчас Д.А. мог бы с гордостью сказать, что отец уже тогда боролся против советской власти, за что и пострадал.

Ложь – спутник лицемерия, двуличия, неискренности. Выступая на предвыборном собрании перед трудящимися Гагаринского района, он восторгался научным и производственным потенциалом района. Когда же он в том округе не был избран депутатом Верховного Совета СССР, то говорил: «Да, что это за избирательный округ, там одни дворники да домохозяйки, там не перед кем и выступить-то на серьезную тему».
Лесть. Он распознавал у своих начальников слабые стороны и умело использовал их в своих целях. У него не складывались отношения с начальником кафедры в первое время его работы преподавателем марксистско-ленинской философии в Академии им, В.И.Ленина, не смог он подобрать ключик к принципиальному генералу Сушко и жалел об этом. Когда же начальником кафедры стал профессор Миловидов, лесть и угодничество Д.А. быстро дали результаты. Он - почти самый молодой преподаватель, еще и не полковник, - был назначен заместителем начальника кафедры. С каким же откровенным пресмыканием, мы помним, он с трибуны Верховного Совета РСФСР говорил о Российских лидерах, как умело обласкал Б.Н.Ельцина, зная, что это не забывается - так и получилось, начались повышения.
Он нашел подход и к начальнику Главного политического управления. За короткое время Д.А.Волкогонов с помощью нескольких кафедр академий подготовил, и за подписью А.А.Епишева издал книги об идеологической работе в Армии и Флоте. До этого же издавались книги о коммунистах и партийно –политической работе. В благодарность он получил должность начальника Отдела пропаганды и агитации – заместителя начальника Управления и воинское звание генерала. Зная любовь патрона к футболу и хоккею (А.А. болел за команды ЦСКА). Поэтому во время матчей с их участием просил дежурных по Главпуру отслеживать ход игр, и о каждом забитом мяче или забитой шайбе немедленно сообщать ему с тем, чтобы он первым докладывал об этом Епишеву.
Любил он лесть и в свой адрес. Его обязательно избирали в президиум на каждом партийном собрании первичной партийной организации управления. Умел отблагодарить людей, которые ему льстили и услуживали. Одному офицеру помог получить должность в Группе Советских войск в Германии, а когда пришло время ему вернуться обратно, то потребовал устроить его служить в Институт военной истории. Настоял на этом назначении, невзирая на доводы, что у того нет ученой степени и опыта научно-исследовательской работы. В последствии его протеже выдал одну рекомендацию: для того чтобы решить окончательно проблему воинской дисциплины в Армии и на Флоте, всем военнослужащим, говорил он, надо присвоить звания генералов. Шутя, правда, но других рекомендаций от него не поступало.
Властолюбие. Власть Волкогонов любил, и все делал для того, чтобы распоряжаться людьми и быть поближе к вершителям судеб - сначала в Армии, затем и в стане у Ельцина. С удовольствием вспоминал, что был членом Президентского Совета, председателем Комиссии по реформированию армии, заместителем председателя по ликвидации путча и др., но быстро перестал вспоминать свое руководство неблаговидным делом – снятием памятника Ф.Э.Дзержинскому на Лубянке.
Тщеславие. Любил почест,. став референтом Епишева, пользовался только лифтом спецподъезда, предназначенного для высшего командования. Часовой спецподъезда давал звонком сигнал дежурному по Главпуру, когда на этаж поднимался кто-то из руководителей. Дежурный выходил в коридор и докладывал обстановку прибывающему. Встречать референта в обязанности дежурного не входило, но, тем не менее, приходилось это делать. Д.А. спецлифтом пользовался и на других должностях. Ему нравилось, когда его встречали дежурные по Главпуру. Обед приносили ему в кабинет, хотя для генералов в столовой был отдельный зал.
А как он любил награды! Разнарядки на знаки (как их называли кадровики) выдавались на управления. Он показывал пальцем на название награды со словами, что вот у него такой нет. Таким образом, получил за время работы в Главпуре три ордена, в том числе орден Трудового Красного Знамени, и массу всевозможных медалей. Мог бы еще что-то получить, но как говорили: «Груди не хватило». На фотографии, помещенной на обложке книги о нем, видны все эти награды, полученные человеком, который не участвовал ни в одной войне, не служил ни в одной горячей точке, но был обласкан начальниками.
Не положена машина с проблесковым маячком (мигалкой) начальнику отдела, да и заместителю начальника управления тоже, но он добился установки маячка - выпросил под видом заботы о водителе, которому за управление машиной с маячком выплачивали дополнительно к окладу семь рублей пятьдесят копеек. Когда же спрашивали во время командировок в военные округа, как назвать его должность в окружной газете в сообщении о прибытии, он отвечал, что следует написать проще «заместитель начальника Управления пропаганды и агитации», о том, что он начальник отдела, упоминать не нужно.
Он постоянно подчеркивал свою значимость даже в семейной обстановке. Ничем другим нельзя объяснить, например, тот факт, когда он распорядился в воскресный день получить в театральной кассе билеты и принести ему на квартиру. Когда ему сказали, что это могут сделать его порученец старший прапорщик или приближенный к нему капитан 2 ранга, знающие и адрес его квартиры, и на каком транспорте можно туда доехать, он раздраженно ответил: « Что у нас нет полковников, что ли?»

Корыстолюбие. Стремление к личной выгоде наблюдалось во всей его деятельности. Он удачно использовал пребывание в должности заместителя начальника кафедры для захвата должности референта. Заявка о подборе кандидатуры на эту должность поступила на кафедру марксистско-ленинской философии. А.А.Епишев решил заменить референта-историка на референта-философа. Конечно, Д.А. предложил себя. С тех пор началось движение вверх на поприще партийно–политической работы человека, ни одного дня не работавшего в этой области. Окончив строевое, а не политическое военное училище, до учебы в академии он работал только в комсомоле. Философию полюбил лишь потому, что его не могли принять в адъюнктуру на кафедру партийно–политической работы как офицера, не имеющего опыта службы в должности заместителя командира полка по политчасти.
Работая уже начальником отдела, он не переставал находить возможность побывать на виду у А.А.Епишева с расчетом на дальнейшее продвижение по служебной лестнице. Возможность крупно угодить начальнику появилась, когда в закрытой печати стала широко освещаться тема Еврокоммунизма. Он поручил одному из инструкторов отдела ежедневно просматривать Информацию ТАСС и делать подборки по Еврокоммунизму. Материала набралось на целую лекцию, с которой начглавпура выступил перед преподавателями и слушателями Военно-политической академии. Д.А. первым похвалил лектора за глубокий анализ происходящих в Европе событий, а вскоре получил назначение на должность начальника Управления, занимавшегося внешнеполитическими проблемами. Его предшественник был в спешном порядке уволен в запас. Перед ним открылась возможность ездить с А.А Епишевым за границу, встречаться с видными политическими деятелями, фотографироваться с ними.
Он продолжал много печататься, а машинистка управления работала на него, получая лишь должностной оклад. Документы, исполняемые сотрудниками управления, печатались в машинописном бюро, платить же за перепечатку своих рукописей он не хотел. Волкогонов любил получать гонорары и завидовал другим. Говорил, что вот напишет человек сценарий на 70 страниц, а получает 10 тысяч рублей. Не стеснялся незаконно получать деньги за выступления в рабочее время перед офицерами и генералами Центрального аппарата в системе марксистско–ленинской подготовки. Сотрудникам главпура запрещалось получать гонорары за такие выступления. Причем ему выписывались путевки общества «Знание» за полуторачасовое выступление, как за два выступления доктора наук по два часа (парная путевка). Выступал он, справедливости ради нужно отметить, мастерски - его любили слушать и часто приглашали на занятия. Свои речи пересыпал цитатами из Ленинских работ со ссылкой на первоисточники (правда, при сверке с первоисточниками часто ссылки не совпадали). Завидовал А.Солженицину, получавшему за антисоветские измышления за границей тысячные гонорары в валюте. Может быть, этот факт и натолкнул Д.А. на мысль личной наживы с помощью критиканства деятельности компартии, ее вождей и всей советской действительности, в результате чего и перешел на писательские хлеба.

Даже когда он был еще начальником отдела, то служебная машина не только отдела, но и часто дежурная машина управления использовались членами его семьи в личных целях. А, став начальником Управления, дежурную машину управления «приписал» к дому на Мосфильмовской улице, где жила его семья. Этой машиной пользовались его «любимые женщины» (так он называл жену, дочерей и внучку).
После назначения на должность начальника Управления пропаганды и агитации – заместителя начальника Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, он первым делом заменил своего референта, полагавшегося ему по штату. Новым референтом он подобрал не специалиста по идеологической работе, а военного переводчика. Привозимые им из-за граничных командировок книги переводились референтом на русский язык, а затем из этих материалов компоновались книги и о Сталине, и о Ленине, и о Троцком. Компромата же на советскую действительность за рубежом было издано немало.
Может возникнуть вопрос: как мне стали известны подробности для такого портрета? - Ответом может быть французская пословица, что подчиненные знают о своем начальнике больше, чем ревнивая жена о муже.
Таким образом, видимо, характеризуются и все другие деятели, активно включившиеся в свое время в слом социалистических устоев в нашей стране и насаждении порядков дикого капитализма. Личная выгода для них была выше верности когда-то взятым на себя обязательствам, и поэтому они с невероятной легкостью отказывались, подобно Ельцину, от принадлежности к Коммунистической партии. Большинству из руководителей так называемой демократической оппозиции членство в партии и Советская власть дали все: и образование, и служебное положение, и награды. Но они увидели, что в складывающейся обстановке можно будет для себя урвать еще что-нибудь больше, и стали громче всех крикунов порочить советскую действительность. Старались это сделать как можно публичнее, чтобы их заметили. Если Ельцин о выходе из партии заявил на форуме коммунистов, то Маршал авиации Шапашников, например, собрал Военный совет ВВС и поинтересовался, достав из кармана партбилет, кому его сдать. После этого был замечен и получил назначение на должность Министра обороны страны. То были ренегаты. «Ренегат» - слово интернациональное. На любом языке оно толкуется как «человек, изменивший своим убеждениям», изменник, отступник. Ренегатами становятся по-разному, но всегда главный мотив один – приспособиться к изменившимся обстоятельствам, сделать карьеру, ренегаты неистребимы как тараканы.

Цитируется по тексту книги "На флот по приказу Сталина…", Заболотских Г.Н.: Москва, из-во Майор, 2007.

Ссылка : http://doctorsoul.li...com/986847.html
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#12 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 04 June 2010 - 12:09

Прикрепленное изображение: FB03-5160.jpg


ЦАРИЦЫНСКИЕ ПРИЗРАКИ


Не секрет, что прошлое нашей страны остаётся благодатным полем для разного рода фальсификаций. Год за годом "властители дум" из числа прозападной интеллигенции поливают помоями отечественную историю. Цель их усилий проста и понятна - внушить населению России комплекс вины: пусть люди вместо того, чтобы спокойно и с достоинством гордиться делами своих предков, рвут на себе одежду и посыпают головы пеплом, заходясь в пароксизме покаяния - так им будет легче внушить пресловутые "западные ценности".

Поэтому будет небезынтересно, взяв какое-либо конкретное событие, шаг за шагом проследить, как под руками либеральных щелкопёров оно превращается в миф.

Одним из наиболее важных эпизодов первого года гражданской войны стала оборона Царицына. В своё время этот город являлся ключевым пунктом разворачивавшейся в стране междоусобной борьбы. Через Царицын проходили пути, связывавшие центральные районы России с Нижним Поволжьем, Северным Кавказом и Средней Азией, откуда шло снабжение центра продовольствием и топливом. Взятие его позволяло осуществить столь желанное соединение белых сил Юга России и Сибири.

Как известно, летом 1918 года Сталин был командирован на Юг России в качестве чрезвычайного уполномоченного ВЦИК по заготовке и вывозу хлеба с Северного Кавказа1. Прибыв 6 июня в Царицын, Сталин навёл там порядок, обеспечив бесперебойную доставку продовольствия в Москву. Когда же Донская армия Краснова начала наступление и 19 июля был создан Военный совет Северо-Кавказского военного округа, Сталин стал его председателем2. Совместно с К.Е.Ворошиловым он сумел отстоять город и предотвратить соединение армий Краснова и Дутова.

Головной болью формируемой Красной Армии были постоянные измены служивших в ней "военспецов" - бывших офицеров. Естественно, это вызывало недоверие к военспецам со стороны многих советских деятелей. И нельзя сказать, чтобы это недоверие было совсем уж неоправданным: в условиях, когда, к примеру, трое первых командующих созданной в июне 1918 года 2-й армии один за другим оказываются предателями3, поневоле станешь подозрительным. Не обошлось без "пятой колонны" и на Царицынском фронте. Возглавлял её начальник штаба Северо-Кавказского военного округа бывший полковник Носович.

О том что случилось дальше, предоставим рассказать небезызвестному Дмитрию Волкогонову:

"Несмотря на помощь Деникину со стороны предателя, бывшего царского полковника военспеца Носовича, штурм Царицына не принёс успеха белогвардейцам...

Измена Носовича, ряда других бывших офицеров царской армии усилила и без того подозрительное отношение Сталина к военспецам. Нарком, облечённый чрезвычайными полномочиями по вопросам продовольственного дела, не скрывал своего недоверия к специалистам. По инициативе Сталина большая группа военспецов была арестована. На барже создали плавучую тюрьму. Многие были расстреляны"4.

Как это ни странно для историка-антисоветчика, но Волкогонов здесь достаточно адекватно излагает суть дела. При этом действия Сталина выглядят вполне оправданными. Ну может быть, слегка погорячился. Также ничего особо странного нет в том, что арестованных разместили на барже. Ну, создали плавучую тюрьму. Эка невидаль. То же самое делали, к примеру, англичане во время англо-бурской войны. Или французы в оккупированной Одессе.

Но не таков наш интеллигент, чтобы принять подобную прозаическую трактовку событий. Он воспитан на художественной литературе. Ему ещё в школе объяснили, что если в первом акте пьесы на стене висит ружьё, то в конце спектакля оно просто обязано выстрелить. Разумеется, в жизни такое бывает далеко не всегда. Точнее, в большинстве случаев всё как раз наоборот: ружьё, повешенное на стену, мирно висит себе, никому не мешая, понемногу покрываясь пылью и вовсе не обнаруживая желания стрелять. Но разве может подлинный интеллигент руководствоваться в своих суждениях презренной житейской прозой?

Возьмём царицынский эпизод в интерпретации Волкогонова. Интеллигентское подсознание с неизбежностью фиксирует в нём "неправильность": арестованных разместили на барже. Именно на барже, а не в здании тюрьмы или ещё каком-нибудь помещении. Ружьё должно выстрелить. А как может быть задействована баржа? Ну, например, так:

"Несколько десятков военспецов, в своё время назначенных Снесаревым в свой штаб, пытались разъяснить Сталину, что надо всё-таки уделять внимание столь нелюбимым им "чертежам" и планам. В ответ Сталин приказал местным чекистам "разобраться", и в ночь на 22 августа чекисты, забив арестованными военспецами вместительную баржу, вывезли их на середину Волги и расстреляли, а трупы сбросили в воду"5.

Вот и первая ступень лестницы, ведущей из реальности в миф. Видите различия? Согласно Волкогонову, причиной плохого отношения Сталина к военспецам была измена Носовича и других бывших офицеров. То есть Сталин, конечно же, самодур, не доверяющий специалистам, но у этого недоверия есть некая уважительная причина. Образу злодея не достаёт цельности - его злодеяние имеет разумное оправдание. Новая версия исправляет этот недостаток. Лишняя деталь в виде измены Носовича убрана. Причина сталинского приказа об аресте военспецов - в том, что они пытались разъяснить ему необходимость работы с картами. Сталин приобретает классические черты невежественного тирана, казнящего не в меру надоедливых "мудрецов" из своего окружения.

Что там дальше у Волкогонова? "Многие были расстреляны". Как-то неопределённо звучит. Что значит "многие"? Это даже не половина арестованных, иначе бы вместо "многие" было сказано "большинство". Зато теперь всё понятно: "забив арестованными вместительную баржу". Сколько в баржу влезло, столько и расстреляли. Энергичное словечко "забив" вызывает прямые ассоциации с автобусом в "час пик": пока двери не закроем - не поедем... то есть не поплывём. А баржа-то не простая, а "вместительная"! Находит объяснение и само использование баржи. Она выступает, как ей и положено по штату, в роли транспортного средства, призванного доставить жертвы к месту казни - на середину Волги.

Нетрудно догадаться, какой должна быть следующая стадия мифотворчества. У баржи есть ещё одно, пока неиспользованное, свойство. Как и остальной водный транспорт, она может не только плавать, но и тонуть. Должно получиться что-то вроде:

"В 1918 г. в Царицыне по личному распоряжению Сталина затопили в Волге баржу, трюмы которой были набиты пленными"6.

Попутно, в качестве дополнительного "отягчающего обстоятельства", пассажиры баржи из арестованных заговорщиков (пусть даже и ложно обвинённых) превращаются в военнопленных, казнить которых категорически запрещается всякими конвенциями.

Но и это ещё не конец. "Преступлению" Сталина не хватает масштабности. Этот недостаток также следует исправить:

"Сталин - это чистейший злодей, который начал свои преступления ещё со времён гражданской войны. Он утопил под Царицыным в баржах всех этих белых генералов, офицеров, которых собрал со всех войск..."7.

Именно так! "Все эти" белые генералы и офицеры были утрамбованы во вместительные трюмы барж и утоплены по фарватеру главной русской реки. А тем, кому не досталось места (очевидно, у злодея кончились баржи), пришлось ждать 1937 года, чтобы быть расстрелянными вместе с Тухачевским. С такой "версией событий" не стыдно и на телевидении показаться, и в газете напечататься. И пускай к действительности она имеет весьма отдалённое отношение, зато всё просто, наглядно и идеологически правильно.

Игорь Пыхалов

Примечания


1. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. 2-е изд. М., 1987. С.573-574.

2. Там же. С.411.

3. Там же. С.132.

4. Волкогонов Д.А. Сталин. Политический портрет. В 2-х книгах. Кн.1. 4-е изд. М., 1997. С.91.

5. Бурин С.Н. Григорий Котовский: Легенда и быль. М., 1999. С.219.

6. Илизаров Б. Об историческом гештальте, историческом пространстве и тварях истории // Индекс. Досье на цензуру. 2001. №14. С.142.

7. Историк Юрий Жуков и журналист Александр Сабов отвечают на вопросы читателей // Комсомольская правда. 3.12.2002.

Ссылка : http://stalinism.nar...lenia/barja.htm
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#13 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 10 June 2010 - 02:40

Прикрепленное изображение: 368840.png

Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#14 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 16 June 2010 - 23:08

Прикрепленное изображение: 23bab8d45bd2dc62897fa5bbeef7c11a.jpg


Волкогоновский Троцкий


Часть 1


Вадим Роговин
15 мая 2002 г.

Данное критическое эссе было написано В. Роговиным в начале 1990-х годов, по следам появления книги генерала Д. Волкогонова о Троцком. Впервые опубликовано в Бюллетене Четвертого Интернационала , № 7, декабрь 1993, с. 189-210.


Развернувшаяся в последние годы шумная антикоммунистическая кампания в нашей стране не породила сколько-нибудь серьезных научных трудов. Большинство нынешних опровергателей марксизма не идут дальше злобных публицистических статей, повторяющих доводы буржуазной советологии и первой русской эмиграции. Пожалуй, единственный трудом, написанным с позиции т.н. «нового мышления» и претендующим на название научного, является двухтомник Д. Волкогонова Троцкий. Политический портрет. Эта работа заслуживает обстоятельного разбора, поскольку в ней собраны все наиболее характерные положения современных русских «демократов», связанные с критикой не только Троцкого, но также большевизма, марксизма и коммунистической идеи.

Примечательна биография автора этой книги. На протяжении нескольких десятилетий он был одним из наиболее рьяных апологетов «развитого социализма» и «борцов с буржуазной идеологией». Волкогонов принадлежит одновременно к трем слоям высшей советской бюрократии: военной (он дослужился до чина генерал-полковника), научной (возглавлял Институт военной истории) и партийной (был заместителем начальника политуправления Советской Армии, органа, работавшего на правах отдела ЦК).

Несмотря на то, что Волкогонов являлся автором многочисленных книг и статей, они из-за их серости и банальности не привлекали внимание широкого читателя. Известность Волкогонову принесла его книга Триумф и трагедия — в основном в результате того, что автор, будучи одним из ведущих бюрократов, оказался первым, кому был открыт доступ в сталинские архивы. Эта книга написана в традиционном для советской историографии ключе — подвергая критике Сталина и сталинизм (в тех рамках, в каких это было дозволено в первые годы «перестройки»), автор с большой теплотой и пиететом писал о Ленине и большевизме, но при этом в чисто хрущевско-горбачевском духе «обличал» троцкизм и другие «антипартийные» оппозиции. В книге же о Троцком он, подчиняясь логике идеологического поворота большинства прежних аппаратчиков, осуществил «двойную смену знаков».

Первая «смена знаков» коснулась отношения к Троцкому. Перефразируя часто повторяющееся в книге Волкогонова бессодержательное утверждение о том, что «Троцкий гляделся в зеркало истории», можно с куда большим основанием сказать, что сам Волкогонов непрерывно глядится в зеркало буржуазной историографии. Ему известно, что на Западе имеется немало серьезных исследований о Троцком, и изображение Троцкого в духе обветшалых сталинистских догм снизило бы доверие к его книге. Поэтому он освещает личность и деятельность своего главного персонажа с большей объективностью, чем в своем прошлом труде. Но Волкогонову известно и другое: в связи с крушением режимов, сохранявших социалистические основы общества, антикоммунистическая идеология получила новый «социальный заказ»: способствовать тому, чтобы эти перемены приняли необратимый характер и в этих целях «развенчать» большевизм от самых его истоков. Этим объясняется вторая «смена знаков»: все, что вчера Волкогонов изображал со знаком «плюс», сегодня он пытается представить со знаком «минус». В нашей статье мы попытаемся проследить, с помощью каких идеологических методов проделывается эта операция и в какой степени выводы и обобщения Волкогонова отвечают элементарным требованиям научной добросовестности.

Что интересно в книге Волкогонова


Внимание читателя привлекут прежде всего новые материалы, извлеченные автором из советских архивов, в том числе из архива ГПУ-НКВД. В книге приводятся, в частности, важные документы, раскрывающие историю вербовки и шпионской деятельности Зборовского, которого сталинская разведка внедрила в ближайшее окружение Л. Седова. Десятки донесений Зборовского, представленных в книге, свидетельствуют о том, что он регулярно информировал Москву обо всех аспектах деятельности Троцкого и Седова.

Наиболее добросовестными в книге являются главы, освещающие подготовку и осуществление убийства Троцкого. Волкогонов считает, что Сталин уже в 1931 году дал указание об убийстве, но на первых порах его агенты провоцировали на террористический акт белых эмигрантов, стремясь создать для себя политическое алиби (Д. Волкогонов , Троцкий. Политический портрет, М., «Новости», 1992, книга 2, с. 297).

В начале 1935 года начальник иностранного отдела ГПУ Шпигельглаз получил через Ягоду приказ Сталина «ускорить ликвидацию Троцкого». Для решения этой задачи была приведена в действие вся агентура ГПУ во Франции (там же, книга 2, с. 300). Однако ответственный работник ГПУ Райсс, в 1937 году открыто перешедший на сторону IV Интернационала, весной-летом 1935 года предупредил Троцкого о надвигающейся опасности и посоветовал ему покинуть Францию. Переезд Троцкого в Норвегию, где агентура ГПУ была значительно слабее, отсрочил выполнение сталинского плана. Волкогонов приводит свидетельство чекиста Судоплатова, принимавшего участие в многолетней охоте за Троцким, о том, что Шпигельглаз был расстрелян в 1937 году, потому что он «не выполнил задания по ликвидации Троцкого. Тогда такого простить не могли» (2: 303). Вслед за этим Волкогонов выдвигает версию, согласно которой одной из причин расправы с Ягодой была его неудача в выполнении этого важнейшего приказа Сталина (2: 301).

Все указанные версии в книге недостаточно документированы. Сам автор объясняет это тем, что в своих поисках ему пришлось столкнуться с упорными помехами со стороны партийных бонз, которые «делали вид, что они ничего не знают и у них нет каких-либо документов об этом деле... чтобы иметь основание сказать то, что я говорю, мне пришлось приложить огромные усилия и в ряде случаев привлечь данные без ссылки на источники, ибо получил я их неофициально». Автор обещает при переиздании книги внести в нее добавления и уточнения об этом деле на основе документов, которыми он теперь располагает (2: 323).

Значительно полнее освещены Волкогоновым события 1939-40 гг. В книге приводятся выразительные выдержки из заявлений в ЦК КПСС непосредственных организаторов убийства Троцкого — Судоплатова и Эйтингона, осужденных после разоблачения Берии к длительному тюремному заключению, как его ближайшие доверенные лица. Обращаясь с просьбами о реабилитации, они особенно упирали на свои заслуги в проведении «операции в Мексике», которыми «ЦК был доволен» (2: 304, 309, 311).

Из этих заявлений и бесед Волкогонов с Судоплатовым явствует, что в начале 1939 года Сталин провел узкое совещание с единственным вопросом: о необходимости ускорить убийство Троцкого. Вскоре после этого Судоплатов был вызван к Сталину, который поручил ему возглавить группу, направляющуюся в Мексику (2: 305, 307). По словам Судоплатова, существенную помощь этой группе оказала «одна советская женщина», жившая тогда в доме Троцкого и скончавшаяся в 80-е годы в Москве. Другим агентом, причем «двойным» (НКВД и ФБР), Волкогонов считает Сильвию Франклин (2: 320).

Актуальный интерес придает книге Волкогонов разоблачение традиционных сталинистских и некоторых новейших мифов о Троцком и «троцкизме». Отмечая, что «нет ничего более далеко от истины нежели обвинения Троцкого в сионизме», (пущенные ныне в ход черносотенными организациями типа «Памяти») автор излагает взгляды Троцкого по еврейскому вопросу и завершает свой анализ выводом: «Тем более странно слышать сегодня слова о "зловещих троцкистских планах", смыкающихся с "мировой стратегией сионизма"» (1: 59-62).

Если в книге о Сталине Волкогонов оценивал деятельность левой оппозиции в духе традиционных сталинистских версий, то в своей новой книге он более объективно освещает эту деятельность, отмечая политическое мужество Троцкого и его единомышленников и раскрывая недобросовестные приемы, использованные правящей фракцией в борьбе против оппозиционного меньшинства.

Немало верного сказано в книге о непреходящей ценности многих идей и прогнозов Троцкого. Автор справедливо отмечает, что понятие «бюрократический абсолютизм», использованное Троцким для характеристики сталинского режима, «во многих отношениях более глубоко, чем устоявшееся ныне выражение "командно-административная система"» (2: 245). Примечательно и признание интеллектуальной мощи Троцкого, выразившейся в его прогнозах о будущем сталинизма. Эти прогнозы, как подчеркивает Волкогонов, «поразительны не только по своему содержанию, категоричности выводов, но и по времени их оглашения. Уже в 1926-м, 1927-м, 1928-м годах и позже Троцкий не уставал говорить об обреченности сталинизма. В отношении собственной Родины его прогноз и пророчество по главным пунктам оказались верны: сталинизм не имеет будущего; от войны с Гитлером стране не уйти; низвержение Сталина с исторической арены будет страшным» (2: 248, 252).

Упоминая «великолепные работы» Троцкого, которые «пророчески показали роковую роль фашизма», Волкогонов подчеркивает, что «Троцкий, возможно, первым дал глубокую характеристику фашизму как источнику войны» (2: 235). Касаясь «поразительного прогноза грядущей войны», разработанного Троцким, автор с изумлением замечает, что прогностические выводы Троцкого совпадают с выводами «историков и политологов наших дней, исследующих события тех далеких уже, предвоенных лет. Но их разделяют десятилетия!» (2: 249)

Этими положениями, однако, исчерпывается то ценное и правдивое, что содержится в книге Волкогонова. Несравненно больше в ней исторических ошибок и предвзятых, грубо тенденциозных обобщений.


Продолжение следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#15 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 17 June 2010 - 00:06

В чем ошибается Волкогонов


Особенно много фактических ошибок содержится в главах, посвященных внутрипартийной борьбе 1922-27 годов. Так, Волкогонов утверждает, что Троцкий уклонился от предложенного ему Лениным союза для борьбы со Сталиным по «грузинскому делу» (2: 10). Однако опубликованные недавно в нашей стране документы свидетельствуют, что Троцкий уже на следующий день после получения ленинской записки с предложением такого союза вступил в борьбу со Сталиным и приложил немалые усилия для разоблачения ошибок и махинаций Сталина в «грузинском деле».

Волкогонов повторяет ошибочную версию Ю. Фельштинского о том, что опубликованный последним опрос членов Политбюро от 3 июня 1923 года касался публикации ленинского Завещания. На деле этот документ представляет опрос по поводу целесообразности публикации другой ленинской статьи («О придании законодательных функций Госплану») (2: 10-11). Полный текст Завещания стал известен триумвирату и тем более Троцкому несколько позже.

Волкогонов искажает факты, когда пишет, что «осенью 1923 года в верхах партии готовилась важная партийная дискуссия, направленная против Троцкого. Эта дискуссия получила название "литературной"» (2: 13). В действительности «литературной» была названа дискуссия конца 1924 — начала 1925 года, поднятая в связи с выходом статьи Троцкого Уроки Октября. Что же касается дискуссии 1923 года, то она была открыта в результате писем Троцкого и 46 старых большевиков, направленных в ЦК РКП(б). Кстати, Волкогонов допускает еще одну ошибку, утверждая, что Заявление 46 было написано Троцким (2: 17). Наконец, автор ошибочно указывает, что цитируемое им по архивному черновику письмо Троцкого в Правду было написано в разгар «литературной дискуссии». Это письмо было опубликовано в Правде спустя неделю после появления статьи Новый курс — 18 декабря 1923 года.

Не меньше путаницы допускает Волкогонов и при освещении вопроса о предложении ЦК Германской компартии направить Троцкого в Германию для подготовки и руководства восстанием. Автор ошибочно относит эту просьбу не к 1923, а к 1921 году (2: 26) и утверждает, что Троцкий якобы отверг ее и тем самым «в решающий момент подготовки восстания уклонился от личного участия в нем». Хорошо известно, что Троцкий настаивал на своей поездке в Германию, но триумвират добился решения ЦК, налагавшего запрет на его непосредственное участие в германской революции. К этому следует прибавить, что при рассмотрении причин поражения революции в Германии Волкогонов ни словом не упоминает об ошибках Коминтерна и Германской компартии, раскрытых в многочисленных работах Троцкого, а ограничивается импрессионистским бессодержательным утверждением о том, что в Германии «почва не была увлажена революционными соками» (1: 340-341).

Едва ли не решающую причину поражения оппозиции в легальной внутрипартийной борьбе Волкогонов видит в том, что «нередко в самые критические моменты борьбы Троцкий уходил с "ринга": то ему мешала болезнь, то он находился в отпуске, то уезжал на Кавказ и Берлин для лечения» (2: 51). Но ведь историку должно быть известно, что отнюдь не преувеличенными заботами Троцкого о своем лечении и отдыхе объяснялись эти поездки и отпуска; 1923-26 годы были временем резкого ухудшения его здоровья, вынуждавшего его отрываться от активной деятельности.

В ряде случаев небрежность автора при освещении хорошо известных исторических фактов просто изумляет. Так, он заявляет, что Платформа 83-х (написанная в 1927 году) была изложена на июльском пленуме ЦК 1926 года. Приводя выдержку из письма Троцкого, в которой говорится: «Вспоминал пророческие слова Сергея: не надо блока ни с Иосифом, ни с Григорием. Иосиф обманет, а Григорий убежит», Волкогонов после слова «Сергей», поясняет: «сын Л. Д.». Таким образом, «пророческие слова» приписываются подростку — сыну Троцкого. Между тем несколькими страницами выше в книге приводится цитата из Моей жизни, свидетельствующая, что предостережение «Сталин обманет, а Зиновьев убежит» принадлежало активному соратнику Троцкого по оппозиции Сергею Мрачковскому (2: 48, 59).

Такого рода ошибки являются следствием небрежности и спешки при подготовке Волкогоновым своей книги. По-иному обстоит дело с ошибками, которые выступают следствием стремления автора принизить в глазах читателя личность Троцкого. Так, в книге неоднократно повторяется утверждение о том, что «будучи популярным, Троцкий не имел друзей», за исключением своей жены Н. И. Седовой. Автора не смущает, что это утверждение противоречит тому, что в книге не раз называются имена близких друзей Троцкого: Иоффе, Раковского, французского социалиста А. Росмера и многих других (1: 32, 281, 357).

Чтобы приписать Троцкому отрицательные черты или приуменьшить его заслуги, Волкогонов нередко апеллирует к явно некомпетентным и сомнительным суждениям современников как к истине в последней инстанции. Так, в книге приводятся обнаруженное в архиве Троцкого письмо некоей американки Ж. Аллен, в котором по поводу характеристики активистом американского рабочего движения Бризбеном Троцкого как одного из величайших полководцев современности говорится, что Троцкий — «агитатор, а не полководец» (1: 250). Разумеется, для Волкогонова «справедливой характеристикой» роли Троцкого в Гражданской войне оказываются слова этой никому не известной женщины, а не американского, да и многих других революционеров, внимательно изучавших опыт Гражданской войны.

Рассказывая о легендарном «поезде Троцкого», Волкогонов ссылается на свою беседу с некоей Мариничевой, работавшей машинисткой в секретариате Троцкого, которая сказала ему: «Незаурядный, даже выдающийся человек был Троцкий, но трусоват» (1: 272-273). На этом «свидетельстве» Волкогонов строит целую «концепцию», присовокупляя от себя: «Кроме Сталина — в будущем, наверное, никто из политических деятелей в нашей стране не принимал столь исключительных мер по обеспечению личной безопасности» (1: 274). При этом автор странным образом «забывает», что в отличие от Троцкого, часто оказывавшегося на переднем крае фронтов, Сталин во время Отечественной войны ни разу не появился на фронте, а численность охраны, сопровождавшей его даже на курорты, в сотни раз превышала численность охраны, сопровождавшей Троцкого к месту боев (прим. *).

Впрочем, Волкогонов склонен приписывать трусость и Ленину. Рассказывая об июльских днях 1917 года и соглашаясь с оправданностью решения партии об уходе Ленина в подполье, он не удерживается от того, чтобы прибавить: «Ленин был осторожным человеком и никогда не рисковал собственной жизнью, как другие революционеры» (1: 130). И это говорится о человеке, который в разгар ожесточенной гражданской войны выступал с охраной из одного-двух человек на массовых митингах и собраниях, на которого только за первые десять месяцев после Октябрьской революции было совершено три покушения, причем последнее из них едва не завершилось смертельным исходом.

Еще более неприглядное впечатление оставляют ошибки и передержки Волкогонова при характеристике взглядов Троцкого и Ленина. Особое недоумение вызывает утверждение автора, будто Троцкий считал, что «оппозиционные взгляды различных коммунистов опасны» (2: 21) и выступал за «единомыслие» в рядах партии. Это разительно противоречит как многочисленным высказываниям Троцкого о партийных дискуссиях и «разномыслии» как неотъемлемом условии здорового развития партии, так и его собственному участию в различных фракциях и оппозициях. Столь же предвзято освещаются взгляды Троцкого на культуру, которые Волкогонов интерпретирует следующим образом: «Подходя к культуре сугубо прагматически, Троцкий отводил ей лишь вспомогательную роль в том великом эксперименте, что начали большевики в 1917 году» (1: 354). Нашего историка не смущает, что этот пассаж противоречит приводимым в книге словам Троцкого о том, что «смысл революции состоит в создании основ более высокой культуры» (1: 375). Столь же бесцеремонно Волкогонов истолковывает взгляды Ленина, приписывая ему «нигилистическое отношение к буржуазной отечественной мысли» (1: 72). Это нелепое утверждение, расходящееся с многочисленными высказываниями Ленина о ценности духовного наследия прошлого, автор основывает на единственной вырванной из контекста ленинской цитате и злобной, бездоказательной характеристике Ленина меньшевиком Валентиновым.

О некоторых острых эпизодах революции и гражданской войны Волкогонов пишет крайне витиевато, излагая под видом «гипотез» лживые и не раз уже отвергнутые непредвзятыми исследователями исторические версии. Это касается, например, искажения трагической судьбы крупного военачальника гражданской войны Миронова, который за свои анархические и самоуправные действия дважды был подвергнут аресту и в 1921 году погиб в тюрьме при невыясненных до сих пор обстоятельствах. Волкогонов сообщает, что Троцкий, несмотря на то, что Миронов «в публичных разговорах выражал недоверие председателю Реввоенсовета», после первого ареста и суда над Мироновым, приговорившего его к расстрелу, добился его помилования, назначил его командующим второй конной Армией, а затем главным инспектором кавалерии и наградил его почетным революционным оружием. Тем не менее рассказ о судьбе Миронова завершается в книге следующей неожиданной и ничем не мотивированной фразой: «Возможно, останется навсегда тайной, причастен ли Троцкий лично и непосредственно к убийству Миронова» (1: 258).

Покровом «тайны» окружается в книге и другая, многократно отвергнутая всеми сколько-нибудь объективными отечественными и зарубежными историками версия — о финансовой поддержке германским правительством большевиков в 1917 году. Сперва Волкогонов голословно заявляет, что на Западе это «сегодня считается твердо установленным», а затем буквально через несколько строк пишет о том, что это — «тщательно сберегаемая большевиками тайна», что «достоверно это или нет — до сих пор полностью неясно», и «едва ли удастся, видимо, когда-нибудь установить подлинную картину в этом вопросе. Может быть, это останется тайной истории» (1: 320, 321 и след.). Чтобы, однако, не осталось сомнений в том, какое мнение он сам имеет об этой «тайне», Волкогонов задает вопрос: «На какие средства до октябрьских событий большевики издавали 17 ежедневных газет тиражом более 300 тысяч экземпляров?» Брежневски-гобачевски-ельцинскому идеологическому функционеру, привыкшему, что каждое его слово оплачивается внушительной монетой, непонятно, как могла действовать массовая оппозиционная печать без иностранных подачек.

Рассказывая о голоде 1921 года, Волкогонов не упускает возможности напомнить, что «сегодня и без голода (наша) страна принимает дары с благодарностью», для того, чтобы упрекнуть большевиков в том, что «когда тысячи людей падали на дороге от голода, партийные руководители отвергали всяческую помощь от буржуазии» (1: 371). И здесь наш автор явно фальсифицирует исторические события. Ведь хорошо известно, что советское правительство в тот период широко обращалось за помощью к зарубежным правительствам и общественным организациям и в тех случаях, когда такая помощь оказывалась, с благодарностью принимало ее.

«Герой оговорочки»


Одна из ленинских статей, бичующих русских либералов, носит название Герои оговорочки. Таким «героем» выступает ныне Волкогонов, вся книга которого пересыпана «оговорочками», призванными снизить благоприятное впечатление, которое могут произвести на читателя приводимые в книге факты и документы.

Так, рассказ о беспринципной травле Троцкого Сталиным и его союзниками в 1924-25 годах и проявленной Троцким твердости в отстаивании своей позиции, Волкогонов внезапно завершает не относящимся к этой теме, но неуклонно повторяющимся в книге пассажем: «Многие шаги Троцкого по утверждению нового строя, по реализации методов революционного переустройства были и аморальными, и даже преступными. Как и других вождей Октября и Гражданской войны» (1: 327).

Вслед за публикацией распоряжений Троцкого с требованием наказания виновных в невыполнении приказов, в «постыдных насилиях», «преступном, зверском отношении некоторых частей армии к мирному населению», следует столь же неожиданный вывод автора: «Глубочайшее заблуждение, что люди, захватившие власть, могут решать судьбы миллионов, дало трагические всходы» (1: 255).

Даже свое недвусмысленное утверждение: «Нельзя не отдать должного Л. Д. Троцкому: он, пожалуй, только он ни на йоту не поступился своими принципами и не согнулся перед Сталиным», Волкогонов сопровождает очередной оговорочкой: «Хотя при этом нельзя забывать, что одной из главных причин борьбы явились не столько общие методологические принципы большевизма, сколько глубочайшая личная неприязнь друг к другу» (1: 145). Меряя борьбу Троцкого со сталинизмом мерками беспринципной грызни между Горбачевым и Ельциным, автор не раз повторяет, что последовательность Троцкого в «абсолютном неприятии сталинизма» объяснялась в основном личными мотивами (1: 34). Волкогонов неоднократно признает, что «прежде всего Троцкий... выступил самоотверженным борцом против Большой Лжи» (2: 373). Однако после множества выспренних слов о недопустимости лжи в политике, он походя бросает фразу, вторая часть которой призвана дезавуировать первую: «Троцкий до последних лет своей жизни боролся с этой ложью, хотя и создавал ее» (1: 135).

«Оговорочками» Волкогонов пользуется там, где он приводит приказы Троцкого времен гражданской войны о категорическом запрете расстрелов без суда, расстрелов пленных и т. д. Непримиримую борьбу вождя Красной Армии против подобных эксцессов, возникающих в любой войне, автор ухитряется подать таким образом, чтобы возложить ответственность за них на революцию: «Создается впечатление, что этими документами Троцкий пытался как-то втиснуть в рамки военного закона вышедшую далеко из нравственных и правовых берегов жестокость и самоуправство. То был кровавый пир революции» (1: 299-300).

Во многих случаях «оговорочки» Волкогонова служат тому, чтобы заставить читателя «додумать» то, что не может быть доказано фактами и документами. Упоминая о принятом стразу же после окончания Гражданской войны декрете ЦИК об амнистии солдатам и офицерам белой армии, Волкогонов приводит написанное в этой связи Троцким сообщение для печати: «Кто пытается использовать великодушие власти трудящихся против Советской республики, на того обрушится суровая кара». Перескакивая от этого необходимого предостережения к рассказу о том, как в 30-е годы Сталиным «были уничтожены последние из белых офицеров, вернувшихся на Родину», Волкогонов предоставляет читателю «домыслить», что первые из этих офицеров были уничтожены по приказу Троцкого.

Даже сообщение о том, что поезд Троцкого неоднократно подвергался артиллерийским и авиационным налетам, что несколько раз на него организовывались покушения и зловещие крушения, сопровождается «оговорочкой», возлагающей ответственность за все это на... Троцкого и вообще большевиков. «Сегодня трудно поверить и страшно согласиться, — комментирует эти сообщения Волкогонов, — что для утверждения Красной идеи потребовалось столько казней и крови. Один из главных жрецов (?) этой идеи сновал на своем бронированном поезде с запада на восток, с юга на север. У него никогда не возникало сомнений, может ли великая идея воздвигать себе пьедестал на пирамиде черепов соотечественников» (1: 282).

Примечание:

* Версия о «трусости» Троцкого разительно противоречит приводимому в книге свидетельству одной из армейских газет: «Сам Троцкий всегда на фронте, самом настоящем фронте, где сражаются грудь о грудь, где шальные пули не различают, кто рядовой красноармеец, кто командир, кто комиссар. Вагон, в котором он живет, и пароход, на котором он жил, нередко обстреливались артиллерийским и пулеметным огнем. Но Троцкий как-то не замечает эти неудобства. Под огнем неприятеля он, как и во время революции, продолжает работать, работать, работать» (1: 263). Но даже эту яркую выдержку Волкогонов счел нужным прокомментировать таким образом, чтобы осудить ... Троцкого, на этот раз за нескромность: «Троцкий редко пресекал эти панегирики в красноармейской печати».


Продолжение следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#16 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 18 June 2010 - 17:10

Прикрепленное изображение: 0_2142b_18277d2a_M.jpg


Волкогоновский Троцкий.


Часть 2


Вадим Роговин
16 мая 2002 г.

Данное критическое эссе было написано В. Роговиным в начале 1990-х годов, по следам появления книги генерала Д. Волкогонова о Троцком. Впервые опубликовано в Бюллетене Четвертого Интернационала , № 7, декабрь 1993, с. 189-210.

О чем Волкогонов умалчивает


Примечательны не только те факты, которые Волкогонов фальсифицирует, но и те, о которых он умалчивает в своей книге.

В работе, озаглавленной Политический портрет, нашлось место и для разбора ранних очерков Троцкого о русских писателях, и для обширной цитаты из черновика статьи о Ж. Лонге, понадобившейся автору для «стилистической» критики Троцкого («Такой большой текст и всего две фразы» — осудительно пишет ревнитель литературного стиля Волкогонов), и для подробного изложения переписки по поводу просьбы Троцкого прислать рыболовные крючки на Принкипо (2: 116, 267). Но не нашлось места для освещения основных политических идей Троцкого.

Волкогонов не приводит почти никаких выдержек из многочисленных документов оппозиционного блока 1926-27 гг. Анализ этих документов подменен в книге голословными утверждениями о «левацких тезисах» оппозиции, о том, что «никакой альтернативной программы эта (оппозиционная) критика в целом не создавала» и, наконец, еще более бездоказательным заявлением о том, что в дальнейшем «Сталин перехватит всю экономическую программу левых оппозиционеров» (2: 70, 65, 89).

Переходя к важнейшему внешнеполитическому аспекту разногласий между правящей фракцией и левой оппозицией — вопросу о китайской революции 1925-27 гг., Волкогонов ограничивается цитированием трех строчек из статьи Троцкого и на основе этой усеченной цитаты делает вывод об «односторонности» его анализа. Как явствует из дальнейших рассуждений автора, эта «односторонность» заключалась в том, что Троцкий «по-прежнему утверждал, что Восток остается одним из важнейших революционизирующих факторов» (2: 69-70).

Еще в большей степени «фигура умолчания» присутствует в главах книги, посвященных политической деятельности Троцкого в изгнании. Уделив специальную главу Бюллетеню оппозиции, Волкогонов называет в ней бюллетень «журналом одного автора» и пишет о бедности в нем информации об СССР. При этом автор скрывает от читателя, что в бюллетене были опубликованы сотни статей и писем из Советского Союза, раскрывавших все существенные стороны жизни страны, что до 1932 года многие из этих работ публиковались за подписями их авторов (Раковского, Сосновского, Муралова, В. Косиора, Каспаровой, Окуджавы и др.). Лишь однажды он упоминает об «одной из статей, полученных якобы из СССР (курсив мой — В.Р.), намекая, что она в действительности принадлежала перу Троцкого. Ни слова читатель не узнает из книги Волкогонова о критике Троцким и его единомышленниками сплошной коллективизации, раскулачивания, сталинских методов индустриализации, бюрократического планирования, удушения партии, привилегий правящей касты и других ошибок и преступлений сталинизма. Если же речь и заходит о критике Троцким Сталина, то в ней все ставится с ног на голову. Так, Волкогонов утверждает, что Троцкий обвинял Сталина в ошибках типа «возвращение к рынку» (2: 145), тогда как Троцкий обвинял Сталина в прямо противоположном — в административной ликвидации рынка и нэпа.

Столь же бегло и извращенно представлена в книге критика Троцким сталинской политики в международном коммунистическом движении. Уделив всего пять строчек освещению борьбы Троцкого против наступления фашизма в Германии (2: 140), Волкогонов не обмолвился ни словом о призывах Троцкого к созданию единого рабочего антифашистского фронта, о его критике теории «социал-фашизма» и основанной на ней сектантской линии Коминтерна и Германской компартии.

Умудрившись ничего не сказать о сталинских преступлениях в Испании и вине сталинизма за поражение испанской революции, Волкогонов — опять же не приводя ни единого доказательства — пишет о «грубых ошибках Троцкого», который якобы «рядом своих шагов осложнил и без того сложное положение испанской революции». И это — все, что сказано в книге о гражданской войне в Испании!

Единственный аспект политической деятельности Троцкого в 30-е годы, на котором автор счел нужным остановиться, — это борьба за создание IV Интернационала.

Волкогонов о IV Интернационале


В своих оценках IV Интернационала Волкогонов использует самые резкие выражения, не смущаясь их очевидной вульгарностью. Он называет IV Интернационал «хилым и бесперспективным детищем» Троцкого, его «самой крупной авантюрой», высветившей его «обреченное донкихотство». Однако и в этом случае приводимые в книге факты «высвечивают» лишь пустословие и антиисторизм автора. Лишенный всяких финансовых и материальных ресурсов, противостоящий одновременно и мировой буржуазии и сталинизму, Троцкий сумел завоевать тысячи приверженцев во всем мире. В книге приводятся данные о том, что к началу Второй мировой войны троцкистские группы действовали более чем в сорока странах (2: 174). Волкогонов сообщает и о том, что Сталин систематически получал от своей разведки сведения о распространенности троцкистских изданий за рубежом. В 1937 году Ежов представил ему список из 54 названий периодических изданий, выпускавшихся группами международной левой оппозиции. В архиве НКВД Волкогонов обнаружил специально дело, в котором находятся «многие сотни документов, выпускавшихся троцкистскими организациями антисоветской, антисталинской направленности» (2: 357). (Заметим, что автор без тени смущения отождествляет антисталинскую направленность троцкистской литературы с антисоветизмом).

Пожалуй, наиболее красноречивым опровержением суждений о «бесперспективности» IV Интернационала служат приведенные в книге слова Сталина, мотивировавшие его приказ об убийстве Троцкого: «Нужно нанести удар по IV Интернационалу. Как? Обезглавить его» (2: 325). Сталин осознавал угрозу своему бонапартистскому могуществу со стороны IV Интернационала, возглавляемого Троцким, куда лучше, чем Волкогонов, безоговорочно признающий превосходство материальной силы диктатора над силой революционных идей.

Волкогонов против Волкогонова


Освещение истории IV Интернационала — далеко не единственный случай, когда приводимые в книге факты и документы вступают в разительное противоречие с априорными обобщениями, на которые толкает автора его антибольшевистская предвзятость.

Волкогонов много рассуждает о привилегиях, которые якобы захватили большевики сразу же после своего прихода к власти. «Поразительно, как быстро лидеры революции, еще вчера поносившие старую власть за расточительную роскошь, воспользовались ею», — негодующе заявляет он, добавляя к этому пассажу моралистические сентенции: «Власть всегда порочна, и она обычно деформирует большинство лиц верхнего эшелона. Только демократия способна "покончить" с этой закономерностью» (1: 214). Каковы же факты, которыми автор пытается подкрепить эти свои горячие филиппики против лидеров революции и, в частности, Троцкого?

Рассмотрим, по поводу чего Волкогонов разражается нравоучительной тирадой: «И в годину смерти приближенные к одному из вождей пользовались привилегиями и льготами... Люди слабы. Даже "вожди"... "покупают" преданных себе помощников. Друзей Троцкий заменял теми, кого через несколько лет Сталин будет называть обслугой» (1: 281). Эти далеко идущие обобщения строятся на обнаруженных автором двух записках Троцкого, в которых он просил одному из своих сотрудников выдать теплое пальто, в котором тот сильно нуждается, а другому предоставил трехнедельный отпуск.

Столь же смехотворно выглядит негодование Волкогонова по поводу того, что в служебных командировках Троцкого сопровождала охрана и два автомобиля (1: 345). Будь автор чуточку честнее, он сопоставил бы это «сопровождение» с пышными эскортами, ныне сопровождающими Ельцина и других «демократических» лидеров.

Тот факт, что в поезде Троцкого, насчитывавшем несколько сот бойцов и политработников, которые нередко по приезде на фронт сразу же вступали в сражения, были «повара, секретари, охрана, снабжение» для Волкогонова служит достаточным доказательством того, что «Троцкий, всегда старавшийся создать себе комфортные условия, позаботился о себе и сейчас» (1: 269). Автор не постеснялся включить в книгу и снабдить многозначительным комментарием бумагу с просьбой выделить для питания Троцкого «10 штук свежей дичи, 5 фунтов сливочного масла, зеленые огурцы, спаржу и шпинат». Понимая, что этот документ едва ли убедит читателя в «расточительной роскоши» предреввоенсовета, Волкогонов замечает: «читатель скажет, что это же мелочь (спаржа и шпинат)! Возможно. Однако многие трагедии тоже начинаются с мелочей» (1: 271).

При всем этом Волкогонов, понимавший, что главный интерес его книги состоит во вводимых им впервые в научный оборот архивных материалах, не удержался от того, чтобы опубликовать и такие документы, которые прямо опровергают его суждения о «расточительной роскоши» и «привилегиях» большевистских руководителей. В книге приводятся и свидетельства о полуголодной жизни народных комиссаров в Кремле (1: 214), и дневное меню делегатов III Конгресса Коминтерна, по поводу которого сам автор замечает, что такой пищей «едва-едва можно было накормить три сотни революционеров», собравшихся в Москву со всего земного шара (2: 385), и письмо жены Троцкого: «Нуждаясь крайне в чулках, прошу выделить мне ордер на три пары» (2: 161). Наконец, мы узнаем, что понадобилось принятие специального постановления Политбюро, внесенного Лениным, чтобы «обеспечить достаточное питание товарища Троцкого согласно врачебным требованиям» (2: 93). Как все это не похоже на нынешние нравы дорвавшейся до власти «демократической» бюрократии, погрязшей в коррупции и перекрывшей своими привилегиями все «рекорды», поставленные бюрократами сталинских и брежневских времен. Автору, представляющему плоть от плоти и кровь от крови этой бюрократии, лучше было бы не касаться в своей книге рискованной темы привилегий — сколько ни бейся, как ни подтасовывай факты, — не удается доказать причастность к этим порокам вождей первого большевистского призыва.

Многие обобщения и оценки, которые присутствуют в книге, настолько противоречат друг другу, что временами невольно спрашиваешь себя: одним ли автором она писалась?

Возьмем, например, вопрос об отношении Троцкого к Ленину. На одних страницах книги мы встречаемся с утверждением, что Троцкий «немало сделал для советской канонизации Ленина» и многократно внушал «массам мысль о божественности вождя» (1: 381). На других же страницах Волкогонов пишет прямо противоположное: «Пожалуй, Троцкий первым сказал о серьезной опасности канонизации Ленина, которая вскоре после смерти вождя русской революции стала выражаться, по словам его ближайшего соратника, "в бюрократизации почитания и автоматизации отношения к Ленину и его учению". Увы, этот голос предупреждения не был услышан» (2: 258).

Волкогонов опровергает Волкогонова и там, где речь идет об отношении Троцкого к своей родине. С одной стороны он высказывает, правда, непонятно от чьего имени, «гипотетическое» соображение: «Иногда создавалось впечатление, что Троцкий стыдился того, что родился в России» (1: 58), и затем рассуждает о том, что Троцкий в изгнании не испытывал тоски о родине (2: 312). С другой стороны, он пишет, что Троцкий «до смертной боли в сердце» «тосковал о родине, часто обращался к ее истории, перебирал в памяти блестящие созвездия русских писателей, поэтов, мыслителей, художников» (1: 357; 2: 172) (прим. *).

«Два Волкогонова» присутствуют в книге и при оценке последних крупных трудов Троцкого. Отмечая достоинства Истории русской революции, автор заявляет, что после этой работы «Троцкий не создает уже ничего крупного, непреходящего». Этому безапелляционному выводу противоречит существование двух фундаментальных работ Троцкого — Преданная революция и Сталин. Следуя своей априорно заданной схеме, Волкогонов утверждает, что Преданная революция написана «много слабее» более ранних работ Троцкого (2: 281). Однако, обращаясь к содержанию этой книги, он не может скрыть своего восхищения глубиной выдвинутых в ней прогнозов, подчеркивая, что многие из них — «устранение "бюрократического абсолютизма", свободное волеизъявление народа, гласность (по Троцкому, «свобода критики») — через десятилетия стали программой трудного обновления Советского государства» (2: 247). Оставив на совести автора ложное определение смысла горбачевской «перестройки» и ельцинской «реформы», заметим, что суть программы «политической революции», выдвинутой в книге Троцкого, передана верно. Однако прогноз, разработанный в Преданной революции, был многовариантным, и, к сожалению, на практике реализовался второй вариант этого прогноза, согласно которому «бюрократия, став новым классом, может привести к реставрации капитализма в СССР» (2: 183). Однако, как ни удивительно, именно это предвидение Троцкого Волкогонова называет «неверным выводом». Как обезьяна не узнает себя в зеркале, так и наш автор не узнает свою собственную среду, немало потрудившуюся над тем, чтобы сделать этот прогноз реальностью.

Слова о «слабости» Преданной революции опровергаются и сообщением Волкогонова о том, что немедленно после написания этой книги, еще до выхода ее в свет, ее рукопись, переданная Зборовским, оказалась на столе Сталина. В связи с этим автор выдвигает гипотезу, представляющуюся нам во многом справедливой: «Рукопись книги могла стать определяющим фактором в принятии решения о развертывании массовых репрессий» (2: 136, 189). Заметим в этой связи, что Сталин едва ли бы пошел на такую крупномасштабную и рискованную акцию, как великая чистка, в ответ на «слабую книгу».

Суровый приговор Волкогонов выносит и неоконченному труду Сталин, называя его самой слабой книгой Троцкого (2: 322). Однако и в данном случае он вынужден признать, что в своей «самой слабой книге» Троцкий «верно определил многие истоки сталинизма в сращивании государственного и партийного аппарата, в быстром усилении власти всесильной бюрократии, в ликвидации политических, духовных и идейных альтернатив в обществе» (2: 261). Более того, по словам самого Волкогонова, «в портрете (Сталина), который создало время, мазки Троцкого (в книге о Сталине) — одни из самых заметных, резких и уверенных» (2: 264).

Продолжение следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#17 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 19 June 2010 - 19:53

Волкогонов о революции


До сих пор мы рассматривали противоречия и передержки Волкогонова при характеристике личности, творчества и политической деятельности Троцкого. Еще больше противоречий и передержек мы встречаем на тех страницах книги, где дается оценка крупнейшим историческим событиям XX века, а исторические обобщения служат подтверждению социологического кредо автора.

Оценивая характер Октябрьской революции, Волкогонов, с одной стороны, стремится принизить ее народное начало и исторический масштаб и в этих целях утверждает, что она «в основном» представляла результат «узкого "заговора" одной радикальной партии» (1: 137). С другой стороны, в стремлении принизить руководящую роль большевиков в революции, он пишет, что тогда «власть нетрудно было взять, потому что никто не хотел ее защищать. Это затем мы все стали говорить о "генеральном плане" и "стратегии» Ленина". Эту же мысль он повторяет и при анализе Истории русской революции, упрекая Троцкого за то, что «он не хотел понять: Октябрьскую революцию сотворили не большевики, а прежде всего империалистическая война, слабая власть, глубочайший кризис общества, возмущение «низов» (2: 277). Если бы Волкогонов попытался непредвзято воспринять диалектический анализ Троцкого, то он должен был бы признать: Троцкий неоднократно подчеркивал, что большевистская партия никогда не считала себя единственным демиургом исторического процесса; в своей революционной стратегии она исходила из мощных объективных предпосылок, которые позволили ей поднять массы на восстание; наличие этих предпосылок отнюдь не принижает подвига Ленина и большевистской партии, сумевших перевести революционный кризис в русло народной революции.

В глубоком противоречии с исторической истиной Волкогонов оказывается и тогда, когда он пытается приписать Октябрьской революции исключительно разрушительное начало. «Успех в преобразованиях может прийти тогда, когда разрушение старых структур идет одновременно с созданием новых», — поучает он для того, чтобы тут же объявить, будто «Октябрь был апофеозом смятения, ликвидации старого... Вначале все превратили в пепел, а затем, на основе умозрительных выводов вождей, стали конструировать казарменный коммунизм» (2: 278-279). Эта фальшивая схема опровергается исследованиями даже объективных буржуазных историков, в которых на многочисленных фактах показан размах социального творчества, пробужденного Октябрьской революцией.

И уж вовсе теряет Волкогонов всякую объективность, когда берется рассуждать об идее мировой революции, в которой он видит лишь «традиционное марксистское прожектерство» (1: 338). Для него как бы не существуют многочисленные социалистические и национально-освободительные революции, прокатившиеся в XX веке по нашей планете. Даже упоминание о некоторых из этих революций, свидетельствовавших, что «оптимизм ленинского Интернационала захватил миллионы», у Волкогонова служит лишь основанием для вывода, что «все это подпитывало веру Троцкого в возможность невозможного» (2: 243). В книге многократно варьируется мысль о том, что «история знает немного примеров столь фанатичной веры в идею, которая при всей своей относительной исторической реальности оказалась полностью эфемерной» (1: 317).

Руководствуясь посылкой о «полной эфемерности» революции, Волкогонов неоднократно подчеркивает свою солидарность с «социал-демократом, уверовавшим в конструктивность социально-экономических реформ», которому «революции ни к чему» (1: 343). Он настойчиво внедряет в сознание читателя постулат, согласно которому «реформой, эволюцией можно добиться в конечном счете больше, чем революцией» (1: 287). С такой же непререкаемой уверенностью он утверждает, что «время классических, как Великая Французская, революций прошло» (1: 376), что в XX веке «эпоха революций была на исходе» (2: 149), а «революции XX века — это великие социальные патологии движения» (2: 295).

Лишь на некоторых страницах своей книги Волкогонов делает знаменательные оговорки, согласно которым революции «видимо, еще останутся в жизни общества, особенно находящегося на низком уровне социально-экономического развития». Подобно щедринскому бюрократу, намеревавшемуся «закрыть Америку», но затем пришедшему к мысли: «но кажется, сие от меня не зависит», — Волкогонов приходит к выводу, что от него «не зависит» «закрытие» ненавистных ему революций. «Увы, — замечает он с нескрываемой горечью в заключении книги, — и то, и другое (революция и реформа — В.Р.) в человеческой истории является естественным» (2: 352).

Волкогонов о гражданской войне


Не меньшую неприязнь, чем Октябрьская революция, вызывает у Волкогонова гражданская война 1918-20 гг. Чтобы передать эту неприязнь читателю, он прибегает к статистическим подтасовкам, уверяя, что «по приблизительным подсчетам», в эту эпоху «погибли от братоубийственной сечи, от террора белых и красных, голода и болезней, а также бежали из отечества 13 миллионов наших соотечественников» (1: 243). Эта устрашающая цифра (завышенная по сравнению с подсчетами более объективных историков и демографов) получилась в результате объединения числа погибших на поле боя, жертв еврейских и иных погромов, учинявшихся белыми, «зелеными» (анархическими бандами) и буржуазными националистами, умерших в те годы от эпидемий испанки, прокатившейся по всему миру, погибших от голода 1921 года, принявшего огромные масштабы не в последнюю очередь из-за экономической блокады Советской республики капиталистическими державами, наконец, лиц, эмигрировавших после гражданской войны. Между тем, хорошо известно, что потери и Красной и Белой Армии в гражданской войне составили 800 тыс. человек — втрое меньше, чем потери России в империалистической войне, из которой страну вырвала Октябрьская революция.

Волкогонов приводит фантастическую цифру жертв «Красного террора» (1 млн. 700 тыс. чел.!), взятую из сообщения некоей «белой комиссии». Чтобы убедиться, что в действительности число этих жертв было на несколько порядков меньше, историку достаточно было бы обратиться к «Красной книге ВЧК» и другим надежным источникам (в отличие от сталинских времен, в годы гражданской войны большевиками публиковалась полная статистика репрессий). Единственная достоверная цифра в книге Волкогонова — это число расстрелянных в 1921 году по приговорам военных трибуналов (4337 чел.). Но даже приведя эту цифру, автор не удерживается от искушения «гипотетически» заявить: «Вполне вероятно, что в первые годы гражданской войны расстрелянных было гораздо больше» (1: 295).

Как и в других случаях, априорные суждения Волкогонова о «безбрежном насилии» большевиков опровергаются приводимыми в книге документами. Например, в тезисах Руководящие начала ближайшей политики на Дону, написанных вскоре после белоказачьего восстания, Троцкий писал: «Мы разъясняем казачеству словом и показываем делом, что наша политика не есть политика мести за прошлое... Мы строжайше следим за тем, чтобы продвигающаяся вперед Красная Армия не проводила грабежей, насилий и проч.» (1: 284). Из других приказов Троцкого столь же однозначно следует, что репрессии в Красной Армии применялись для решительного пресечения дезертирства, шкурничества, зверств по отношению к мирному населению и т. д.

Однако Волкогонов не упускает случая прокомментировать приводимые им документы таким образом, чтобы наложить зловещую тень на действия Троцкого и большевиков вообще. Так, цитируя приказ Троцкого о принятии «необходимых мер по задержанию семейств перебежчиков, предателей», он тут же добавляет от себя: «Меры по задержанию — сказано мягко», намекая, что эти меры были более суровыми. Однако этот намек опровергается приводимым тут же документом, свидетельствующим, что по предложению Троцкого были освобождены из-под ареста даже все офицеры, взятые в качестве заложников (1: 292).

Хотя в цитируемом автором приказе Троцкого о создании загранотрядов четко говорится о том, что они призваны «в случае надобности подталкивать сзади отстающих и колеблющихся», Волкогонов и здесь «домысливает» функции этих отрядов, утверждая, что им якобы «вменялось в случае несанкционированного отхода стрелять по своим» (1: 291-292).

Даже сообщая о распространявшихся Сталиным и Ворошиловым слухах о расстреле по приказу Троцкого коммунистов на фронтах, Волкогонов не гнушается тем, чтобы прибавить, что эти «сведения» могли быть «правдоподобными» (1: 174).

Рассматривая сталинских террор как закономерное продолжение репрессий времен гражданской войны, Волкогонов, однако, оказывается вынужденным упомянуть об опровержении Троцким этой кощунственной версии, пропагандировавшейся врагами большевизма еще в 30-е годы. Ссылаясь на многочисленные высказывания Троцкого по поводу того, что «условия гражданской войны, когда он использовал насилие только против врагов, и мирная обстановка 30-х годов слишком разнятся по своему политическому содержанию», историк признает: «Что верно — то верно. Историческая обстановка, условия применения карательной силы действительно были различны» (1: 262-263). Столь же примечательны признания Волкогонова о том, что «большевики нередко были вынуждены отвечать силой на вызовы контрреволюционных сил» (2: 370) и «стать на путь террора большевиков в немалой степени заставили их классовые антиподы» (1: 283).

От исторических обобщений Волкогонов переходит к обобщениям более широкого социологического плана, убеждая читателя в «исторической бессмысленности гражданских войн вообще» (1: 209). При этом историк не поясняет, считает ли он более или менее «бессмысленными» по сравнению с гражданскими войнами империалистические и колониальные войны, или, скажем, затяжные войны, развертывающиеся ныне в некоторых бывших республиках СССР и в Югославии.

Сопоставляя гражданскую войну в России с тринадцатилетней войной Алой и Белой Розы в Англии и с войной между Севером и Югом в Америке, Волкогонов многозначительно заявляет: «Гражданская война — война особая. Беспощадность и жестокость в ней не случайность, а закономерность». При этом маститый специалист по военной истории опять-таки уходит от ответа на невольно напрашивающийся вопрос: существуют ли такие войны, в которых жестокость и беспощадность к врагу является «случайностью».

Примечание:

* Это не мешает, впрочем, Волкогонову приписывать Троцкому «пренебрежительно-покровительственное отношение к русской культуре и истории». Когда же автор переходит к конкретизации этого тезиса, то оказывается, что такое «отношение» выражалось в «унизительных филиппиках Троцкого в адрес русской знати». «Ни согласиться, ни простить подобного русофобства нельзя» — негодует по этому поводу Волкогонов, отождествляя тем самым «русскую знать» с русской историей и культурой, а отвращение к ней — с «русофобией» (1: 356). Особый гнев нашего автора вызывает отношение Троцкого к последнему русскому царю, у которого Троцкий, по его словам, «не захотел замечать сильных сторон… невозмутимость в самых трагических ситуациях, мужество, державное достоинство и т. д.» (2: 266). И это пишется об исторической фигуре, к которой с нескрываемым презрением относились русские политики и историки даже правого толка (за исключением откровенных черносотенцев).

Продолжение следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#18 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 20 June 2010 - 17:59

Прикрепленное изображение: nos20071208-0100.jpg


Волкогоновский Троцкий


Часть 3


Вадим Роговин
17 мая 2002 г.

Данное критическое эссе было написано В. Роговиным в начале 1990-х годов, по следам появления книги генерала Д. Волкогонова о Троцком. Впервые опубликовано в Бюллетене Четвертого Интернационала , № 7, декабрь 1993, с. 189-210.

Волкогонов о социализме и коммунизме


Социологическая «концепция» Волкогонова особенно наглядно проступает в его многократно повторяющихся рассуждениях о Троцком как «пленнике утопической идеи», под которой понимается идея коммунизма. Десятки раз в книге коммунизм именуется «призрачной целью», а его идеалы — «Великой утопией, миражем, грезами», «Великими иллюзиями» (2: 245, 331, 360). Правда, в ряде мест книги наш автор соглашается признать, что «у социализма, несмотря на огромную историческую неудачу, возможно, и сейчас есть будущее» (2: 184), что «социологическая идея, если понимать ее как стремление к социальной справедливости, никогда не умрет, никогда не исчезнет и будет иметь исторические шансы» (1: 369). Он «лишь» настаивает на том, что «в полемике давно нужно было отказаться от коммунистической идеи как одной из величайших утопий в истории человеческой цивилизации и оставить ее, может быть, лишь общественной мысли» (2: 369), в которой она будет служить подготовкой «духовной почвы для поисков подлинного народовластия, гуманизма и справедливости» (2: 246).

Таким образом, наш автор фактически признает, что подлинное народовластие, гуманизм и справедливость могут быть достигнуты лишь в социалистическом, коммунистическом обществе; однако даже поиск путей к реализации этих величайших человеческих идеалов и «надежду на возможное осуществление их где-то в туманном будущем» он оставляет нашим отдаленным потомкам. Противопоставляя борьбу за коммунизм «общечеловеческим ценностям», трактуемым в пошлом горбачевском духе, Волкогонов пишет: «Защитники коммунистической идеи, каковым долгие годы был и я сам, не хотят осознать, что важнее искать, понимать и следовать ценностям непреходящего, общечеловеческого значения, нежели идеалам, окрашенным в "классовые цвета"» (2: 369). Социализм и коммунизм без классовой борьбы — такова действительно «призрачная цель», которую Волкогонов великодушно разрешает человечеству достичь «где-то в туманном будущем».

Троцкий и марксизм


Неудивительно, что автор, растерявший все свои былые общественные идеалы и ориентиры, на многих страницах своей книги возвращается к размышлениям над причинами глубокой убежденности Троцкого в торжестве коммунизма. Нашему историку, за два-три года кардинально поменявшему все свои убеждения, отрекшемуся от всего, что он говорил и писал на протяжении более чем сорока лет, не может не казаться странной позиция Троцкого, несмотря на все перенесенные им испытания, не допускавшего мысли о том, чтобы «поставить под сомнение исходные большевистские аксиомы» (2: 173) и сохранявшего «веру в истинность исходных посылок русской революции» (2: 279) (прим. *). Причины этого «фанатизма» Волкогонов видит в том, что Троцкий, «веря в марксизм, верил и в его железобетонные (?) догматические постулаты». К таким постулатам и «догмам», якобы показавшим «свою ограниченность и историческую уязвимость» в сталинской практике (в том, что Сталин следовал марксизму, у Волкогонова не существует сомнений), автор относит прежде всего идею диктатуры пролетариата, именуемую им «изначально ошибочной, а затем и преступной» (2: 333).

Усматривая «самое уязвимое место Троцкого как теоретика, историка и философа» в приверженности этой идее (2: 278), Волкогонов вульгарно сводит ее к проповеди тотального насилия, разумеется, умалчивая о таких ее аспектах, как непосредственное народовластие, «государство-коммуна», отмирание государства и т. д.

Другое роковое заблуждение Троцкого Волкогонов видит в том, что его «тонкий, проницательный ум находился во власти самых ошибочных марксистских догм об определяющей роли партии рабочего класса» (2: 21). Анализируя критику Троцким аппаратного бюрократизма и выдвинутую им программу утверждения внутрипартийной демократии, автор много пишет о «пророческих словах», «провидчески поднятом целом ряде принципиальных вопросов» (2: 15-17). Однако все эти правдивые констатации тут же сводятся на нет голословным суждением о том, что «один из зодчих большевистской системы не понимал, что постулаты ленинизма, опирающиеся на монополию одной партии, делают это реформирование (партийного режима) невозможным» (2: 20).

Не утруждая себя хотя бы беглым анализом двадцатилетней (1903-1923 гг.) истории большевистской партии, Волкогонов заменяет такой анализ единственным бездоказательным утверждением: «Изначально партия была создана Лениным именно такой: замкнутой, иерархической, жесткой, бюрократической» (2: 21).

Волкогонов о современном троцкизме


Многократно «похоронивший» в своей книге идейное и политическое наследие Маркса, Ленина и Троцкого, Волкогонов вынужден, однако, признать: вопреки его утверждениям о том, что «троцкизм не имел и не имеет будущего» (2: 23), «идеи Троцкого еще живут» (2: 364) и «несмотря на малочисленность троцкистских организаций, их влияние в некоторых странах заметно» (2: 176).

При определении современного троцкизма Волкогонов, пренебрежительно отвергающий классовый анализ, использует ярлыки, к которым обычно прибегают «марксисты» самого худшего, вульгарно-социологического толка: «Троцкизм — выражение мелкобуржуазного радикализма интеллигенции, студенчества, части рабочих и крестьян» (2: 176).

Считающий, что его представления об «устарелости» марксизма должны разделяться всеми, автор с изумлением замечает, что «современные троцкисты по-прежнему считают, что революционное обновление не только необходимо, но и возможно» (2: 355). Особое его негодование вызывает «Журнал интернационального марксизма» [учредительный выпуск Бюллетеня Четвертого Интернационала, 1989 г.], издаваемый Международным Комитетом IV Интернационала. В публикациях журнала о предательстве социализма Горбачевым и его пресмыкательстве перед капиталистическим Западом, в призывах к политической революции рабочего класса в СССР Волкогонов сумел увидеть лишь «пережевывание уцененного историей» (2: 355). При этом любопытно, что сам автор упорно уходит от ответа на вопрос: служила ли политика Горбачева-Ельцина реставрации капитализма в СССР? От этого ответа он отделывается пошлой сентенцией, характерной для всех современных «демократов»: «И вообще: давно пора прекратить разговоры о социализме и капитализме, — в приказном тоне пишет Волкогонов. — Цивилизованное и демократическое общество не нуждается в идеологических ярлыках».

«От имени истории»


Между тем все социологические рассуждения Волкогонова сводятся именно к ярлыкам самого худшего идеологического пошиба, замешанным на социальной демагогии. Его социологические постулаты, не подкрепляемые ни единым веским доказательством, преподносятся в чисто сталинской манере. Изложение своих наиболее нелепых софизмов Сталин обычно предварял выражениями: «ясно, что...», «известно, что...», освобождавшими от какой-либо аргументации. Подобно этому, Волкогонов сплошь да рядом подменяет систему доказательств безапелляционными фразами: «Только завоевание социал-демократией большинства в парламенте открывает путь к социалистическим преобразованиям. Кто сейчас возразит против этого тезиса?» (1: 343).

Особенно любит Волкогонов выступать в роли глашатая и толкователя решающего вердикта истории. Так, изложение споров между различными течениями социалистической мысли он завершает «непререкаемыми» выводами: «Истории было угодно доказать правоту Каутского» (1: 346); «в вердикте истории меньшевики будут выглядеть гораздо достойнее, чем их оппоненты» (1: 346). Столь же «непререкаемо» он высказывает кощунственную мысль: «История осудит их (Троцкого и Сталина) обоих, хотя и в разной степени» (2: 88).

Столь же любит Волкогонов выступать и от имени «людей планеты» или «всего мира». Приведем несколько типичных суждений такого рода. «Троцкий... хотел "спасать человечество без Бога", но люди планеты не приняли такого намерения» (из этой фразы вытекает, что былой атеист Волкогонов ныне не видит спасения человечества вез участия Божественного промысла) (2: 211). «Весь мир давно начал понимать, возможно даже раньше Троцкого, что ничего хорошего от новой революции не дождешься» (2: 211) (здесь подчеркнутое автором слово свидетельствует, что Волкогонов в полном противоречии с фактами приписывает «позднему» Троцкому отказ от революционных идей). «Ненавидело его (Троцкого) в конечном счете больше людей, чем любило» (2: 153) (автор не разъясняет, на чем он основывает такой подсчет, кстати, противоречащий его же собственным словам о том, что в СССР до 1924 года Троцкого «больше любили») (2: 375).

Волкогонов склонен выступать «от имени истории» и тогда, когда он гипотетически рассуждает о возможных альтернативах исторически сложившемуся развитию событий. «Мировая советская федерация, к счастью, не состоялась... Иначе она могла быть продолжением сталинской модели» (1: 342).

Особенно кощунственным выглядит одно из подобных «гипотетических» суждений Волкогонова. Он делится с читателем вопросом, который однажды пришел ему в голову: «доживи Троцкий до времени, когда появилась атомная бомба и окажись она у него в руках, использовал бы он ее во имя мировой революции?» Автор тут же признает, что сам понимает «некорректность этого риторического, но страшного вопроса». Однако стремление «напугать» читателя Троцким оказывается сильнее соображений о «корректности». «И все же? — не удерживается Волкогонов. — Подумав и сопоставив все, что я знаю о Троцком, я пришел к выводу: да, этот певец, архитектор, теоретик, демон, наконец, идол революции, видимо, не остановился бы перед применением самого страшного оружия во имя достижения политической цели, в которую он верил до последнего вздоха. Однако (?) от мысли о том, что Троцкий и его единомышленниками стали добровольными заложниками ложно понятого идеала, становится страшно» (1: 261-262). Все это сплетение софизмов лишний раз обнаруживает истинную цену рассуждений Волкогонова о «деидеологизации науки».

Для чего написана книга Волкогонова?


Теперь уместно поставить вопрос: утверждению каких идей служит книга Волкогонова о Троцком? Эти идеи, грубо и прямолинейно повторяемые на многих станицах книги, сводятся к цепи софизмов: Октябрьская революция была фатально обречена на то, чтобы «двигаться дальше, лишь стремительно приближая диктатуру в ее уродливых и страшных формах» (1: 140); Сталин и сталинизм были «лишь неизбежным продуктом партийного монополизма и политической диктатуры одного класс» (1: 134); Ленин и Троцкий были главными архитекторами тоталитарно- бюрократической системы, которая «всегда нашла бы своего Сталина» (1: 134); Троцкий, явившийся «одним из главных творцов зла, сопутствующего утопии», «всей своей жизнью, но вопреки своей воле доказал эфемерность надежд и усилий в достижении вселенского, планетарного счастья, опирающегося на насилие» (2: 174; 1: 22).

Вся эта софистика не является «изобретением» самого Волкогонова. Она механически перенесена в его книгу из сочинений Бердяева и других идеологов первой русской эмиграции. Автор настолько заворожен фальшивыми постулатами этих своих учителей, что пытается косвенно приписать Троцкому «согласие» с ними, более того, — уверяет читателя, что Троцкий «никогда не говорил (т.е. сознательно умалчивал — В.Р.) об этом, самом уязвимом, пункте своей биографии» — «своем вкладе в бетон тоталитаризма. А этот вклад велик, после Ленина — второй по значимости» (2: 268; 2: 297). Чтобы посеять в сознании читателя этот вывод, верный себе автор уходит от анализа многочисленных высказываний Троцкого, в которых раскрываются непримиримые различия между большевизмом и сталинизмом и дается аргументированная отповедь подобным антикоммунистическим амальгамам.

Лишь в нескольких случаях Волкогонов предпринимает попытки доказать мнимую идентичность идей Троцкого и Сталина. Любой вдумчивый читатель легко обнаружит неправомерность подобных сближений, например, объявления идеи Троцкого об обострении классовых боев в ходе международной революции «до боли похожей» и «зловеще пересекающейся» с принципиально иным тезисом Сталина — об обострении классовой борьбы в стране победившего социализма (1: 203). Кое-где Волкогонов и сам опровергает эту ложную параллель — например, когда он заявляет, что «на смену Ленину и Троцкому придет человек, который эти временные черты (насилие, принуждение, устрашение) сделает зловеще постоянными» (1: 352).

Однако, такие справедливые утверждения, «выпадающие» из «концепции» книги, перекрываются нанизыванием кощунственных фраз, преподносимых читателю без малейших доказательств: «Сталин прошел хорошую школу у Ленина и Троцкого» (2: 203); «и Троцкий, и Сталин были личными антиподами, но оба они остались типичными большевиками, помешанными на насилии, диктатуре и принуждении», (2: 217); «Троцкий долгие годы боролся с тем, что когда-то сам создавал» (2: 363). Недвусмысленно указывая на главный объект своих «разоблачений», Волкогонов пишет, что Троцкий «соединил в себе как некоторые привлекательные черты русских революционеров, так и крайне отталкивающие, те, что характеризуют большевизм » (1: 13) (курсив мой — В.Р.). А поскольку за большевиками шли многие миллионы людей в России и во всем мире, то яростные инвективы обрушиваются и на этих людей, которых автор не постыдился амальгамировать со сталинскими палачами. «Кровь Троцкого, — гласит одна из наиболее кощунственных фраз Волкогонова, — не может смыть грехи и заблуждения того многочисленного отряда людей, которые свято и наивно верили, что с помощью насилия они в состоянии принести счастье всему человечеству. Троцкий был одним из вдохновителей этих людей и сам пал их жертвой» (2: 346).

Отождествление революционного насилия, обращенного против зверски сопротивляющихся классовых врагов, и политического геноцида по отношению к нескольким поколениям революционеров — такова наиболее грязная идеологическая операция, проделанная Волкогоновым в книге о Троцком. Успеху этой операции призвано служить бесчисленное повторение одних и тех же суждений, реанимирующих исторический миф, по своей произвольности и фантастичности превосходящий даже самые чудовищные идеологические продукты сталинской школы фальсификаций. Подобно сталинским фальсификаторам, Волкогонов использует «методологию», суть которой выражена во французской пословице, часто приводившейся Троцким при столкновении со лживыми наветами: «Клевещите, клевещите, что-нибудь да останется».

Окончание следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#19 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 21 June 2010 - 11:04

На подступах к книге о Ленине


Волкогонов многократно заявлял, что после книг о Сталине и Троцком он завершит трилогию Вожди книгой о Ленине. На то, какой будет эта книга, указывают многие пассажи в его книге о Троцком. Например, Волкогонов не удержался от того, чтобы привести выдержку из написанного в 1913 году письма Троцкого к Чхеидзе. Это письмо, отражавшее мимолетное раздражение Лениным в момент одной из эмигрантских распрей, было в 1924 году вытащено из архива сталинской кликой и использовано ею для опорочения Троцкого. «Фальшивые документы французских реакционеров во время Дрейфуса, — писал по этому поводу Троцкий, — ничто перед этим политическим подлогом Сталина и его соучастников» (Л. Троцкий, Моя жизнь, М., 1991, с. 490). Теперь подобный подлог учиняет Волкогонов, но уже для того, чтобы опорочить Ленина. Замечая, что в данном письме содержится «пожалуй, самая злая тирада Троцкого в адрес Ленина», он от себя с торжеством добавляет: «Однако она наиболее верна» (1: 72) (игнорируя при этом признание Троцкого, что он написал эти явно несправедливые слова в состоянии запальчивости и что они не отражали его действительного отношения к Ленину).

Слабо разбирающийся в сложных аспектах теоретической полемики между русскими марксистами, Волкогонов использует обрывки этой полемики для приписывания Ленину не свойственных ему взглядов. Так он, к изумлению всякого человека, мало-мальски знакомого со спорами о «перманентной революции», утверждает, что «Ленин всегда придерживался теории перманентной революции». Вульгарно истолковывая эту теорию в духе своей «концепции» — как «стремление к насилию над эволюцией», Волкогонов схватывается за известные слова Троцкого об «антиреволюционных чертах» раннего большевизма, которые могут сказаться после победы революции. «Что такое антиреволюционные черты большевизма?» — задает вопрос Волкогонова и отвечает на него словами не Троцкого, а... известного русского контрреволюционера Мережковского: они в «чрезмерности» поставленных большевиками целей (1: 322).

Читая написанное Волкогоновым о Ленине, невольно вспоминаешь статью Троцкого «Филистер о революционере», посвященную критике взглядов Уэллса на Ленина и русскую революцию. Это саркастическое определение можно с полным основанием отнести и к нашему автору, который, не обладая талантом Уэллса, перенял его реформистские предрассудки. С позиций либерального филистера Волкогонов истолковывает известный факт: узнав про клеветнические слухи, распространяемые Сталиным и его окружением, о мнимой жестокости Троцкого на фронтах гражданской войны, Ленин передал ему свой бланк с записью, выражавшей убежденность в целесообразности и необходимости распоряжений Троцкого. По поводу этого поступка, свидетельствующего о безграничной уверенности Ленина в правильности действий своего ближайшего соратника, Волкогонов не находит ничего лучшего, как написать: «Таким был человек (т.е. Ленин), которого мы долгие десятилетия считали великим "гуманистом"» (1: 175).

Без тени стыда Волкогонов пишет, что «Троцкий, много рассуждая о политических, волевых чертах Ленина, как-то неохотно касается его моральных качеств, часто просто не замечая ленинского коварства, жестокости и нетерпимости» (2: 257-258). Если бы историк черпал свои представления о взглядах Троцкого не из обрывочных архивных документов, а из его наиболее серьезных работ (например, из работы Их мораль и наша, вовсе не упомянутой в книге Волкогонова), то он едва ли решился бы на такое утверждение. Ведь Троцкий оставил десятки страниц, специально посвященных раскрытию величия ленинской, большевистской морали в ответ на примитивные и озлобленные нападки тогдашних Волкогоновых.

Но, быть может, «фундаментальный» вывод Волкогонова: «Все наши надежды и трагедии связаны в первую очередь с Лениным. Надежды, увы, не оправдались, а трагедий было в избытке» (2: 258) — подтверждается найденными им архивными материалами, заставляющими по-новому взглянуть на личность и дела Ленина? У Волкогонова, ставшего фактическим распорядителем архивного дела в администрации Ельцина, были немалые возможности для таких изысканий. Однако все приводимые им архивные документы и комментарии к ним подтверждают лишь его собственную недобросовестность и предвзятость. Так, Волкогонову удалось обнаружить экземпляр изданной в Париже книги Леви Троцкий с ленинскими пометками на нем. Автор приводит лишь одну такую пометку по поводу интерпретации в этой книге разногласий между Троцким и Лениным о Брестском мире. Прочитав фразу: «Первый проповедует священную войну; второй только хочет сохранить власть, которую он захватил», — Ленин подчеркнул слово «только» и написал на полях: «Вот болван!!!» По поводу этой резкой, но совершенно справедливой оценки мещанских благоглупостей Леви, Волкогонов счел возможным заявить, что пометка сделана «в типично ленинском духе абсолютной нетерпимости» (2: 258).

Я думаю, что если Волкогонов и напишет книгу о Ленине, она не вызовет и десятой доли того интереса, который сопутствовал его книгам о Сталине и Троцком. Внимание к этим книгам было привлечено в силу того, что автору, пользовавшемуся абсолютным доверием брежневской и горбачевской власти, было позволено извлечь из тайников и обнародовать множество документов о жизни и деятельности этих его персонажей. Все же сколько-нибудь существенное из ленинского литературного наследства в Советском Союзе уже опубликовано. Попытки Волкогонова и других «демократов», допущенных в незаконно экспроприированные ельцинским режимом партийные архивы, извлечь из них «компромат» на Ленина, не увенчались никаким успехом; документов, позволяющих бросить зловещую тень на вождя русской революции, которые как они уверяли, скрывала КПСС, попросту не оказалось. Что же касается новых выводов, глубоких исторических обобщений — то ждать их от Волкогонова, как показали его предыдущие книги, бесполезно. Единственное, на что он способен, — это в угоду новой политической конъюнктуре заимствовать фальсификаторские догмы и оценки, хорошо известные по обширной антикоммунистической литературе.

В книге Волкогонова приводится примечательная цитата из предисловия Троцкого к книге о революции 1905 года: «Автор ни на минуту не пытается скрыть от читателя... свое презрение к русскому либерализму, самому ничтожному и самому бесхарактерному в мировой галерее политических партий» (1: 80). Эта оценка блестяще подтверждается при знакомстве с книгой Волкогонова, в известном смысле представляющей автопортрет одного из типичных эпигонов русского либерализма начала XX века.

Примечание:

* В противоречии с этими утверждениями Волкогонов в некоторых местах книги намекает, что к концу своей жизни Троцкий испытывал сомнение в правоте того дела, которому посвятил свою жизнь, и поэтому «у него осталось в жизни лишь одна реальная цель — сохранить реноме революционера»(2: 222). Таковы выдумки Волкогонова о «постепенной утрате Троцким идеалов, которым он молился (?) всю жизнь» (2: 205), о том что «Троцкий только после своей высылки понял, что строй, к созданию которого прямо причастен, оказался не готовым предоставить духовный простор для подлинного творчества» (1: 355) и т. п.

Ссылка : http://www.wsws.org/.../vol1-m15.shtml

Ссылка : http://www.wsws.org/.../vol2-m16.shtml

Ссылка : http://www.wsws.org/.../vol3-m17.shtml
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />

#20 Paul

Paul

    Ушёл.

  • Пользователи
  • PipPipPipPipPipPip
  • 6034 сообщений

Отправлено 25 June 2010 - 00:47

КОЙОТЫ


На страстной неделе 21 апреля "Известия" напечатали большую статью историка-философа и профессора-генерала Д. А. Волкогонова "С беспощадной решительностью". Она начинается так: "Подошла очередная годовщина рождения вождя русской революции. Еще год назад то был день идеологического причастия к ленинским святыням, очередной повод для массовых заклинаний в верности марксизму-ленинизму". Здесь, в первых же словах, такой сгусток непочтения к правде и невежества, что трудно читать дальше. Ну, прежде всего, что такое "заклинания в верности"? Очевидно, автор имел в виду не заклинания, а клятвы, или уверения, но это же совсем другое. Кроме того, слова "причастие", "причаститься" вовсе не требуют предлога "к". Уж на страстной неделе мог бы многоученый автор вспомнить, допустим, вот эти строки Пушкина:


Ужель надежды луч исчез?
Но нет! - мы счастьем насладимся,
Кровавой чаши причастимся -
И я скажу: Христос воскрес.


Да что Пушкин! Через сто лет после него даже безбожник Маяковский, ни лицея, ни Военно-политической академии не кончавший, знал, как надо употреблять эти слова, обходиться с этими словами: "Сильнее и чище нельзя причаститься великому чувству по имени - класс".
Но дело не только в том, что, как и во всей статье, объявленная в заголовке решительность сильно преобладает над грамотностью, еще прискорбнее обстоит дело с самим содержанием, смыслом приведенных фраз. Ведь это выдумка, что в день рождения В. И. Ленина у нас происходили какие-то "массовые заклинания". Всего лишь устраивались торжественные вечера, на которых выступали с докладами разного уровня ответственные лица. Вот среди них действительно некоторые клялись в верности марксизму и причащались ленинизму, допустим, М. Горбачев, А. Яковлев, Г. Бурбулис и другие руководящие персоны. А причем здесь массы? Они сидели и слушали. Как нам стало известно, 18 раз с докладами о светлой ленинской годовщине выступал и сам т. Волкогонов, всю жизнь проходивший в начальниках. Сейчас он говорит о себе, что "долгие десятилетия был правоверным ленинцем". Уж слишком скромно! Правильнее было бы сказать не "правоверным", а "неистовым".
Действительно, взять хотя бы его не столь давние книги "Психологическая война" (1983 г.) и "Оружие истины" (1987 г.). Там профессор Волкогонов с генеральской решительностью громит и разносит в пух множество известных лиц - А. Сахарова, А. Солженицына, В. Максимова, Ю. Орлова, В. Буковского и других: эти люди - "моральный шлак, социальные отбросы общества", которые "никого не представляют". Именует их не иначе, как "провокаторами", "наиболее злобными антисоветчиками", "предателями Родины" и т. д. Словом, учиняет им полный разгром. И в этой беспощадной борьбе Волкогонов то и дело благоговейно апеллирует к Ленину, к его мыслям и оценкам. В первой книге он обращается к нему более 50 раз, во второй - около 40.
А взять его знаменитую тетралогию "Триумф и трагедия", вышедшую уже в 1989 году. Она густо оснащена эпиграфами. И кого мы здесь только не видим! Еврипид и Плутарх, Монтескье и Бэкон, Карлейль и Вольтер, Герцен и Франс, Жорес и Бердяев... Но это - эпиграфы к отдельным главам, а ко всему сочинению автор взял девиз опять же из Ленина.
Кроме того, надо заметить, что вся тетралогия буквально нашпигована именами философов, ученых, государственных деятелей, писателей... Выходец из Забайкалья, автор, став столичным жителем, все-таки остается в уверенности, что иначе и быть не может в сочинении доктора философских да еще исторических наук, и он устроил из своих четырех томов четыре вселенских ареопага умников. С мудрым словом на устах тут Александр Македонский и Саша Черный, Марк Аврелий и Давид Бурлюк, Юлий Цезарь и Сергей Михалков, Конфуций и Иван Семенович Козловский, Фома Аквинский и Феликс Чуев, Вергилий и Зощенко, Сократ и Вано Мурадели, Руссо и Александр Жаров, Наполеон и Алексей Каплер... Однако опять же гораздо чаще всех мудрецов человечества автор и в этом сочинении цитирует и упоминает Ленина: в одном томе - на 23 страницах, в другом - на 51-й, в третьем - на 93-х, в четвертом - аж на 184-х. А ведь на многих страницах по нескольку цитат и ссылок, так что подсчитать все их просто немыслимо.

Продолжение следует.
Proletarier aller Länder, vereinigt Euch!<br />
Защищая прошлое - сражаемся за будущее!<br />