Сообщений в теме: 36

[HomoCosmicus]

Придут другие поколения…

Решили вы, что победили,
Сумели ложью душу взять?
В пользе наживы убедили,
Осталось только пировать?

Страна пока что в оглуплении…
И не в почёте честный труд.
Придут другие поколения
И вам за подлость воздадут.

За проституцию позорную,
И за ограбленный народ,
За миллионы беспризорников,
За миллион ушедших в год.

За стариков до тла ограбленных,
За то, что бьет сынов Чечня.
За нас - поруганных, ослабленных -
За все ответите! Сполна!

В. Николаева, 2001 г.

Источник: http://www.pois.ru/rodn.htm

[СКИФ]

ПРОБУЖДЕНИЕ

Что то в мире изменилось,
Небо круто наклонилось,
Небо вдруг соеденилось
С отраженьем в родниках.
На какую то минуту
Неподвижный дым окутал
Дальний лес, бугор, овраг.
Дымкой призрачной охвачен,
Не пойму что это значит.
Всё, как было, - и иначе,
Всё, как прежде, - и не так.

Вижу будто бы впервые:
Травы встали, как живые,
И тропинки полевые
Воспарили над рекой,
Устремлённые куда - то.
Всё вокруг меня объято
Первозданной тишиной.
И в беззвучном озаренье
Мне почудилось в забвенье,
Будто стал я на мгновенье
Речкой, листьями, травой.

Под снижающимся небом
Мир таким наверно не был.
Поневоле веря в небыль,
На лице я ощютил
Чей-то отблеск и сверканье,
Чьё-то лёгкое дыханье,
Словно взмах незримых крыл.
И над берегом отлогим,
Где узлом сплелись дороги,
- "Кто ты?" - в страхе и тревоге
Я растерянно спросил.

В неподвижно резком свете
То ли облак, то ли ветер,
Только кто то мне ответил,
И тот час услышал я
В удивлении безмерном:
- Я, наверно, я, наверно,
Радость светлая твоя,
У которой нет названья,
У которой есть призванье
Воскресить очарованье
Ускользнувшего ручья.

Если спросишь: "Ты откуда?
Чудо ты или не чудо?",
Непонятная покуда,
Я отвечу не тая:
"Я, твой отзвук...." - Подожди-ка,
Это странно, это дико, -
Перебил в смущенье я. -
Есть ли смысл какой-то в этом?
Я сужу по всем приметам,
Что тебя на свете нету.
Ты лишь выдумка моя.

Я скажу отбросив толки,
Ты - сюжет стиха, и только....
Звонкий-звонкий, тонкий-тонкий
Смех послышался в ответ.
Так, наверное, смеётся
Ручеёк, поймавший солнце,
Так звенит звучащий свет.
- Люди очи проглядели,
Угадать они хотели:
Есть ли я на самом деле,
Может, да, а может, нет.

Только разве важно это,
Если всё вокруг согрето
Надвигающимся летом
И весенней синевой.
Ведь, всего важнее право,
Чтоб дарила нам дубрава
Запах свежести лесной,
Чтоб безмолвье нас коснулось,
Чтоб природа встрепенулась,
Чтоб душа твоя проснулась,
Чтоб ты стал самим собой.

- Нет, - упрямо я заметил, -
Если вправду на рассвете,
Не бросая слов на ветер,
Ты с людьми на коротке
И, застыв над крутизною,
Говоришь сейчас со мною
На беззвучном языке,
Если нам ты не приснилась,
Если с нами породнилась,
То яви такую милость:
Покажись хоть вдалеке.

- Слышишь шелест, слышишь шорох
Трав затерянных в просторах,
Видишь, выйдя на пригорок,
Как глаза слепит ручей?
Каждый всплеск и дуновенье
Принимай как откровенье
Вечной радости твоей.
В час воистину великий
В птичьем щебете и крике,
В каждом шорохе и блике
Угадать меня сумей.

А когда ночные тени
Удлинились, загустели,
Не считай свои потери
С тишиной наедине.
Если даже на мгновенье
Ты отбросил все сомненья,
Все, идущие извне,
И, прислушиваясь к травам,
К перекатам величавым,
Ты приблизился к дубравам, -
Ты приблизился ко мне.

Если чутко на тропинке
Голос тоненькой былинки,
Смех мелькнувшей паутинки
Различил ты в гулах дня,
Если тихими руками
Врачевал скорбящий камень,
Теплоту его храня,
И, проникнувшись доверьем
К обступающим деревьям,
Ты внимал вестям их древним, -
Был в гостях ты у меня.

- Почему ж скользишь ты мимо?
Почему неуловима?
Почему, как струйка дыма.
Ты уходишь в глубь небес?
Объясни, что это значит?
Почему, скажи обманчив
Твой колеблющийся блеск?
И зачем безмолвным громом
Разгоняешь сон и дрёму
И дыханьем невесомым
Ты тревожишь древний лес?

- Я сказала: прочь сомненья!
Мне смешны твои сравненья
Я - мгновенье, я - мгновенье,
Я - короткая строка.
Властной магией минуты,
Как в строке, во мне замкнуты
Все ушедшие века.
Я - мгновенье, пред которым
Раздвигаются просторы,
Открывая нашим взорам
Всё, что в будущем пока.

Сколько минуло столетий!
Сколько раз они, как дети,
Всё меня ловили в сети,
Чтоб в лицо моё взглянуть.
Но увы: истлели сети,
Стариками стали дети,
Не прервав мой зыбкий путь.
И, устав стоять на страже,
Поседело время даже,
Одряхлело время. Я же
Не состарилась ничуть.

Неразрывная веками,
Я витаю с облаками,
Я звеню над родниками,
Словно эхо белых стай.
И следит, как коршун, время
За движеньями за всеми,
В птичий вслушиваясь грай,
Вновь готовясь к жаркой схватке.
Я же с ним играю в прятки,
И в ответ на все догадки
Я кричу: "А ну, поймай!"

В вечно праздничном движенье
Без тоски и напряженья
Я дарую вам решенье
Всех вопросов, всех тревог.
Не валите всё на случай,
Я - ответ на всё, что мучит, -
Задавай любой урок.
Что бы вы не попросили,
Дастся ныне без усилий,
Но мои ответы - символ,
Только символ и намёк.

И не надобно обетов,
Чтоб понять мои ответы.
Встань до света, встань с рассветом,
Если сердцем ты готов
Слушать, словно предисловье,
Говорящее безмолвье,
Равномерный ритм ветров.
Нет правдивее ответа,
Если соткан он из света,
Из движений плавных веток,
Из цветов и облаков.

Но промолвил я: - А всё же -
Признаюсь - одно и то же
В глубине меня тревожит,
Мысль мою и дух тесня.
Вспышкой призрачной и странной
Разрезая мир туманный,
Превратясь в дыханье дня,
Что ты всё-таки пророчишь
Над холодной мглой урочищь
И чего, скажи, ты хочешь
В это утро от меня?

- Я хочу, чтоб в час свершенья
Верил ты без принужденья
Своему воображенью,
Отрешившись от забот.
Пусть оно расправит крылья,
Пусть сегодня станет былью
Свет невидимых высот.
День решительный нагрянет:
Растворится всё в тумане,
Лишь оно нас не обманет,
Лишь оно не подведёт.

Только сердце что-то значит,
Только сердце наше зряче,
И мерцает и маячит
Недоступный слуху стих.
Сердце мир волшебный прячет,
И оно куда богаче
Жалких выдумок твоих.
Не смущайся мыслью дерзкой:
Сказки сказывают, дескать.
Ты поверь ему по детски
Ты поверь хотя б на миг

Если б ты в какой-то мере
Сердцу радостно поверил,
Распахнув глухие двери,
То тогда бы.... - Что тогда? -
Но тревожно над обрывом,
Словно сдвинутые взрывом,
Покачнулись провода.
И, мешая свет и темень,
Заметались чьи-то тени,
И в нахлынувшем смятенье
Закричал я: - Ты куда?

Из лесного полумрака
На меня дохнуло страхом
И ударило с размаху
Сжатым воздухом тугим.
Ветки вдруг зашевелились,
И, как некий демон, вылез
Из оврага чёрный дым.
Что такое ополчилось?
Ничего не приключилось.
Просто время подключилось.
Просто стало всё другим.

- Ты куда? - вскричал я снова,
Будто рушилась основа
Мира нашего земного,
И прибавил: - Погоди.
Ты оставь хотя бы эхо,
Обозначься смутной вехой,
Малой вехой на пути.
Я тебя, наверно, сдуру,
Как пушинку, словом сдунул...
Если я тебя придумал,
Всё равно не уходи!

Но никто мне не ответил.
Налетел и схлынул ветер.
Что ему и я, и эти
Запоздавшие слова!
Да в предчувствие дубравы
Потекли быстрее травы,
Неподвижные сперва.
И под птичий писк и ругань
Ивы обняли друг друга,
И, струясь над влажным лугом,
Зубы студит синева.

В.Сидоров.

[daima]

РУССКОЕ ПОЛЕ

Была великая страна.
Был нужен ты, и я нужна,
Как поле, полное зерна,
Мы ждали, что придет весна.

А там бы дождь и колос в рост…
Но вместо этого – мороз,
А вместо летних ливней – град…
Как-бы никто не виноват,

Что налетела саранча,
От суховея-палача…
Нет жита, только боль и страх,
И жатва наша – тлен и прах.

Поля другие поднялись:
Там соя, кукуруза, рис.
Глядят на наш неурожай:
«Моя -твоя не уважай!»

Такая доля нам дана,
Пить уксус слез вместо вина,
Увидеть кровь и мглу Небес,
Мы – рАспяты, тяжел наш Крест!

* * *

ХОТЯТ ЛИ РУССКИЕ ВОЙНЫ

Хотят ли русские войны?
А миру больно мы нужны?

Но только грянут пушки:
- Ратуйте нас, братушки!

Буксуя в колеях систем
В России мир едят ни с чем.

По льду скользим то юз, то газ!
Оттает - снова непролаз!

Что мир для русских? Благодать?
Кормить начальников и ждать
Пока они, вкусивши мир,
Оклеят баксами сортир?

Как мир в почете на Руси,
Фронтовика иди спроси!

Из всех богов, что нам даны
Мы Марсу и жене верны.

И если честно, не при ней,
То... Марсу все-таки верней!

Войне священной русский рад,
Стамбул, Бейрут, Дамаск,Багдад!

Какие есть еще столицы?
Домчат родные гусенИцы!

И если будет крут ислам
То лучше в славе где-то там,
Чем дома, убухавши в хлам.
В раю дорог не надь крылам!

* * *

НАД СЧАСТЬЕМ

О, Русь, о, Родина! Славянская бескрайность!
Святой союз земли и красоты!
Наш дом, и наша в мире неслучайность,
Единственна, как мать; в тебе ее черты!

Июньским вечером в прохладу небосвода
Взлети над ней, вглядись в нее одну -
Здесь все твое: пространство и природа,
Судьба твоих дорог, вплетенная в страну.

Достоинство и стать, державная улыбка,
Приют для павших и простой
Понятный смысл прощения ошибки,
Заслон пред гранью роковой.

Сама в себе, начало из начала,
Добра и истины урок,
Удел для братства, но для свары,
Для кривды - кара и острог.

Венок бессмертия в натруженных ладонях,
И жизнь сквозь смерть, и сердца стук,
Покров на раны, хлеб и доля,
Покой и мир из теплых рук.

* * *

ЮРА

- Среднего роста, плечистый и крепкий, -
Перебивая трещали соседки, -
- Вежливый, бегает утром в трико...
- Выговор вроде, как не городской.

- Он-то? Непьющий... Не, так чтоб, не шибко...
- Как на портрете: глаза и улыбка!
- Вспомнила, в прошлом году как-то раз
Ловко так мне починил керогаз!

- Может быть был эпизод, разговор,-
Не унимался "Известий" спецкор,
- Все напечатаю, правду не скрою,
Случай из жизни, ну, "будни героя"...

- Если такое пропустят в печать,
Я еще вот, что хотела сказать,
- Кажется мне, очень любит жену...
- Ну, мать, и ляпнешь ты на всю страну!

- Поздно гуляют, пиджак ей на плечи...
Сам остаётся в футболке и кепи,
Знак ГТО на груди у него
Больше не знаю о нем ничего...

* * *

ПРОМЕТЕИ

Вам слава – рыцари космического века,
Создатели невиданных ракет!
Вы жили не для личного успеха,
А для мечты, для пусков и побед!

Задумана бессонными ночами,
Без выходных воплощена в металл,
И вот, подсвечена прожекторов лучами,
«Царица» свой венчает пьедестал!

Вглядитесь в красоту и точность линий,
Когда изделие уходит со стола.
Его уносит в беспредельность сини
Привычка делать главные дела.

Вы старты не привязывали к датам,
Мороз и зной напрасно не кляня,
Вы посвящали их своим ребятам,
Так и не вышедшим из облака огня.

За то, что сна и отдыха не знали,
За «Н-1», «Энергию», «Протон»,
Не премии, награды и медали –
От нас великий до земли поклон!

* * *

УТОМЛЕННЫЕ ЧЕРВОНЦЕМ

Кому я верю про войну?
Бернесу, Ургант, Шукшину,
Закариадзе, Быкову,
Но не Никите липовому.

* * *

ДЕНЬ СНЯТИЯ БЛОКАДЫ

На город резаной раной,
Сквозь низкие тучи горя,
Три: Совуло, Вуньо, Беркана
Светили в конце января.

Бомжовкой бродила Россия,
За шпили держась на ветру.
Блаженные, старцы, святые
Не в силах закончить игру.

О, СПб не игрушка!
Рокочущий снежный гул
Взбивал острова, как подушки,
В перине Охты тонул.

Напал. В свою воду и воздух,
Тебя пречисто вовлек,
Сказал, что в тебе он создал
Предтечу. И он - твой бог.

О, место такого желанья!
Над ним трижды пел петух.
Отмщение и страданье
В грязищу сенную – плюх!

Но снова утра весенние
Целятся в бледный лоб,
Ложатся цветные тени,
И вновь по ночам светло.

Три смерти, три сёстры светлы
На Ладоге, на Неве.
Под лёд ушли километры,
Блеск крови на рукаве.

[Недобрый]

Время Гигантов
Слышал легенду,
Будто когда-то
Эту страну населяли гиганты.
Будто бы жили
Странной судьбою:
Были готовы к работе и к бою,
От недостатка
Хлеба и мяса
Бредили Марксом, Победой и Марсом,
Снежной тайгой,
Арктикой хмурой,
Яркими звёздами над Байконуром,
Пламенем жарким,
Бездной бездонной…
Строили шахты, плотины и домны.
И заблуждались,
И побеждали.
Ждали гостей из немыслимой дали.
Сквозь канонаду
Бойни кровавой
Мчались, чтоб рухнуть в высокие травы,
В снег почерневший,
В воду и в глину…
Алый свой флаг вознесли над Берлином.
Шли от колхозной
Луковой грядки
К Олимпиаде, Афгану, разрядке.
Шли сквозь шаблоны
И трафареты,
Шли, за собой увлекая планету,
Кровью писали
Добрую сказку.
Даже ошибки их были гигантски.
Верили, веру
В сердце лелея,
В непогрешимость речей с Мавзолея,
Знали, что правы
Серп их и молот,
Знали, что мир лишь на время расколот,
Что не навечно
Боль и печали…
Но измельчали. Увы, измельчали…
Их же потомки
Прячутся робко
В затхлой тиши кабинетных коробок,
Мыслят стандартно,
Далью не бредят,
Сводят безжизненно с дебетом кредит,
Мелко мечтают,
Думают редко…
В них ничего не осталось от предков.
Гуськов Алексей.

[IGR]

[СКИФ]

ТРИ ТОСТА.

1-й тост
Сын врага народа

Уважаемые гости!
И родные, и друзья!
На торжественном помосте
Водрузился нынче я —
Очередь пришла моя…

Семь десятков отстучало,
Вот восьмой берёт начало…
С тем себя я поздравляю,
Юбилей свой открываю.
Не порядок это — знаю,
Но, прощения прошу,
Первым речь произношу.

Да, возможно, юбиляру
подобает быть скромнее:
Наливать вино полнее,
Поднимать бокал ровнее
(Мол, рука ещё тверда,
Да и сам я хоть куда),
Во главе стола сидеть,
На гостей своих глядеть,
Тостам дружеским внимать,
Да подарки принимать.

Роль его — сидеть и слушать,
Сладко пить и сытно кушать,
Пить вино и пить елей,
Коль уж выпал юбилей.
Можно также песни петь,
И, естественно — хмелеть!

Мне всё это не годится!
В нарушение традиций
С Вас хочу я снять заботу —
Многотрудную работу
На себя решил взвалить,
Буду сам я говорить.

Кавалеры, приступайте:
Все бутылки открывайте,
Да про дам не забывайте.
Я ж, не тратя время даром,
Вам представлю юбиляра.

Был рождён я в Казахстане,
Куда моим отцу и маме
Судьбою велено попасть,
Чтоб там жестокую напасть
Послать семейству молодому,
В чужбине, далеко от дому.

Отец — москвич, а мать — с Урала,
Но сила высшая восстала,
Народы бросила в горнило,
Где всё кипело и бурлило,
И мать с отцом соединила.

Новородившейся отчизне
Семнадцать лет тогда лишь было
И грёзами о коммунизме
Её сознание бурлило.
В глухие уголки страны
Она посланцев рассылала,
Чтоб там покровы старины
Кроить под новые начала.

"Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш,
мы новый мир построим —
Кто был ничем,
тот станет всем!" (*)

Идее пламенной своей
они все силы отдавали…
И в честь неё Идеей дочь
мои родители назвали.

Но в Новом мире вновь ненастье —
В нём нет обещанного счастья.
Борьба идей с борьбой за власть
Неразделимо в нём сплелась.
Мечта-надежда не сбылась…

Порядок новый приходил,
И власти той в угоду
ГБ искал и находил (**)
Везде врагов народа.

И был порядок укреплён
Отцовской головою…
Осталась мать с двумя детьми
В чужом краю вдовою…

За горем — горе, пей до дна.
Судьба была к ней холодна:
Беда свалилась не одна —
У сына Лёни, крошки,
Напала хворь на ножки.

Не просто хворь — туберкулёз.
Ну как тут выстоять без слёз?
И где искать опору?
Ведь не забьёшься в нору.
Расстаться с жизнью впору…

Ей жизнь теперь не дорога —
Как жить с клеймом
"жена врага"?
Ах, бедные сироты!
К тому ж ещё заботы:
Уволена с работы.

И это — жизнь! Не боевик!
В Москву!
Там свёкор большевик —
Несчастная решила мать;
Ведь ей одной теперь решать,
Как дальше деток поднимать.

Невестку свёкор встретил сухо,
Но разрешил оставить внука.
Хоть и над ним, возможно, меч
Уже занес жестокий рок,
Был свёкор молчалив и строг.

И на него упала тень;
Теперь в тревоге каждый день
Ему приходится встречать…
Но на устах его печать —
Душе приказано молчать.

О том, что здесь я рассказал,
Совсем уж взрослым я узнал,
В то время был я слишком мал…

Здесь я прервусь, простить прошу,
Что слишком углубился.
Я первый тост произношу
За то, что я родился.
За то, что этот юбилей
встречаю вместе с Вами,
Хочу спасибо я сказать
моим отцу и маме.
И пусть бокалов звонкий глас
К ним долетит сейчас от нас.

2-й тост
В раю

Я продолжаю свой рассказ.
Его веду я без прикрас
И не сгущая краску.
Шальная Родина моя
Вдруг приголубила меня,
Сменив свой гнев на ласку.

Заботой бабушки моей —
За то поклон мой низкий ей —
Я был представлен пред очей
Быть может, лучшим из врачей.
Москвин — профессор,
мне на счастье
Принял в судьбе моей участье.

И вот, меня вселили в Рай:
Цветущий, дивный, тёплый край;
Дворец стоит у моря;
В нём дети всех концов страны,
Но все они, как я — больны…
Рай — детский санаторий.

Болезнь нас загнала в кровать.
Нельзя ходить, нельзя вставать,
Нельзя в кровати даже сесть,
Пришлось учиться лёжа есть.

Не сможет взрослый так, поди:
Тарелку ставят на груди,
Трёх-, пятилетний крошка
Орудует в ней ложкой.
А если суп или бульон?
Ведь надо ухитриться
Поесть и не облиться!

Наверно трудностей таких
Тогда не мало было,
Но, как ни странно, память их
Моя не сохранила.
Не помню, фактам вопреки,
я даже дней ненастья.
Слилися в памяти моей
Картинки жизни этих дней
В одно сплошное счастье.

Не дни, не месяцы — года
Леченье наше длилось,
Но это чувство навсегда,
Навечно сохранилась.

Мне скажут: "Где ж тут счастье?"
В больном дите страна —
Ну, приняла участье…
Лечить она должна…
Лечить? И за бесплатно!?
Лечить — почти 5 лет!
Советским-то понятно,
А нынешним? — ведь нет!

Но если б лишь леченье!
Так я, ведь, не о том!
Нам санаторий в Ялте (*)
Был, как родимый дом.

Здесь с нами занимались —
Не каждая так мать.
Мы в играх развивались,
Хоть лёжа нам играть
Руками можно только,
Но знали бы вы сколько
Руками можно разных
зверей изображать,
То, чтобы научиться,
И вы б в такой больнице,
Пожалуй, захотели б
немного полежать.

И цирк к нам приводили,
И гости к нам ходили.
А это, ну не чудо ль?
Ведь было так давно!
Но нам там ухитрялись
показывать кино!

Нас музыке учили,
учили рисовать,
Снаряды приносили
спортивные в кровать.
Из пластилина тоже
мы всякое лепили,
Нам даже крабов с моря
живыми приносили.

О, нет! У нас игрушек
Хватало настоящих:
Солдатиков и пушек,
И кукол говорящих…
Но с той поры я знаю:
важнее детворе,
Чем стоимость игрушки —
фантазия в игре.

Я мог бы неустанно
рассказывать полдня:
Врачи, медсёстры, няни —
как близкая родня,
К своим любимым чадам:
И днём и ночью — рядом.

Вот повар: "Ребятне, привет!
Ну, что готовить на обед?"
"Мне борщ!",
"Мне с гренками бульон!", —
Кричат ему со всех сторон,
А он в блокнотик пишет
О том, что больше слышит.
Припомню, кстати, в этой главке —
Ребятам, кто просил добавки,
По моему ни разу
В том не было отказу.

В те времена весь персонал
Свою работу чётко знал.
И потому не о еде
и чистоте постели,
Я вспоминаю, а о том,
как мы там хором пели.
Представьте, специально нам
наставника держали,
Он нас учил так дружно петь,
чтоб стёкла в лад дрожали,
Чтоб песня наша вдаль неслась,
чтоб в море пароходы,
Её услышав, унесли б
в далёкие походы.

А чтенье вслух по вечерам!
Как мы его любили!
Оно дало так много нам —
девчонкам и мальчишкам.
И я уверен, что тогда
Оно на долгие года
Любовь привило к книжкам.

Мы знали, чем живёт страна.
Героев знали имена.
Папанина и Чкалова
я знаю с той поры,
А кто герой у нынешней,
скажите, детворы?

О, нет! Не надо говорить,
Чтоб чистую не пачкать нить
Воспоминаний давних дней
О жизни ялтинской моей.

Теперь пиаровская рать
Подряд всё прошлое марать
Берется без разбора.
Глупцы! Им не дано понять!
Они и солнце упрекать
возьмутся скоро:
И вредный ультрафиолет,
и жжется неприятно,
Да на него нельзя смотреть!
К тому ж оно ведь в пятнах!

Я этот тост свой обращу
к советской медицине —
О ней эфирные лгуны
не скажут правду ныне.
Она несчастнейших детей
Взлелеяла-взрастила,
Им заменила матерей,
Здоровье возвратила.

И в том, что этот юбилей
Сегодня я справляю —
За то я благодарен ей;
Ей тост свой посвящаю!

Я вновь прерву рассказа нить —
Вам дам возможность оценить
Старания хозяйки.
Отведайте от разных блюд,
Что радость пиршеству дают —
Стол красочней мозаики!

3-й тост
Война

Что ж, коль не утомил я Вас,
Пока запал мой не угас,
Я вновь продолжу свой рассказ,
Ведь он ещё почти в начале; Посмотрим, что там будет дале…

Там — вновь лихие времена!
Вдруг слово страшное — война! —
Пришло к нам, словно вой гиены;
Казалось, что гудели стены,
Потом узнал я — гул сирены,
Сигнал “воздушная тревога”;
О, как с тех пор их было много!

Под вечер каждый день налёты,
Гудят чужие самолёты;
И нас, спасая от беды,
Выносят каждый раз в сады,
Что у подножия горы.

Налёт, отбой, опять налёт —
И нас таскают взад-вперёд.
А нас так много! Персонал
Из сил уж выбился, устал.
Тогда-то я не понимал…

Крым обречён.
И вот уж нас —
На пароход, и на Кавказ.
Приют наш новый — Тиберда.
Но от войны нам — никуда,
Пришла она к нам и туда.

Я на войне не воевал —
И болен был и был я мал,
Но страшный лик её узнал.

Нас посетила смерть однажды,
Узнал я голод, муки жажды:
Врачи, медсёстры, даже няни —
Все пропадали где-то днями
И появлялись лишь ночами.

Кормили нас и обмывали,
Бельё меняли, пить давали,
Но ничего не объясняли…
Их немцы рвы копать гоняли
Для нас… потом уж нам сказали.

Ещё одно нас удивляло:
Вдруг кое-кто из персонала
Повязку чёрную надел.

Никто сказать нам не хотел,
Зачем там чёрная звезда?
Мы не видали никогда:
Не пять, а шесть у ней лучей!
Какой-то тайный знак? Но чей?
Потом нам это объяснили:
Евреев немцы так клеймили.
Потом не стало их совсем…
И тут нам стало страшно всем.

Фашист однажды приходил,
В блокнот свой что-то заносил.
В палаты он не заходил,
Стоял в дверях, боясь заразы,
Обшаривал нас цепким глазом.

У нас в палате — печь. За печкой,
В углу — укромное местечко.
Там дядя прятался от немцев,
А в топке — радио за дверцей;
Он по ночам с ним колдовал,
Писал, кому-то отдавал.
Фашист его не увидал.

Мы на фашиста всё глядели,
Сначала верить не хотели:
Он был красивый! В самом деле!
И вот — ни капельки не страшный,
А на груди — орел был красный!
А свастика в когтях орла,
Не помню уж, какой была.

Лежим недвижно мы в палате
К своим прикованы кроватям,
Но проникает к нам война
Пальбой зениток из окна,
И речь немецкая слышна.

Внизу, под нашими стенами
Фашисты, прикрываясь нами,
Свои зенитки разместили;
По нашим самолётам били,
Но наши нас не разбомбили.

У нас тянулось время долго,
А где-то далеко, за Волгой,
В Сибири, в кузницах Урала
Россия силы собирала,
Победный меч страна ковала.

И, наконец, готов тот меч!
И стал врагов он бить и сечь!
И начал путь Победы долгий
От матушки-реки, от Волги.
И, не успев прикончить нас,
Враги покинули Кавказ.

От лени или неуменья
(И надо ли — вот в чём сомненья),
Но изложить все впечатленья,
Я здесь, пожалуй, не смогу,
Хоть я у времени в долгу.

Сокрытые, в полузабвеньи,
Воспоминанья-впечатленья
От тех военных долгих дней
Хранятся в памяти моей —
Тяжёлых, страшных и курьёзных…

Но день настал —
и в краснозвёздных
Фуражках к нам приходят гости!
А мы — прикрыты кожей кости —
В чём только держатся душонки…
И вот — обед: суп из тушонки,
Котлета, и омлет яичный,
И ломтик крохотный —
пшеничный!

Нам! В первый день! Такой обед!
Военным дел важнее нет?
А хлеб тот вкусен, мягок, бел —
Как вспомню — кажется не ел
За эти долгие года
Вкуснее хлеба никогда!
Вернула к жизни нас еда…

Я этот — третий — главный тост
Хочу, поднявшись в полный рост,
Провозгласить за тот Народ,
Что вынес тысячи невзгод,
И в жесточайшей битве спас
Отчизну-Родину и нас,
Но ныне предан и угас…

Июль 2004

Котов Л. Ф.

http://lfkotov.narod.ru/index.html

[Paul]

«Перестройка СССР» из книги В. Николаевой «О Родине, о нас и о себе»

Вера Александровна Николаева - автор книги «О Родине, о нас и о себе», в одном из разделов которой помещены эти стихи не была профессиональным поэтом. Большую часть своей жизни она проработала преподавателем в техникуме, но все время писала стихи о том, о чем не могла молчать. Поэтому почти все ее стихи - это крик души. Не смогла она остаться равнодушной и к перестройке СССР. Она прочувствовала ее изнутри и, будучи преподавателем, хорошо познала все ее «прелести», так как оказалась одной из тех, по кому перестройка ударила наиболее сильно.

Я - демократ

Я - демократ,
Но не вашей «новейшей» формации.
Я - демократ,
Как погибший в бою коммунист.
Я - против вас,
Выдающих старье за новации.
Я - против вас,
Вы в народное тело впились.
Вы горячо
О народе всегда говорили.
Вы на словах
Защищали его интерес.
Вы наш народ
Околпачили и обдурили.
Он обеспечил
На выборах вам перевес.
Ну а теперь
Вам не надо уже притворяться.
Вы по закону
Имеете право и власть.
Можно открыто
Глумиться, хватать, издеваться,
Грабить народ
И Россию, разбойничать всласть.
Где же она
Так желанная всем демократия?
Где власть народа
И где же его интерес?
Снова у власти,
Как прежде, одна плутократия.
Деньги и силы -
Имеют и право, и вес.
Деньги скопили вы
В мутные годы застоя.
Вы у народа
Награбили свой капитал.
Ну а теперь
Ваше дело такое простое -
Врать и давить,
Чтоб народ
Против вас не восстал.
Только у лжи,
Как известно, короткие ноги.
Ваше вранье
От возмездия вас не спасет.
Встанет народ
И сметет вас с дороги.
В нашей стране
Капитал никогда не пройдет.
Не для того
Погибали в боях наши деды.
Не для того
Пронесли они красное знамя свое,
Чтобы полвека спустя
После нашей великой победы.
Нас оседлало
Проклятое это жулье.
Люди труда!
Надо встать нам по-прежнему грозно.
Пить нашу кровь
Господа эти снова хотят.
Встанем сейчас
Или будет уже слишком поздно.
Дети и внуки
Предательства нам не простят.
1991 г.

* * *

Дем-теле-радио-вранье

Господа! Я расскажу вам,
Как «прекрасно» жили встарь,
В «золотые» дни России,
Когда нами правил царь.
В «золотые» дни России
Наш народ нужды не знал
Хлеб и масло вывозили
И никто не голодал.
Всяк имел дворец, машину
И земли большой надел.
Лебеду, кору, мякину
Никогда никто не ел.
В шелк и бархат одевались
За аршин по два гроша.
Поголовно обучались
В высшей школе в ЦПШ.
(ЦПШ - церковно-приходская школа)
Каждая семья имела
Персонального врача.
И в избе всегда горела
Эта... лампа Ильича.
И гудел на поле трактор.
Никто горюшка не знал.
Ели только мед и сахар,
Соль по вкусу каждый клал.
Бабы дома все сидели -
Им работать не с руки.
Телевизоры глядели,
А трудились - мужики.
Бабы спортом занимались,
Чтоб здоровье поддержать.
Они в поле отправлялись
Не работать, а рожать
Гигиену уважали,
Прививали малышей,
Каждый день у них искали
Головных и прочих вшей.
Бабы шибко наряжались -
Им наряды - хоть бы хны!
В шелк и бархат одевались,
Кое-кто имел штаны!
А по праздникам бывало
И веселье, и игра.
На столах всегда стояла
Даже черная икра.
В праздник лихо поддавали -
На пути тогда не стой!
Коммунистов проклинали,
Был средь них и граф Толстой.
Коммунистов не любили.
Знали люди, кто есть ху.
«Хорошо» крестьяне жили,
Каждый двор имел соху.
Молотили не комбайном -
Был для этой цели цеп.
Вывозили хлеб конями,
Был к хвосту такой прицеп.
Хлеб до снега убирали,
Чтоб не голодать потом.
Рожь, пшеницу бабы жали
Не комбайном, а серпом.
Кур и уток разводили.
Чтобы был большой привес,
Всех их «сникерсом» кормили,
Добавляя «Алкл Бэнс».
Был и Пушкин тоже с ними
И его вреднее нет.
Он царя порочил имя,
Несмотря, что был поэт.
Кабы всех этих поэтов
Запекли бы в Белый дом,
Да из танков их дуплетом -
Пусть писали бы потом.
Когда Ленин появился,
То на Русь пришла беда
И народ зашевелился,
Зарыдали господа.
Только Ленин был сердитый
На рыдающих господ.
Власть, прогнавши паразитов,
В свои руки взял народ.
Вы не знаете про это?
Я открою вам секрет ---
Ленин был Елизаветой.
Ильича-то вовсе нет!
Ленин ваш маскировался —
Бороду он нацепил,
Сексом он не занимался,
Потому что бабой был.
Спекулировал товаром
И имел большой навар.
За границу часто ездил,
Брал там импортный товар.
На базар, с невинным видом,
Торговать ходил Ильич.
А болел, бедняга, СПИДом,
Подцепивши вирус ВИЧ.
Был жестокою персоной,
Как бандитский атаман,
На заводе Михельсона
Ранил бедную Каплан.
Был он явным толстосумом.
Если нет? Тогда на ЧТО
Приобрел он два костюма
И суконное пальто?
Всем нам надо исправляться -
Жить, работать, как и встарь.
В ту Россию возвращаться,
Когда нами правил царь.
Надо вам не бить баклуши!
А в дальнейшем, попрошу,
Отрастить побольше уши,
Чтобы вешать дем-лапшу.
~1992 г.

* * *

Ленину!

Ильич! Прости, безумных нас,
Беспамятных, неблагодарных.
В чьих душах свет добра угас.
Прости нас глупых и бездарных.
За то, что слушаем жулье,
Молчим покорно перед мразью,
Что имя светлое твое
Позволили забрызгать грязью.
Но грязь к тебе не пристает,
Да и вовеки не пристанет.
А имя светлое твое
Опять для нас надеждой станет.
Пока мы - море дураков -
На ложь и подлость поддаемся,
При виде собственных оков,
Как дети, радостно смеемся.
Мы верим в искренность писак,
В ворюгах видим благородство.
За чечевицу, как Исав
Продали наше первородство.
А с ним наследство и страну,
И наши бывшие победы,
И всех, погибших в ту войну,
Простите нас, отцы и деды.
Прости же нас и ты, Ильич,
За злобный лай буржуев новых,
За лишний рубль, за магарыч,
За капитал - на все готовых.
Вполне понятна эта злость,
Ее ничем нельзя ослабить.
Для них ты, как в их горле кость,
Мешаешь воровать и грабить.
Твой гений - им невыносим,
С ним рядом глупость их отвратна.
И хочется безумным им
Россию повернуть обратно.
Да только номер не пройдет,
Не будет им «добро» народа.
Тот в рабство снова не пойдет,
Кто знает, как звучит Свобода!
Прости же нас, родной Ильич,
Что вновь у нас разлад и войны.
Трудов и подвигов твоих
Мы оказались недостойны.
~1992 г.

* * *

Властитель дум и поколений

Властитель дум и поколений
Кого ждала планета вся –
Великий вождь Владимир Ленин
У нас в России родился.
Под грохот войн и революций
Вступил в права двадцатый век.
В борьбе за долю нашу лучшую
Нас вел великий Человек.
Нет, не библейский он Мессия,
А он народа кровь и плоть!
И поднялась моя Россия
От тьмы до атомных высот.
Была в ней мощь супердержавы
И мир с почтением вставал.
И ореол военной славы
Напасть шакалам не давал.
Но расплодились «демократы»,
За «баксы» продали страну.
И довели все до распада,
И против нас ведут войну
И оболгали все былое
Чтоб нашу душу обокрасть.
А имя Ленина святое
Усердно втаптывают в грязь.
Но как они хотят, – не станется,
Уйдут лжецы и в тлен, и в прах!
А Ленин – Лениным останется
В сердцах народов и веках.
~1992 г.

* * *

Я не сжигала партбилет...

Я не бросала партбилет,
Не угождала ельцинистам.
Пятна на чести моей нет -
Была и буду Коммунистом.
И в память дедов и отцов,
Что головы за нас сложили,
Я ненавижу подлецов,
Кто «тем» и «этим» услужили.
Один им компас в жизни дан,
Одно стремленье - пока живы
Набить плотнее свой карман,
На все пойти ради наживы.
Но справедливость в мире есть!
Откроются глаза народа.
И вновь в почете будет Честь,
Отчизна, Равенство, Свобода!
Я не сжигала партбилет,
Уйду из мира с сердцем чистым.
В моей душе сомненья нет -
Была и буду Коммунистом!
~1992 г.

* * *

«Новые» русские

В нашей стране
«Господа» объявились
Будто вчера
Они с Марса свалились.
Не было вовсе
У нас тех господ
Или их просто
Не видел народ?
Нет, всем знакомы
Нахлебники эти,
Жили они,
Не печалясь, на свете,
Брезгуя всяким
Полезным трудом,
Как короеды
Изгрызли наш дом.
Видишь? - Сидит
Господин в иномарке.
Он процветал
В магазине «Подарки».
Он беспардонно
У нас воровал -
Цены свободно,
Как мог, завышал.
Вот господин
Полон силы и стати -
Этот служил
На мяскомбинате.
Ты скот возил,
Ну а он - принимал.
Ты скот растил,
Ну а он - воровал.
Этот партдеятель
Жил - не тужил,
Данью просителей
Всех обложил.
Дело решал
Лишь с деньгами конверт...
Став «демократом», он
Сжег партбилет.
Слышали люди
На митингах крик?
Это кричал
Цеховик - теневик.
Он воевал
За свою плутократию
С пеной у рта
Восхвалял «демократию».
Вот госпожа -
Только злато на ней.
Эта жирела
За счет алкашей.
Дела грязней
И позорнее нет.
Люди о ней
Говорят: «Людоед»!
В той же компании
Люди из зоны -
Лютая мафия,
Воры в законе.
Это они
Теперь в моде и силе.
Это они
Весь наш дом разорили.
Всех тех господ,
Кто мошну набивает,
Ворами народ
Испокон называет.
Это они
Разорили страну,
Продали всё,
Растащили казну.
Им «демократ» наш
Сладко поет.
«Новыми русскими»
Он их зовет.
Только напрасны
Смешные потуги:
«Новые русские» -
Те же ворюги.
1994 г.

* * *

Придут другие поколения…

Решили вы, что победили,
Сумели ложью душу взять?
В пользе наживы убедили,
Осталось только пировать?
Страна пока что в оглуплении…
И не в почёте честный труд.
Придут другие поколения
И вам за подлость воздадут.
За проституцию позорную,
И за ограбленный народ,
За миллионы беспризорников,
За миллион ушедших в год.
За стариков до тла ограбленных,
За то, что бьет сынов Чечня.
За нас - поруганных, ослабленных –
За все ответите! Сполна!
~2001 г.

[ussr-33]

У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди,
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей...

[Дмитрий С]

ussr-33, черт, аж за сердце взяло... Это Ваше?

[ussr-33]

Честно - нет, самого за сердце задело.....

[sergo]

Найдено в старых письмах моей мамы которой уже нет ...

[стас)))]

Анна Ахматова

Победа

Славно начато славное дело
В грозном грохоте, в снежной пыли,
Где томится пречистое тело
Оскверненной врагами земли.
К нам оттуда родные березы
Тянут ветки и ждут и зовут,
И могучие деды-морозы
С нами сомкнутым строем идут.

Вспыхнул над молом первый маяк,
Других маяков предтеча,—
Заплакал и шапку снял моряк,
Что плавал в набитых смертью морях
Вдоль смерти и смерти навстречу.


Победа у наших стоит дверей...
Как гостью желанную встретим?
Пусть женщины выше поднимут детей,
Спасенных от тысячи тысяч смертей,—
Так мы долгожданной ответим.

[ussr-33]

Умирают старушки и дети,
Слёзы съели у женщин глаза.
Офицеры, народу ответьте,
Кто вам сдать рубежи приказал.

Почему без жестокого боя
Мать-Россию отдали врагу?
Исполнять приказанье любое
Офицеры гурьбою бегут.

Вами правят сионские звери,
Где же ваша высокая честь?
Очень горько и трудно поверить,
Что в России такие вот есть.

Есть предатели, да их не мало,
Каждый в горе страны виноват,
Но я верю сойдет с пьедестала
Неизвестный из бронзы солдат.

Он пройдётся по площади Красной,
По брущатке печатая шаг,
И рукою суровой и властной
Бросит под ноги ельцинский флаг,

Он пройдёт непокорный к генштабу,
Не страшась милицейских дубин,
Гулко скажет: "Продажные бабы!
Выходите один на один!"

Вы забьётесь в свои кабинеты,
Словно стая затравленных крыс.
Вы же сдали врагу пистолеты,
Вас дешёвками сделал Борис.

И никто не посмеет солдату
Даже слово промолвить в ответ,
Принесёт он в родимую хату
Гимн Победы, надежду и свет.

Офицеры, такого позора
Мать-Россия не знала вовек,
Вас подмяла сионская свора,
Словно кучку бездомных калек.

Умирают старушки и дети,
Слёзы съели у женщин глаза.
Офицеры, народу ответьте,
Кто вам сдать рубежи приказал?

[IGR]

Обещаньям я не верил и не буду верить впредь,
Обещаньям верить смысла больше нет.
Но, сказать по правде, я хотел бы только посмотреть,
Посмотреть, что будет с нашим миром через 20 лет,
Что же будет с миром через 20 лет.

Может быть все люди будут жить в одной большой стране,
Над которой будет вечный солнца свет.
Через 20 лет уже никто не вспомнит о войне,
Если только с нами что-то будет через 20 лет,
Если что-то будет через 20 лет.

Двадцать лет - немалый срок и ты за 20 лет поймешь,
Что такое тьма и что такое свет.
Через 20 лет забудут люди, что такое ложь,
Если только с ними что-то будет через 20 лет,
Если что-то будет через 20 лет.

Я отдал бы все на свете и просил бы об одном,
Чтобы только с нами что-то было через 20 лет,
Чтобы что-то было через 20 лет.
_______________________________________________________________
однажды Андрей Вадимович сказал: "Мы всегда были буржуазны" ... танцуй пока молодой

[Sotnyk]

КВ

Стоит на постаменте танк тяжёлый,
Стоит на протяженьи многих лет.
Он как боец, войной не побеждённый!
Свидетель поражений и побед...
. . .

Он начинал свой путь с печей Урала
Потом - мартен, затем прокатный стан
Его броня искрилась, остывала...
И вот, родился в цехе новый танк!
Какую мощь в него вложили люди!
Он чувствовал железною душой:
Он выдержит огонь любых орудий,
Ведь он такой красивый и большой!
Обкатку проходил на танкодроме,
Стрелял, вминая гусеницы в грязь,
Готовясь к долгой, нудной обороне
А там и к наступленью - помолясь!
Но вот - пора! На фронт! Труба пропела!
И покидает он родной завод.
Там, впереди, ответственное дело:
Работа накопившаяся ждёт!
И день за днём военным эшелоном
Его везли, прикрыв брезентом верх,
С орудьем, по походному склонённым,
Везли на запад - в танковый резерв.
И вот однажды ясным утром ранним,
Чуть только высох новый камуфляж,
И состоялось "первое свиданье"-
Танк получил свой новый экипаж.
И командир, с надеждою похлопав
Стальной ладонью по литой броне,
Чуть помолчал, и вымолвил со вздохом:
-Выходит быть нам вместе на войне.
Зовут меня Петров Илья Иваныч,
Наводчик - Коля,а радист Степан.
Мехвода в шутку мы зовём "Карданыч,"
А вот и заряжающий - Иван.
Да и тебе без отчества не гоже:
"КВ" - оно, конечно, хорошо...
Ну, быть тебе "Ефремычем," похоже...
Сказал радист и ближе подошёл.
И лица расцвели живой улыбкой
Ну надо же, а молодец Степан!
Слились седца душевной связью зыбкой
Ну вот ребята - "окрестили" танк!
. . .

И снова в путь - теперь на юг России!
К низовьям Волги рвётся хитрый враг
Там битва ждёт, великая по силе,
Там бьётся русский город - Сталинград!
В разрывах мин и бомб, снарядных взрывах
Карданыч вёл Ефремыча вперёд!
Он шёл как ДОТ грозой неуязвимой!
За землю! За Россию! За народ!
И Сталинград стоял не покорённый!
Под гусеницей дыбилась земчя!
Уничтожала вражьи батальоны
Простых танкистов дружная семья.
И вот, когда снега на степь упали
В морозной мгле, пожарищей дыму
Мы наконец-то немцу показали,
Что с нами зря затеял он войну!
Кольцо сомкнулось плотно и надёжно
Враги попали в огненный мешок
Илья Иваныч улыбнулся,- Можно
ремонт закончить и обратно, в полк.
А вот, когда на сердце выла вьюга
Он любил насвистывать порой:
"Три танкиста, три весёлых друга-
экипаж машины боевой!"
И тогда от этой песни старой
Вдруг теплело в сердце у друзей
-Эх, разжиться где б ещё гитарой,
Воевть бы стало веселей!
И опять дорога фронтовая
Позвала надёжный экипаж
По степи от края и до края
Немцев гнал Ефремыч грозный наш!
. . .

Как то раз - весною дело было
Шли через деревню, и вот тут!
В правый борт "болванкой! приложило!
Ну - Карданыч думает "капут!"
Но не даром на седом Урале
Стар и млад,так было на войне
Нам броню российскую ковали
Не было ей равных - той броне!
. . .

Год прошёл и постарел наш воин
Стук в движке и вмятины в броне
Вёл в бою себя всегда достойно
Танку год - эпоха на войне.
И механик с полковой "летучки"
Осмотрел Ефремыча кряхтя -
Да, дошёл старик почти до ручки.
В капиталку - бросил уходя...
И стоит, как будто виноватый,
Боевой сплочённый экипаж
И слеза блестит в глазах солдата
Вот и всё...Похоже, что в тираж...
И с улыбкой грустной, виноватой
Проворчал мехвод - ну как тут быть
По замене я слыхал, ребята,
Нам теперь Виссарионыча водить...
. . .

Снова эшелон, брезент, дорога.
На восток на свой родной завод
На душе невольная тревога,
Что же завтра с ним произойдёт?
На заводе осмотрев детально
Мастер заводской сказал:-Ну что ж
Повозится нужно капитально,
Но на фронт ты больше не пойдёшь.
Устарел браток, другие танки
Ныньче отправляем на войну
Отдыхай отныне на гражданке
Славно защищал свою страну!
. . .

С гор уральских взят был камень этот
Обработан мастером с любовью
На вершине на века застыла
Славная машина боевая
Славный Русский танк КВ "Ефремыч"!

[karinka29]

[удалено]
Первое, пока устное предупреждение. Нарушение пункта 6.5 - Следуйте теме головного сообщения – офтопик не приветствуется, так же как и флуд.

С уважением,
Flanker

Сообщение отредактировал Flanker: 12 November 2011 - 20:31

[Paul]

Баллада о зенитчицах

Как разглядеть за днями

след нечёткий?

Хочу приблизить к сердцу

этот след…



На батарее

были сплошь –

девчонки.

А старшей было

восемнадцать лет.
Лихая чёлка

над прищуром хитрым,

бравурное презрение к войне…

В то утро

танки вышли

прямо к Химкам.

Те самые.

С крестами на броне.



И старшая,

действительно старея,

как от кошмара заслонясь рукой,

скомандовала тонко:

- Батарея-а-а!

(Ой мамочка!..

Ой родная!..)

Огонь! –

И –

залп!

И тут они

заголосили,

девчоночки.

Запричитали всласть.

Как будто бы

вся бабья боль

России

в девчонках этих

вдруг отозвалась.

Кружилось небо –

снежное,

рябое.

Был ветер

обжигающе горяч.

Былинный плач

висел над полем боя,

он был слышней разрывов,

этот плач!

Ему –

протяжному –

земля внимала,

остановясь на смертном рубеже.

- Ой, мамочка!..

- Ой, страшно мне!..

- Ой, мама!.. –

И снова:

- Батарея-а-а! –

И уже

пред ними,

посреди земного шара,

левее безымянного бугра

горели

неправдоподобно жарко

четыре чёрных

танковых костра.

Раскатывалось эхо над полями,

бой медленною кровью истекал…

Зенитчицы кричали

и стреляли,

размазывая слёзы по щекам.

И падали.

И поднимались снова.

Впервые защищая наяву

и честь свою

(в буквальном смысле слова!).

И Родину.

И маму.

И Москву.

Весенние пружинящие ветки.

Торжественность

венчального стола.

Неслышанное:

«Ты моя – навеки!..»

Несказанное:

«Я тебя ждала…»

И губы мужа.

И его ладони.

Смешное бормотание

во сне.

И то, чтоб закричать

в родильном

доме:

«Ой, мамочка!

Ой, мама, страшно мне!!»

И ласточку.

И дождик над Арбатом.

И ощущенье

полной тишины…

…Пришло к ним это после.

В сорок пятом.

Конечно, к тем,

кто сам пришёл

с войны.

Роберт Рождественский