Александр-17, прежде всего я хочу произнести такую фразу; "Церковь создал Бог, а политику - дьявол" и прошу Вас помнить это, пока будете читать мой пост.
Александр-17
Вообще-то, если быть точным, Православие - это Христианство. А Христианство появилось вовсе не на Руси и к традициям Руси её не отнести.
Здесь Вы видимо имеете ввиду - Русь языческую? И в этом конечно же Вы правы. Но......
Александр-17
Христианство - интернациональная религия, которая вовсе не ставит целью сберегать чьи-либо традиции. Более того, известно, что многие русские традиции были выпилины как раз этой конфессией. Они до сих пор косо смотрят даже на Деда Мороза.
Правильно. Потому что у Христианства СВОИ ТРАДИЦИИ! И придя к нам на Русь в 988 году, за более чем 1000 лет своего существования, Христианство стало для русичей мощной ДУХОВНОЙ опорой. 1000 лет, люди опираясь на эту Опору строили ГОСУДАРСТВО в котором Вы сегодня живёте. С Верой в Бога, вставали с утра и шли работать в поле и с той же Верой строили города, осваивали новые земли и выходили на Поле Куликово, или Бородино. "Без Бога - не до порога", так говорила моя бабушка и моя мать уча меня с детства. Сегодня и я так же говорю сам себе и так же считают многие миллионы верующих граждан которые живут в России и Мире независимо от их вероисповедания.
Александр-17
РПЦ - тоже организация (не пойми какая - то ли политическая, то ли коммерческая, то ли некоммерческая общественная), тоже зарегистирирована в органах юстиции...
Я подскажу - религиозная, прежде всего.
Александр-17
Что касается СВБ, то хочу обратить внимание, что его деятельность была гораздо менее вредной и оскарбительной, чем современные издевательства - типа постановок "Иисус Христос - супер-звезда" и т.д.
А,
"менее вредный" :
Союз Воинствующих Безбожников; массовая организация в СССР в 1925—47, члены которой участвовали в кампаниях по «борьбе с религией», выступали инициаторами закрытия и разрушения церквей
., за свой короткий срок существования сумела нанести такой вред.... нет, не столько Церкви как таковой, а удар ниже пояса, пришёлся по самой той политической системе и государству СССР, сработал "закон бумеранга", который послужил одной из причин по которым СССР не стало. Народ в 1917 году, который поначалу бросился рушить и ломать церкви, убивая и руша под девизом; "Религия - опиум для народа"(что в некоторой степени так и было, но это отдельный разговор) потом отрезвев - "вдруг" понял, что нанёс удар по одной из основных Опор(!), на которой стояло многое. Я не говорю - ВСЁ, но очень многое - точно.
Возмите классическую литературу - Пушкин, Чехов, Гоголь, Достоевский и писатели, или историки Советского времени , когда они пишут о жизни народа, (независимо от их сословия), ведь почти все аспекты их жизни рассматриваются классиками и историками НЕРАЗРЫВНО с аспектом Веры! Ведь люди жившие тогда, все свои поступки старались совершать, соразмерять, в согласии и исходя из вероучения Христа.
Александр-17
За 1000 лет РПЦ может и стала ассоциироваться с традициями (что плохо для Христианства, ведь стерается его смысл), но так же можно сказать, что и СВБ стал бы традицией, если бы СССР не рухнул. Кстати, СВБ существует и сегодня.
А, вот после этих Ваших слов, я предлагаю Вам почитать кое-что. Это, из одной из 10 книг Д.Балашова из цикла "Государи Московские", где он ПОГОДНО, описывает более чем 100 летний промежуток времени 14-15 веков, на основании летописей, научных работ и архивных данных написал свои книги:
"Устная память капризна. Она знает только три состояния времени: давно прошедшее (миф), прошлое и настоящее. В каждом из этих периодов события статичны и герои подчас не меняют даже и возраста своего. Течения времени в его последовательной продолженности народные представления не ведают.
И лишь ГРАМОТА впервые твердо и «навсегда» фиксирует ежели не истину, то, во всяком случае,
то, что люди считали истиною в свою пору. И уже из этих погодно совершаемых записей создаётся явление, коему в устной культуре нет аналога, — ЛЕТОПИСЬ.
Время становится продолженным. Оно приобретает длину и направление, оно становится измеряемым, ибо события вперые выстраиваются в повременной ряд. И человеческий ум, начиная сопоставлять цепь событий, умозаключает — впервые! — по принципу, не преодоленному и до сих пор, что совершившееся раньше является Причиною, а то, что позже, — Следствием.
И то, что далеко не всегда так, а иногда и вовсе не так, что законы истории безмерно сложнее, — до той новой ступени мышления человечество в целом еще и не добралось!
Во все века, заметим, даже наиболее благоприятствующие культуре, на эту вековую работу, схожею с работою пчел, муравьев или даже кораллов, создающих из отмерших оболочек своих целые острова, на всю эту работу, малозаметную современникам,
человечество тратило очень немного средств но еще меньше уделяло ей внимания. Много ли получал за исполнение своих гекзаметров слепец Гомер, обессмертивший в «Илиаде» и «Одиссее» Древнюю ахейскую Грецию? Что мы ведали бы о ней, не имея Гомера? Несколько камней разрушенных городов, два-три старинных золотых кубка да десяток непонятных надписей... И, бросая певцу за его работу кусок зажаренной свиной ляжки и грубую лепешку, ведал ли какой-нибудь островной басилей, современник Одиссея,
ведал ли, что слепой певец дарит ему, царьку крошечного царства, бессмертие и посмертное восхищение всего мира? Дары, во истинную оплату которых и всего того царства было бы недостаточно!
Положим, наши князья уже ведали силу и значение писаного слова, и все-таки какое-нибудь отделанное серебром и украшенное бирюзою боярское седло не дороже ли стоило, чем всё многолетнее содержание тогдашнего летописца, который жил в бедной келье, сам себе колол дрова, ел грубый хлеб да сушеную либо вареную рыбу и овощи, ходил в посконине, молился и писал? А теперь одни эти его погодные записи, уцелевшие от бесчисленных погромов, пожаров и разорений,
а всего более гибнущие от равнодушия и небрежения потомков, одни эти записи и позволяют нам воссоздать тогдашнюю жизнь и события — и того самого гордого боярина на коне с изукрашенною сбруей узреть, и многое прочее, что без слова писаного онемело бы, осталось в виде разрозненных, потерявших смысл и назначение предметов, когда-то утерянных современниками или зарытых да и забытых в земле. Монеты и те «говорят» прежде всего надписями, сделанными на них!
Ну а навалом гниющие в погребах, истлевающие за ненадобностью горы старинных богослужебных книг? Все эти октоихи, триоди, минеи, праздничные и постные, шестодневы, уставы, напрестольные Евангелия, молитвенники и служебники? Все эти ежегодные, еженедельные, ежедневные воспоминания о событиях, совершавшихся в Палестине в начале первого века нашей эры? Все эти сугубые сакральные переживания все одного и того же — причащение, повторение
"Символа веры", сложные, разработанные еще в первые века христианства таинства? Какой смысл был (или — и есть?) во всём этом? А какой смысл в ритуале народных свадеб, хороводов, похорон, поминок, празднества первого снопа, зажинках и Святках, в ряженых, в обычаях, правилах и приметах?
Когда человек начинает рассматривать себя как конечное, смертное существо, весь смысл бытия коего в нем самом, лишь в этих немногих годах и эфемерных земных радостях, трепете плоти, любовных утехах, в жалкой, собираемой всю жизнь собине(собственность), тогда, конечно, не надобно ничего иного и со смертью, концом личности, для нее исчезает все. Но это только тогда, когда люди перестают быть народом, нацией, племенем. Тогда и жизнь племени весьма скоро обращается в небытие. Пока же человек живет, понимая себя как частицу чего-то безмерно большего, чем он сам, — семьи, рода, племени, нации, вселенной, - надобен обряд, надобно религиозное, магическое действие объединяющее живущих с их предками в единое, нерасторжимое целое, в стройную череду поколений, продолжающих жить друг в друге, и потому надо похоронить (отпеть и оплакать и устроить тризну — наши поминки), а не просто зарыть в землю родителя своего. И вспоминать и его и всех его прадедов-прапрадедов, придя на кладбище в Родительскую субботу. И потому - пышные свадьбы. И потому — торжественное напоминание о страстях "отдавшего душу за други своя". Дабы «свеча не угасла», не угасла готовность к суровому подвигу в защиту Родины, Правды и Добра. И потому муравьиная ежечасная работа ,тех кто творит и сохраняет память народа, кто не дает угаснуть традициям веков, безмерно важна. Без нее умирают народы и в пыль обращаются, мощные некогда, гордые громады государств......."
".......Алексий(митрополит - 14 век) на Святках устроил себе нечто вроде отдыха. Отложив на время государственные заботы, целиком погрузился в дела любимого детища своего — московской митрополичьей книжарни, откуда уже разошлись по Руси многие тысячи nepeписанных и переведенных с греческого владычными писцами книг.
Там, на улице, — разгульное веселье ликующей толпы, отложившей на время заботы как прошлого, так и грядущего дня.
Здесь — непрерываемый благолепный сосредоточенный труд. Книги. Тишина. Скрипят перья. Пахнет старинною кожей и редькой да еще постным маслом, коим писцы мажут волосы. Склоненные кудлатые и гладкие, тёмно- и светло-кудрявые, кое где и лысые головы. До прихода Алексия о чем-то спорили, даже хохотали, теперь в книжарне сугубо монастырская тишина. Алексий проходит по рядам, глядит работу. Тут зримо становит, как возникают книги: как складывают листы, графят острым писалом, как пишут, как прошивают тетради, как переплетают их в обтянутые кожею «доски» с застежками-жуковиньями| Здесь истоки всего.
Пройдут века, угаснет устная память поколений, но то, что творят здесь - пребудет! Переданное, сохранённое, переписанное вновь и вновь с ветхих хартий на новые. От каких седых и древних времен пришли на Русь книги сии? «Лавсаик», жития старцев синайских третьего, четвертого, пятого веков по Рождестве Христовом, «Амартоп», хроника Манассии. А вот и еще более древнее: «Омировы деяния» — из тех изначальных времен, когда кланялись каменным болванам и мнили, что боги, как живые люди, нисходят на землю, гневают, ссорятся, любят смертных женщин и даже зачинают от них детей... Темные, чужие, уже во многом непонятные днешнему уму времена! Иные события, иные повести давно вытеснили их из длящейся памяти поколений. Но их пересказы, как и пересказы Ветхого Завета, вошли в Византийские хроники, и теперь вот они — уже на славянском языке! Вот Иосиф Флавий: «История иудейской войны», а вот Геродотова история, еще не переведённая с греческого.....
Богослужебные книги, бесконечные минеи, прологи, октоихи, типикон, сиречь устав христианской жизни, Еванангелия, Псалтири. И жития, жития, жития... Все устроение христианской культуры, веками создаваемой, здесь, в этих кожаных книгах, под этими деревянными, окованными медью и серебром «досками» переплетов.
Ведают ли сами писцы, сколько столетий держат они в своих руках, сколь бесконечно важен их труд, который единственно сохранит память о нас в грядущих поколениях и позволит цвести, не прерываясь, древу московской государственности!
Алексий отворяет следующую дверь. Тут узорят рукописи, пахнет клеем и разведенной на яйце краскою. И народ здесь иной, более буйный и нравный. Изограф, к коему подходит Алексий, сейчас, намазав клеем кусочек золота, прижимает его, держит, разглаживая и полируя рыбьим зубом, потом, поглядывая искоса на владыку, начинает крохотным венчиком очищать лишние закраинки, сметая золотую пыль в кипарисовый ящичек. Отложив лист, откровенно любуется своею работой. В маленьких человечках со священными реликвиями в руках, в выписных «горках», в розово-палевых, сиреневых, белых и голубых дворцах творится своя, непохожая на будничную жизнь. Жизнь, очищенная от праха земного, вознесённая и заключенная в цветное благостное сияние; художество указующее не на то, что есть, а чему следует быть. И даже жестокие палачи, усекающие голову святому мужу, здесь не страшны, не ужасны, ибо они — лишь намек на испытанные святыми мучения, они словно тоже исполняют благостный танец и вот-вот и сами обратятся ко Господу, меж тем как страстотерпца уже ждет зримое потустороннее вознаграждение, хоры праведников, жаждущих заключить его в свои бессмертные торжествующие ряды...
Алексий смотрит. Чего-то тут еще не хватает, какого-то высшего парения духа, высшего горнего торжества! Он как бы ощущает незримую надобность в ином изографе, быть может еще не рождённом , не ведая еще ничего об отроке — иконописце Андрее Рублеве, не познакомясь ни с греческим мастером Феофаном, который токмо еще собирается на Русь... Но мука ожидания неведомого, нежданного чуда уже подступает, уже зримо просит явить себя миру, дабы утвердить конечное торжество духа над плотью, горней радости — над печалью земного бытия!......."
".........С течением времени жалкие кельи, земляные норы, дуплы почти берлоги, в коих жили первые основатели, превращались в хорошо укрепленные крепости, опираясь на которые страна устояла в грозную пору польского нашествия. И в них же, в этих общежительных обителях, в монастырских книжарнях, сохранялась культуры, велись летописи, изучали медицину, языки, переводили с греческого, писали иконы, пряли и ткали, чеканили, золотили и жгли.
Все это будет. Всему этому придет (и уже наступает) свой срок. Незримые ручейки духовной работы пропитывают почву русского народа, дают ей творческое начало жизни. Это мистическая грибница, выкидывающая на поверхность, к свету дня, словно грозди тугих, прохладно-упругих грибов, главы храмов, дивную архитектуру монастырей, ни на что не похожие сказочные творения безвестных и гениальных зодчих, которым когда-то поклонится весь мир. Но все это вырастет на глубоко запрятанной грибнице духовного подвига,
а когда начнет портиться, усыхать сама грибница, начнут угасать и храмы, опускаться, делаясь приземистыми и тяжелыми, купола, дотоле свечами пламени взлетавшие к выси горней; будут обмирщаться и темнеть иконные лики, запутываться в плетении словес и сплошной риторике жития... Но это будет не скоро и ужи на склоне народной жизни, а пока еще только рождается пламя, пока купола — лишь шеломы, гордые воинской (и только) славою, едва-едва начавшие утолщаться, как бы расти и круглиться в аэре. Еще только является духовное пламя над русской землей!
Еще не написана «Троица», хотя тот, кто вдохновит художника, сидит сейчас в митрополичьих покоях на Москве(Сергий Радонежский. Примечание - моё), обещает вернуть Стефана на Махрище, думает, кивает головою, и в глазах у него все не меркнет неземной слепительный свет давешнего видения......."
"........
Единство семьи, сообщества, племени, - вот то, что держит и съединяет и пасет языки и народы. Единство древних монгол позволило им с ничтожными силами покорить едва не весь мир. И не столько потому была спасена Европа, что ее закрыла собой "издыхающая Россия", или горы Карпатские, или мужество горцев, а потому, что двоюродные братья Батыя насмерть рассорились с ним и увели свои тумены назад, в монгольскую степь. И не варвары с громом опрокинули Римскую империю, а сами последние римляне в дикой междоусобной борьбе вырезали друг друга. Подобно тому и Византия погибла в спорах и раздорах своих басилевсов, не оставивших сил для обороны от внешнего врага.
Да что там Византия и римляне!
Сравни, в простой крестьянской семье, как дружно, помочью, строят дом своему родичу, пашут поле или секут лес, и как, в иную пору, озлобленные родичи делят половины и четверти того дома, судятся за колодец и три яблони в саду, растрачивая при этом талант и силы, коих хватило бы с избытком на возведение заново не одной, а трех подобных же усадеб!
САМИ СЕБЯ!!! ВСЕГДА, САМИ СЕБЯ!!! Народ, единый в массе своей, неодолим. Или уж навалит вражьей силы тысячу на одного, да и тогда единый в себе народ найдет силы выстоять и устоять. Не в таком ли числе: "един с тысячью и два с тьмою", схватывались древние хунны с Китаем, и - побеждали!
Уважают ли, чтят ли дети отца и матерь своих? Дружно ли собираются родичи на помочь своему кровнику? Продолжают ли потомки дело отцов? Продолжают, помогают, держат - тогда жив народ и все сущее в нем. А с малого, с развала семьи, распадается и племя, породившее эту семью и людей этих.
Сказочный пример подтверждался поведением взрослых. Уважительное отношение к старшим было законом тогдашнего общинного бытия, непререкаемый
авторитет родителей в доме - законом домоустроения. В боярской семье воспитание было тем же самым, что и в крестьянской, только прибавлялась
священная история да Евангелие - жизнь Христа, с моралью высокого жертвенного служения человечеству. И еще века и века были до француза-гувернера, объяснявшего, что лучший город на земле - Париж, а Россия - страна варваров. Ни Парижа, ни слова "варвары" русичи еще не знали. Вместо "варвары" говорили "поганые", и разумели под этим словом степняков-"сыроядцев", да северных ясашных инородцев, а шире - вообще всех "нехристей", не уверовавших во Христа. Легендарный город Паган, на юге индийских сказочных стран, так и понимался, как город "поганых", то есть некрещеных народов, и страны те, безо всякого оттенка небрежения даже, назывались "землями поганскими". Священные города за рубежами страны были: Ерусалим, в котором распяли Христа, и Царьград - нынешний оплот веры. Христовой.
Русь же, принявшая крещение, отнюдь не была варварскою страною. У нее явились уже и свои святыни, и места паломничества, как, например, Киев, матерь городов русских, со славными своими пещерами, и многие другие святые и чтимые места, о чем повествовали и запоминали сперва изустно, после же, одолев грамоту, чли по летописям и житиям святых.
P.S. Кстати, а Вы сами ещё не член СВБ? Если - нет, то с вашими "богоборческими" взглядами давно пора бы вступить.
Должен сказать Вам, как верующий, что настоящие Верующие, никогда свою Веру на показ не выказывают(это запрещено учением Христа) и к другим вероисповеданиям относятся нормально. Если Вы считаете себя атеистом, то и будте им и не выставляйте этого на показ, это тоже не есть хорошо. Поймите простую вещь - если сегодня мы с Вами по одну сторону баррикады, то если завтра Вы придёте отбирать у меня то, во что я верю - мы станем врагами.