Сообщений в теме: 57

[ашем]

Настоящий герой - Мужчина (с большой буквы).

[СКИФ]

Настоящий герой

Счёл бы за Счастье, пожать ему руку.

[Paul]

Полный Георгиевский кавалер

12-летний Гриша Агеев, услышавший проникновенную проповедь священника в небольшой церкви, призывавшую к защите и спасению России от наступавшего немца, решил отправиться на войну бить «германца». Оставив домашним записку «Не ищите меня, я сам объявлюсь», мальчик отправился на вокзал. В 1915—1916 годах служил в царской армии, дослужившись до старшего унтер-офицера.

В ходе войны стал полным Георгиевским кавалером. Свой первый Георгиевский крест IV степени Г. А. Агеев получил за эпизод, когда он забрался в немецкий окоп и, вытащив вместе с лентами немецкий пулемёт, доставил его к своим. Второй крест он получил за дерзкое пленение немецкого командира роты и его ординарца. Третий Георгиевский крест — награда за то, что «Унтер Агеев в составе пулемётной команды месяц не выходил из боя». Четвёртым крестом святого Георгия награждён за тяжёлые бои на румынском фронте под Яссами.

Три месяца болел, валялся в холерных бараках. Выжил и снова решил отправиться на фронт. Но менялась обстановка в стране и, услышав однажды слова солдатского агитатора-большевика: «Убегай! Царю нужен такой верноподданный холуй…», — подумал старший унтер-офицер: «Может правда заключена в этих словах…».

С 1918 по 1920 год принимал участие в боях на фронтах гражданской войны в составе Красной Армии. Сражался в составе первой Московской народной дружины. На Украине, оккупированной немцами, был связным партизанских отрядов, политруком конной разведки, военным комиссаром. Был трижды ранен. Член КПСС с 1918 года.

После гражданской войны был на партийной работе. В разные годы был секретарём Скопинского райкома партии в Мосбассе, заместителем секретаря Подмосковного бюро МК партии, начальником Главугля Наркомата топливной промышленности СССР, редактором многотиражки. Участвовал в восстановлении рудников Донбасса, строительстве Днепрогэса, проведении коллективизации, строительстве шахт Дальнего Востока и Подмосковья.

Всюду этот красивый, небольшого роста, широкоплечий человек был на своём месте. Обладающий огромным запасом энергии, талантом организовывать людей, умеющий убеждать, годился для любого дела.

За строительство шахт Г. А. Агеев был награждён орденом Трудового Красного Знамени. С 1938 года находился на хозяйственной работе.

Пригодился Агеев и на Дальнем Востоке, куда в 1939 году был отправлен Наркоматом тяжёлой промышленности в качестве уполномоченного по восстановлению и строительству новых угольных шахт.

В апреле 1941 года Агеев был отозван в Москву и вскоре назначен на точно такую же должность на строительство шахт в Подмосковье.

Возглавлял управление по строительству новых шахт в Черепетском (ныне Суворовском) районе Тульской области, где намечалось строительство ГРЭС. Проявил себя на этой работе как опытный руководитель и знаток промышленного производства в угольной отрасли.

В годы Великой Отечественной войны Г. А. Агеев — один из создателей народного ополчения Тулы. В первые дни войны начал создавать из шахтёров народное ополчение, в цели которого входила борьба с вражескими диверсантами, ракетчиками, работа по обезвреживанию вражеских авиационных бомб, уничтожение фашистских листовок. Истребительные батальоны возникли и на других предприятиях района. С приближением фронта к границам Тульской области Г. А. Агеев предложил объединить батальоны народного ополчения и создать из них сводный отряд с единым штабом. Райком партии поручил ему руководство сводным отрядом истребительных батальонов черепетских шахтёров и шахтостроителей.

Командовал сводным отрядом истребительных батальонов, действовал на территории Суворовского района. В этом районе действовали батальон 156-го полка НКВД, командиром которого был капитан В. Ф. Понизник, объединённые истребительные батальоны под командованием капитана пограничных войск А. П. Горшкова и С. А. Васильева.

В первом же бою проявил исключительное мужество и умение руководить бойцами. 20 октября 1941 года между селом Рождествено и станцией Черепеть (ныне Суворовский район) истребительные батальоны приняли бой, давая возможность отступающим воинам 50-й армии советских войск оторваться от наступающего противника и сосредоточиться на новых рубежах.

23 октября комитет обороны города Тулы утвердил постановление об объединении истребительных батальонов, отрядов народного ополчения и создании на их основе 26 октября Тульского рабочего полка, который должен был сразу же перейти на казарменное положение и разместиться в помещении Механического института. Полк был создан в составе пяти батальонов под командованием А. П. Горшкова. К указанному сроку в формирующийся рабочий полк влились 600 бойцов истребительных батальонов, остальной состав пополнялся рабочими и служащими «по партийной мобилизации» из числа представителей местных предприятий и учреждений. Вместо первоначально назначенного П. А. Баранова за день до ожесточённых боев в предместьях Тулы, 28 октября комиссаром полка был утверждён Г. А. Агеев.

30 октября началось наступление немецких танков на оборонительную линию рабочего полка по парку Осоавиахима на южной окраине Рогожинского посёлка. Комиссар Агеев был на передовой, беседовал с командирами и бойцами, поддерживал ещё необстрелянных новичков, в трудные минуты сражения брал винтовку, ходил в контратаку, воодушевляя личным примером бойцов, отбивая натиск врага. Фашисты пытались прорваться в город через посёлок Красный Перекоп.

Около 3 часов дня, когда враг очередной раз усилил натиск, Агеев заметил, что под угрозой оказался медицинский пункт, в котором находились раненые. Комиссар с группой воинов под непрестанным обстрелом лично выносил и выводил раненых с поля боя, несмотря на приказ командира полка А. П. Горшкова оставить раненых на поле боя до темноты. Семь раз ходил комиссар Г. А. Агеев в пекло, спасая жизнь своим боевым товарищам.

На восьмой раз немцы, пристрелявшись, насмерть сразили отважного комиссара пулемётной очередью. Тело комиссара Агеева вынесли с поля боя, как только стало возможно. Похоронен с воинскими почестями в Туле на Всехсвятском кладбище.

Ссылка: http://od-9-may.livejournal.com/

Прикрепленные изображения

• 

[Paul]

Байда

У войны, как известно, не женское лицо, хотя слово «война» и женского рода. Женщина дает новую жизнь, именно в этом и состоит ее высокое призвание. Но в годы военного лихолетья, когда смертельная опасность нависла над ее детьми, родной землей, она смело встала на их защиту.

Такими были и женщины Севастополя во время его обороны в 1941—1942 годах. В городе, где не было тыла, они становились настоящими героинями — сооружали оборонительные рубежи, под разрывами бомб и снарядов тушили пожары и разбирали завалы, стояли у станков, ухаживали за ранеными и отдавали им свою кровь.

Немало женщин сражалось и на оборонительных рубежах Севастополя, отстаивая город с оружием в руках. Имена троих из них — разведчицы Марии Карповны Байды, пулеметчицы Нины Андреевны Ониловой и снайпера Людмилы Михайловны Павличенко — среди фамилий пятидесяти четырех Героев Советского Союза, выбитых на гранитной плите у Вечного огня на главной площади города. Они — и в благодарной памяти народной. События 67-летней давности не изгладились, не забылись. Это подтвердила и 62-я весна Победы, широко отмечавшаяся в городе-герое. Сегодня мой рассказ о Марии Байде.

В сентябре 1941 года на Перекопе разгорелись ожесточенные бои с наступавшими немецко-фашистскими войсками. Десятки машин и подвод с ранеными потянулись в глубь полуострова. Многие из них останавливались в селе Воинке, находившемся недалеко от фронта. Вместе с другими женщинами села девятнадцатилетняя Мария Байда перевязывала им раны, поила и кормила, стирала бинты.

А потом через село потянулись колонны наших войск, отступавших под напором врага. Маша, упросив военврача, оказалась в санчасти одного из полков, отходившего к Севастополю.

Первые месяцы боев за Севастополь Мария была санитаркой, потом — санинструктором. Спасала раненых, учила этому других. Сколько их вынесла с поля боя? Не помнит, точнее, не считала. Занята была одним: найти в огне нуждавшегося в ее помощи бойца или командира, перевязать раны да перетащить его в более или менее безопасное место. Не забыть при этом и его оружие — каждая винтовка в Севастополе была на учете.

Затем пришлось вместе с разведчиками ходить за «языком», участвовать в боях, драться с врагом в рукопашных схватках.

Годы войны, жестокие испытания, выпавшие на ее долю, не сломили Марию Карповну. Она и в зрелом возрасте была красивой, жизнерадостной, с мягкой улыбкой. Глядя на ее лицо, излучавшее душевное тепло, спокойствие, трудно было представить ее в жестоком бою.

К сожалению, Марии Карповны уже нет с нами. Остались память о встречах с ней да отдельные записи бесед.

Зная, что во взвод разведки Байда была зачислена после ее настойчивых просьб, я однажды спросил:

— Что побудило вас пойти в разведчики? Романтика опасной боевой работы?

Мария Карповна удивилась:

— Какая романтика? Я видела столько крови и страданий, что просто у меня окаменело сердце. Не могла забыть разрушенные хаты, убитых детей, стариков и женщин. На поле боя на моих глазах гибли люди. Умирали молодые, в расцвете сил — им бы еще жить да жить, трудиться для счастья! Вот и пришло решение уйти с медицинской работы в строй. Сила и ловкость у меня были. Стрелять я умела, правда, не так, как Людмила Павличенко. Могла двигаться незаметно и бесшумно, свободно ориентироваться по местности — ведь нередко, разыскивая раненых, приходилось ползать по «ничейной» полосе, в нескольких десятках метров от немецких окопов…

Не все, конечно, поначалу получалось у молодого разведчика. Мария Карповна вспомнила, как однажды ей пришлось тащить захваченного в плен обер-ефрейтора. Гитлеровец оказался здоровенный, да еще все время сопротивлялся, хотя руки у него и были связаны. В общем, пришлось повозиться с этим «языком», задержалась сама и задержала товарищей. В результате один разведчик погиб, другой был ранен. За нарушение дисциплины получила от командира трое суток гауптвахты. Правда, отбыть наказание не довелось.

— Часа через два, — вспоминала Мария Карповна, — меня освободили, приказали одеться «по-женски» (обычно мы ходили в галифе и сапогах) и явиться в штаб. Там шел допрос пленного. Смотрю — «язык», которого я притащила. Докладываю о прибытии. И тут пленного спрашивают: «Узнаете?»…

Потом мне рассказали, что на допросе немец отказался отвечать и все твердил: «Рус, капут!».

Внимательно посмотрев на меня, гитлеровец вдруг заволновался, лицо его исказила гримаса, и он стал быстро и зло говорить. Переводчик еле успевал переводить: «Как, меня взяла в плен эта женщина? — удивился верзила. — Не может быть! Я пол-Европы победоносно прошел. А тут попался в руки русской бабе?».

Не знаю, как подействовала на пленного наша встреча, только стал он разговорчивым, и наш командир разведки потом благодарил всю группу, ну и меня в том числе, за «языка», который дал ценные сведения о системе обороны.

На вопрос: «А что запомнилось особенно?», Мария Карповна ответила:

— Трудно забыть все, что пришлось пережить тогда, в суровые годы войны. — И все же рассказала о бое 7 июня 1942 года, который она помнила до мельчайших подробностей.

— В этот день немцы начали третий штурм Севастополя. Мы находились в боевом охранении. Еще не рассвело, как над нашими позициями появились фашистские самолеты. Они проносились нескончаемыми стаями, сбрасывая на нас крупные и мелкие бомбы. К ударам бомб присоединились разрывы снарядов. Все вокруг дрожало в неистовой пляске.

Мы буквально вжимались в землю.

«Крепче держись за землю, Мария! Она не выдаст...» Это кричит, перекрывая грохот, Миша Мосенко, он лежит рядом. Нашел же парень время для шуток! Но слова его придали бодрости.

Умолкло небо. А вскоре и огненный вал покатил к нам в тыл, и тогда мы увидели шедших в наступление гитлеровцев. Разгорелся бой. Открыли огонь и мы. Миша — из немецкого пулемета — его вчерашнего трофея.

Во время боя прямо на меня полезла группа фашистов, причем без всякой осторожности. Видимо, услышав стук моего трофейного автомата, гитлеровцы решили, что это бьет свой. Настолько обнаглели, что офицер, стараясь перебраться через канаву, встал во весь рост. Я тут же сняла его одиночным выстрелом. К нему кинулся солдат — уложила и его. А автоматчики все ползут и ползут. Больше десятка их уложила. В общем, отбили мы атаку. А потом немцы снова полезли.

Смотрю, невдалеке зашевелилась трава, она высокая там была, до метра. Свой или чужой? Ближе, ближе... А у меня ни патронов, ни гранат не осталось. Вот рядом, в нескольких сантиметрах, показалась немецкая каска и погоны — фашист! Времени на раздумья нет. Размахнулась и автоматом со всей силы гитлеровца по голове. Подхватила его автомат, вытащила у него из-за голенища две полные обоймы и снова открыла огонь.

Во время боя почувствовала вдруг ожог и резкую боль в виске и в руке: это впились осколки гранаты. Очнулась, когда Миша бинтовал голову...

Бились весь день, нередко дело доходило до рукопашных схваток. Патроны собирали у тяжелораненых и убитых.

К концу дня мы оказались в окружении. Когда стемнело, собрались все уцелевшие из нашего разведвзвода, человек десять набралось. Все раненые, за исключением Миши. Слышу, молодой красноармеец (он пришел к нам незадолго до этого) говорит испуганно: «Как же мы теперь выйдем отсюда: кругом немцы?».

Немецкий разговор действительно доносился к нам — гитлеровцы были рядом.

«Выведу, не беспокойся! — как можно спокойнее говорю я, хотя сама тоже волнуюсь. — Я тут каждый кустик знаю».

Местность мне действительно была знакома: раньше несколько раз за зеленым луком на нейтральную полосу пробиралась. Но на нашем пути — минные поля. Найду ли между ними тропинку?

Пробирались ползком по глубокой канаве. Ползли долго. Но вот уже должна быть тропинка, а ее все нет. И раздумывать некогда. Остановила я бойцов, встала и пошла. Теперь главная опасность — мины. Иду, а в голове одно: взорвусь или нет? Наконец, вот она, тропинка. В общем, все обошлось благополучно, вышли к своим.

Тяжелораненых отправили в госпиталь. Мне после перевязки удалось вернуться к своим разведчикам. И снова бои. В одном из них сильно задело раненую голову, другие раны дали о себе знать: стали кровоточить, поднялась температура.

Вскоре меня увезли в госпиталь, в Инкерманские штольни. Здесь, на госпитальной койке, я и узнала, что мне присвоено звание Героя Советского Союза.

Ссылка: http://od-9-may.livejournal.com/

[Paul]

Он играл для людей

Сегодня, 14 января, исполнилось бы 63 года легендарному нападающему ЦСКА и сборной СССР Валерию Борисовичу Харламову.

Но почему "исполнилось бы"? Нет, сегодня нашему Валерию Харламову исполняется 63 года. Именно исполняется, потому что в наших сердцах, в нашей памяти он навсегда останется молодым, задорным, сокрушающим любую оборону.

О Харламове уже написано и сказано столько, что мы решили от себя ничего не добавлять. А просто хотим предоставить слово Борису Кулагину, который уже давно написал так, что лучше и невозможно.

"… Он играл для людей. Не для себя. Не для своей славы. Таков уж был характер Валерия Харламова – хоккеиста талантливого, выдающегося.

Впервые я увидел Валерия в 1962 году. В компании своих сверстников он пришел на каток ЦСКА записываться в хоккей. В те времена мальчишек, жаждущих стать хоккеистами, было хоть отбавляй. И потому чрезвычайно строга была "экзаменационная комиссия", в которую входили и тренеры команды мастеров, и ведущие игроки. И огорчительное "нет" приходилось говорить куда чаще, чем "приходи завтра на тренировку". Валерий оказался единственным среди своих приятелей и соседей по двору, кто услышал это желанное "приходи"…

Кто видел, как он играл - не забудет уже никогда.

Вскоре проявилась и другая черта его таланта: он прирожденный игровик. Я думаю, он многого мог бы добиться и в футболе, а будь Харламов повыше ростом – и в баскетболе, поскольку его умение видеть площадку, способность предугадать

Нападающий Валерий Харламов забросил шайбу Тони Эспозито, когда советская команда играла в меньшинстве. Еще недавно это могло вызвать удивление. Однако всего лишь за несколько сентябрьских дней русские, и в частности их нападающий Валерий Харламов, заставили посмотреть на хоккей другими глазами, оценить то, на что мы прежде не обращали внимание.
С галереи прессы нетрудно предугадать, что сделает в следующий момент канадский игрок. В девяти случаях их десяти предсказать ход Харламова не представлялось возможным. И это сверху. А каково же защитникам, остающимся один на один с ним там, на льду…

ход событий выделяли его среди остальных. Добавьте к этому самолюбие – Валерию претило быть вторым – и нетрудно понять, почему даже за бильярдным столом Харламову немного было равных.

Однако прирожденный талант – это еще не все. Мне немало приходилось видеть талантов, так и не раскрывшихся. Не хотели понимать люди, что талант произрастает только на земле, обильно политой соленым потом. Харламову этого объяснять было не нужно. Цену труда он узнал рано, в семье. На примере своих родителей-труженников…

В молодежной команде ЦСКА – а будучи помощником Анатолия Владимировича Тарасова, я в некотором роде опекал молодых, – мы часто общались с Валерием. На тренировках, на сборах… Словом все шло к тому, что Харламов станет игроком команды мастеров. Однако судьба готовила ему испытания.

В то время пошла мода на крупных игроков. Тренеры молодежной команды, рекомендуя того или иного из своих подопечных, подчеркивали с восторгом, что хоккеист рвет цепи прибора для измерения становой силы. Может, потому было решено отправить Харламова на стажировку в команду из Чебаркуля. Вместе с ним, а также защитником Александром Гусевым отправился туда и я…

Не секрет, иной столичный игрок, попав в периферийную команду, поглядывает на всех свысока, позволяет себе вольности. В таком случае он остается чужаком. Валерий же в команде из Чебаркуля сразу стал своим. И дружбу со многими хоккеистами "Звезды" сохранил на долгие годы. Родители Харламова рассказывали, что без телеграммы из Чебаркуля не обходился ни один праздник, а после трагической гибели Харламова именно в этом городе начал создаваться первый музей Харламова. Такую добрую память оставил о себе Валерий в Чебаркуле.

За первым выступлением Харламова в составе сборной СССР на чемпионате мира в Стокгольме (1969 год) – я следил по телевизору. Радовался за Валерия, его партнеров – Бориса Михайлова и Владимира Петрова. А когда они вернулись, Харламов меня удивил. Он, поехавший в Швецию перворазрядником, а вернувшийся заслуженным мастером спорта, был собой недоволен. Не дал Валерию этот первый чемпионат мира полного удовлетворения: мог – это проскальзывало в разговорах – сыграть лучше.

Был ли он честолюбив? Пожалуй. Только честолюбив по-своему. Сделать то, чего не мог сделать никто, – вот что его радовало. А признание и славу Валерий воспринимал как нечто вторичное, не столь уж важное.

Стенд Валерия Харламова в Зале хоккейной славы в Торонто.

Вспомнить мне еще хочется и о том, как Валерий завоевал сердца хоккейной Канады.

Признали канадцы Валерия Харламова не сразу, в отличие от Владислава Третьяка. Уж очень он был не похож на их кумиров. И бросок его по мощи не шел в сравнение с броском, скажем, Бобби Халла. И в беге не выглядел так эффектно, как, например, Ги Лефлер. Однако не случайно монреальская газета "Star" после третьего матча серии СССР – Канада в 1972 году писала: "Нападающий Валерий Харламов забросил шайбу Тони Эспозито, когда советская команда играла в меньшинстве. Еще недавно это могло вызвать удивление. Однако всего лишь за несколько сентябрьских дней русские, и в частности их нападающий Валерий Харламов, заставили посмотреть на хоккей другими глазами, оценить то, на что мы прежде не обращали внимание.

С галереи прессы нетрудно предугадать, что сделает в следующий момент канадский игрок. В девяти случаях их десяти предсказать ход Харламова не представлялось возможным. И это сверху. А каково же защитникам, остающимся один на один с ним там, на льду…"

… Оценивая ситуацию, наверное, быстрее, чем самая быстрая счетно-вычислительная машина, Валерий находил правильный ход. Даже если этот ход был единственным. Все это и делало его, не обладавшего от природы особыми физическими качествами, виртуозом обводки…

Журналисты верно подметили главную особенность игры Харламова – непредсказуемость его действий. Причем он и сам не всегда знал, что сделает в следующее мгновение. Однако, оценивая ситуацию, наверное, быстрее, чем самая быстрая счетно-вычислительная машина, Валерий находил правильный ход. Даже если этот ход был единственным. Все это и делало его, не обладавшего от природы особыми физическими качествами, виртуозом обводки.

Очень жаль, что не сохранилась пленка с записью одного из матчей серии между сборной СССР и сборной ВХА. Тогда Валерий забил гол, финтом заставив двух канадцев, стоявших перед ним, разойтись в стороны. Я не видел ничего подобного ни до, ни после. Канадские телекомментаторы тоже. В 1974 году этот эпизод на экранах Северной Америки повторялся неоднократно, и каждый раз комментаторы буквально захлебывались от восторга.

Мы тебя никогда не забудем...

Мне особенно хочется подчеркнуть эту особенность Харламова-игрока, потому, что в качестве чуть ли не главных его достоинств называют самоотверженность, работоспособность, умение действовать строго по заданию. Все это действительно необходимо, но это уровень ремесленника, пусть даже самого искусного. А ведь нужны, просто необходимы игроки-художники, игроки-артисты. И они требуют к себе особого внимания. Отношения, я бы сказал, бережного.

Валерий был гордым. Не гордецом, выставляющим напоказ свои регалии, а именно гордым человеком. Справедливые замечания, порой резкие, он принимал с достоинством – благо сам принимал, что такое хорошо, и что такое плохо.

Бесцеремонности и не только по отношению к себе не переносил. И потому был очень ранимым. Несмотря на свою, казалось бы, постоянную веселость, общительность, он порой уходил в себя. И возвращал его к активной жизни только хоккей…"

Ссылка: http://www.championat.ru/

[Paul]

Академику М. В. Келдыш - 100 лет.

Все-таки в странное время мы живем! Ставятся памятники, которые уже наши дети, даже не внуки, будут сносить. Почитаются те современники, о которых следовало бы поскорее забыть. Помпезно провозглашаются героями те, кого надлежало бы судить за братоубийство. И, наконец, тщательно перечеркивается собственное прошлое в надежде, что будущее принесет и богатство, и счастье, и признание. Немало в нашей истории случалось заблуждений и ошибок, но, пожалуй, самые трагичные происходят сегодня.

И повод еще раз сказать об этом дает нам юбилей великого ученого ХХ века академика Мстислава Всеволодовича Келдыша.

В Академии наук проходят торжества, посвященные 100-летию со дня рождения ученого. Однако они не стали всенародным праздником, замыкаются лишь в узком кругу специалистов и ученых, которые, безусловно, прекрасно знают, что сделал для страны М.В. Келдыш. Иное дело — те люди, которые никогда не слышали о нем, а уже выросло три поколения, которым имя Келдыша практически ничего не говорит, потому что нет его ни в учебниках, ни в новых книгах, ни в телепередачах, ни в журналах.
А между тем в истории не только нашей страны, но и всего мира Келдыш занимает место рядом с самыми великими учеными, которые определили судьбу цивилизации.

Авиация, ракетная техника, исследования в ближнем и дальнем космосе, полеты Юрия Гагарина и других наших космонавтов, а также создание ядерного щита — всё это связано с именем Келдыша, и во всех этих работах он принимал непосредственное участие. Но особая роль принадлежит М.В. Келдышу в создании мощной советской науки. Под его руководством и по его инициативе появились многие научные центры, которые стали лидерами в мировой науке и достижениями которых мы по праву гордимся сегодня.

К сожалению, после ухода Келдыша с поста президента Академии наук СССР и особенно после развала Советского Союза ситуация коренным образом изменилась: наша наука быстро утрачивает свое лидерство, и теперь нам остается лишь наблюдать за успехами европейских стран, США, Китая и Индии. Опыт Келдыша по созданию новых научных центров не только не используется, но даже и не изучается, а потому слова об «инновациях» так и остаются словами…

20 августа 2010 года «Правда» в очерке «Три звезды президента» подробно рассказала о жизни и творчестве великого ученого. В материале шла речь о том, что к юбилею хорошо бы на площади Келдыша поставить ему памятник: это прежде всего нужно для нас, живущих сегодня. Однако власти и Москвы, и России отмолчались, будто не нашему народу принадлежит славное и великое имя — Мстислав Келдыш.

Жаль, что памятники ставят не тем, кто возвеличивает нашу Родину!

Ссылка: http://prometej.info/

[Flanker]

Как генерал Карлов СС и самураев громил

Из биографии легендарного комдива

03.09.2010

Генерал-майор Федор Васильевич Карлов был, без сомнения, одним из лучших комдивов Великой Отечественной войны. А комдив и комбат — это решающие фигуры на поле сражения. Как писал в своих воспоминаниях Г.К. Жуков, если бы не А.И. Родимцев со своей дивизией, Сталинград мог бы пасть 13-14 сентября 1942 года... Ф.В. Карлов — из той же плеяды, командир суворовского склада. Начал войну он в июне 1941-го под Ленинградом, а закончил в августе 1945-го в Маньчжурии.

Русский самородок

Он был невысокого роста, не яркий внешне. Открытое лицо, голубые глаза, пристальный взгляд. Мочка уха срезана осколком снаряда. Очень скромный. Он был настоящий отец своим солдатам. Карлов подобрал и вырастил у себя отличных комбатов. Любил поговорить с солдатами на переднем крае, получая от них точные сведения о боевой обстановке, вникая в их быт и нужды. Мог после такого разговора принять меры к тому, чтобы в далеком тылу местные власти починили прохудившуюся крышу избы, где жила семья солдата. Незаурядный случай — никогда не ругался матом. Жестко требовал выполнения уставов, но и не забывал наградить отличившихся. «Мы спешили с подобной церемонией — вот-вот мог начаться новый бой, и кто знает, останется ли в строю тот, кто своим подвигом только что прославил знамя нашей дивизии...» — писал Федор Васильевич. Своей волей комдив имел право наградить орденами Славы 3-й степени, Красной Звезды, а также медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги». В его дивизии было 56 Героев Советского Союза и 20 полных кавалеров ордена Славы! Это редкое явление. Чаще бывало по-другому. Помню, как маршал К.П. Казаков рассказывал мне, что, например, у генерала И.И. Федюнинского на всю армию насчитывалось лишь несколько Героев, а все потому, что командарм сказал: пока мне не дадут вторую Звезду, никто Героя не получит. И это оказалась не шутка...

В 1919 году Федор Карлов организовал молодежный партизанский отряд и на берегах Красивой Мечи (ныне это в Липецкой области) воевал против авангардных эскадронов генерала Мамонтова. С тех августовских дней 1919-го Ф.В. Карлов — в Красной армии.

…В субботний июньский день сорок первого Федор Карлов, выпускник Военной академии имени М.В. Фрунзе, уезжал на службу в Ленинградский военный округ, а приехал на войну. Бои за Лугу, под Любанью и Мгой. На «Невском пятачке» — клочке земли на левом берегу Невы — в начале ноября майор Карлов был тяжело ранен, контужен. На втором году войны Карлов вступает в командование 163-й стрелковой дивизией, стойко сражавшейся на Северо-Западном фронте. В конце весны 1943 года через Бологое, Москву, Тулу, Лев Толстой, Лебедянь, Елец эшелонами, а затем выгрузившись, походным порядком дивизия шла в район сосредоточения.

«Так хотелось побывать на родине, на берегах Красивой Мечи, — вспоминал Карлов. — Но ни время, ни командирские обязанности не позволяли. Единственно, на несколько часов отлучился из дивизии, когда в Кремле М.И. Калинин вручил мне награду, в те времена редкостную — орден Кутузова 2-й степени, за боевые отличия на Северо-Западном фронте».

Боевой путь дивизии Карлова — это Курская дуга, освобождение Киева, форсирование Днепра, Буга, Днестра, Прута и Серета...

В сентябре сорок третьего под городом Сумы комдив Карлов докладывал командующему 38-й армией генералу Н.Е. Чибисову о готовности дивизии бить врага там, где наиболее жарко, о том, что каждая передышка между боями используется для совершенствования боевого мастерства.

Комдив постоянно требовал: «Берегите солдата. Тот командир заботлив, кто научил солдата искусно воевать». Отрабатывались все виды боя, управления и связи ночью.

Командующий армией, генерал-полковник Никандр Евлампиевич Чибисов внимательно выслушал комдива, сделал на его карте пометки о данных обстановки и поставил боевую задачу: наступать на Ромны, не давая противнику закрепляться на промежуточных рубежах.

— Действовать, — добавил командарм, — активно, без пауз, днем и ночью, любыми силами.

Карлов приказал:

— Командирам и штабам продолжать совершенствовать сбор разведывательных сведений о противнике, особое внимание действиям полковых разведгрупп. Помните о скрытности связи, маскировочных мероприятиях и других видах обеспечения боевых действий.

Опытный комдив знал, что половину успеха решает внезапность удара. В рядах противника появляется неуверенность, воля к сопротивлению ослабевает.

Полковник Карлов принимает решение освободить Ромны ночным ударом. Для командира дивизии ночной бой за овладение крупным населенным пунктом, обороняемым значительными силами, — сложнейшее испытание. Пять часов длился бой. Пять часов отваги, мужества, командирской находчивости, солдатской смекалки. 16 сентября на центральной площади освобожденного города к горожанам обратился полковник Карлов:

— Мы навсегда прогнали ненавистного врага...

Приказом Верховного главнокомандующего от 17 сентября 1943 года дивизии было присвоено почетное наименование «Ромненская», всему личному составу объявлялась благодарность. Москва салютовала доблестным войскам Воронежского фронта, освободившим Ромны, двадцатью артиллерийскими залпами.

Затем - форсирование Днепра с ходу после тяжелых наступательных боев, на подручных средствах — беспримерный в истории войны подвиг. 163-я дивизия становится Ромненско-Киевской. 36 воинов дивизии были удостоены звания Героя Советского Союза.

В ноябре 1943-го дивизия прошла свой «Сталинград» у села Мохначка, в сотне километров от Киева.

Выдвинувшаяся далеко вперед от главных сил армии дивизия приняла на себя удар 25-й немецкой танковой дивизии, переброшенной из Франции.

За трое суток после того, как были добыты и оценены разведданные, Карлов сумел вместе с приданными дивизии 8-й гвардейской истребительной противотанковой бригадой и дивизионом «катюш» оборудовать отлаженную, продуманную систему обороны.

«В эти дни я редко находился в штабе. Прихватив автомат, обходил подразделения... Проверял, как глубоко отрыты траншеи, удачно ли поставлены минные заграждения. На месте инструктировал командиров полков, на участках которых предполагался главный удар противника... С ними я накоротке разыгрывал варианты предстоящего боя». Далее в своих воспоминаниях Ф.В. Карлов приводит эпизоды жесточайшей схватки...

Артиллеристы стали героями боевого дня. Батарея Героя Советского Союза капитана С.Н. Воронина подбила десять танков. Расчет орудия Героя Советского Союза сержанта Г.Л. Евишева, тяжело раненного в бою, уничтожил два танка. Как всегда, метко вел огонь старший сержант Михаил Завалишин, его расчет уничтожил два танка. Как пишет Ф.В. Карлов:

«В штабе 50-го корпуса, как и в штабе 40-й армии... далеко не сразу поверили цифрам, приведенным в оперативной сводке штадива: враг оставил на поле боя до восьмидесяти танков и бронетранспортеров. А сколько их, подбитых, закопченных, отбуксировано противником в тыл? Мы захватили большие трофеи, в том числе полтора десятка новеньких бронетранспортеров, которые артиллеристы тут же приспособили под тягачи орудий и для перевозки снарядов. Поглядеть на небывалые результаты единоборства пехоты с бронетанковыми войсками приезжали генералы и офицеры из вышестоящих штабов, в том числе и посланцы Ставки Верховного Главнокомандования... Упорство в обороне, мужество и исключительная стойкость наших солдат и офицеров стали одной из причин срыва предпринятого гитлеровцами контрудара по левому крылу 1-го Украинского фронта».

В братской могиле у Мохначки были похоронены 113 воинов дивизии...

Выдающихся побед достигал комдив, сам опытный разведчик, благодаря особому вниманию к получению точных данных о противнике. Знал и ценил своих разведчиков.

Умел Карлов и обмануть немцев, которых хорошо изучил.

Например, наступая по Украине весной 1944-го, когда сплошной линии фронта практически не существовало, Карлов дерзкими рейдами групп из разведчиков и автоматчиков вызывал панику у немцев, заставляя их покидать удобные позиции. «Порой в такие рейды мы направляли целые батальоны. В подавляющем большинстве случаев подобная тактика приносила успех», — пишет комдив.

Творчески была поставлена в дивизии учеба и офицеров, и сержантов, и новобранцев. В ходе «танковой обкатки» командиры и политработники, в окопах вместе с солдатами, пропускали над собой идущие на полной скорости танки. Организовывались беседы ветеранов дивизии с молодыми бойцами. Перед штурмом Мишкольца, когда было отпущено на подготовку семь суток (обычно времени давалось «в обрез»), в тылу был воспроизведен «передний край» немцев с его досконально изученной огневой системой. На этом полигоне была произведена «репетиция» боя. Каждый командир в деталях знал свою задачу.

В дивизии умели заботиться о людях. Интересный момент — по мере продвижения по Украине в частях Карлова насчитывалось до пятнадцати «сынов полков», подобранных подростков-сирот. Отлично была организована в дивизии и медсанслужба.

Как командир относится к солдату, так и он к нему, Наступательный порыв дивизии Карлова даже после тяжелых маршей и непрерывных боев всегда был исключительно высок.

По дорогам суворовских побед

Помню конец апреля сорок пятого года. Я – лейтенант, командир взвода, мне 19 лет... Австрия. Травы по пояс. Жарко, как у нас в июле. Встает солнце, и под его лучами снежные вершины Альп вспыхивают ослепительным блеском. Впереди Италия, всего два-три перехода...

13 апреля освобождена Вена. Наша дивизия все ближе и ближе подходит к Альпам, мы понимали: еще немного усилий, и враг бросит оружие. Потому бои мы вели с предельным напряжением сил.

9 мая мы вступаем в Грац — второй после Вены город Австрии. Наш 529-й стрелковый Фокшанский орденов Суворова и Александра Невского полк закончил боевые действия в 300—400 метрах от старейшего в Европе университета города. А перед Грацем, ночью, мы узнали о капитуляции Германии. Победа...

На домах — белые флаги, жители встречают с цветами. 11 или 12 мая мне довелось со своим взводом быть у университета. На площади — разбросанные книги, рукописи, приборы из учебных аудиторий. Из собранных нами книг образовался штабель. Внезапно появился комдив Ф.В. Карлов. Подошел, пожал руку и поздравил меня и моих солдат с Победой. Похвалил за собранные книги. Обращаясь к сопровождавшему его офицеру, отдал распоряжение:

- Комендантской роте навести порядок. Проверю лично.

Такие вот они были, русские «варвары»...

Мне вспоминается родная 163-я стрелковая Ромненско-Киевская орденов Ленина, Красного Знамени, Суворова и Кутузова дивизия. Дивизия, выдающаяся по своим боевым заслугам. К концу войны в Красной армии было около 600 стрелковых дивизий, наша входила в число лучших.

Во многих изданиях можно видеть снимок, ставший хрестоматийным, — воины 163-й дивизии устанавливают пограничный столб. 17 мая 1944 года звание Героя Советского Союза было присвоено Ф.В. Карлову «За успешное форсирование частями дивизии Южного Буга, Днестра, Прута и Серета, освобождение более 800 населенных пунктов Украины и выход на государственную границу СССР и Румынии». Орденом Суворова дивизия была награждена за выход в числе первых на государственную границу СССР. И далее, что символично, дивизия шла по дорогам суворовских побед.

В начале победного 1945 года в трудных условиях горно-лесистой местности освобождены на территории Чехословакии города Рожнява, Йелшава, Лучинец.

Вскоре был получен новый приказ — за трое суток дивизии совершить 160-километровый марш и вступить в бой на восточной окраине Будапешта — в Пеште. Противник занимает оборону на высоком берегу Дуная, в Буде. 13 февраля сопротивление противника в Будапеште сломлено. И снова тяжелейшие бои в межозерье Балатон—Веленце, где немцы наносили удар силами 6-й танковой армии СС и 6-й полевой армии. Десять суток, днем и ночью, длилось ожесточенное сражение.

Поле боя было усеяно горящими танками с эмблемой СС. Единоборство воинов 163-й дивизии с танками 6-й армии СС — подвиг дивизии.

В аттестации генерала Карлова, подписанной Маршалом Советского Союза Ф.И. Толбухиным 7 июля 1945 года, говорится:

«Командует стрелковой дивизией более двух лет. Тактическая подготовка по занимаемой должности очень высокая. Ряд проведенных операций, как Яссо-Кишиневская, бои за города: Турда, Клуж, Лученец, Кюсин и оборонительные бои в районе озера Балатон проведены очень удачно. Противнику нанесен большой ущерб в живой силе и технике.

Пехоту и другие рода войск знает хорошо, задачи ставит умело, организовать взаимодействие может. Управление войсками организует хорошо. Как правило, находится на НП, держится ближе к частям и обязательно лично видит ход боя.

Общее развитие высокое. Политически грамотен, идеологически выдержан, морально устойчив, характер ровный. Общительный. В быту и личной жизни скромен. Хороший строевик, культурный командир. В обращении с подчиненными вежлив, но строг и требователен.

Лично очень храбр, иногда лезет туда, куда не надо. Решительный, инициативный, тверд в принятом решении и всегда упорно добивается его выполнения. Физически здоров, в походах вынослив (спортсмен).

Является образцом строевой подтянутости и культурности для офицеров. О бойцах заботлив.

Единственная отрицательная черта — неуживчивость с отдельными командирами: кого полюбит — все сделает, кого нет — лучше убрать из части.

Партии Ленина—Сталина и соц. Родине предан. Вывод: Должности командира дивизии в военное и мирное время соответствует».

...Листаю страницы послевоенных писем воинов 163-й дивизии, адресованных в свой Совет ветеранов или лично Ф.В. Карлову, «Бате», «отцу Федору Васильевичу».

«Мне приходилось бывать во многих частях во время войны, — пишет бывший разведчик В.П. Никандров, — и встречаться с разными командирами. Но такого, как Вы, первого встретил. Главное, это, конечно, Ваша любовь к солдату, как во время войны, так и после нее. Вы жалели солдата, чтобы он не погиб понапрасну. Любые операции, которые я сейчас перебираю в памяти, были Вами направлены на то, чтобы не гибли солдаты...»

Многих солдат поражало присутствие комдива рядом с ними под огнем: «Генерал Карлов появился на самой передовой, подошел ко мне и сказал: «Слышь, сержант, возьми лопатку, пригодится...» Я очень удивился и хорошо это запомнил. Он незаметно подошел к нашему пулемету, поздоровался и спросил, как дела. Мы сказали генералу, что здесь опасно ходить. Он улыбнулся и в сопровождении офицеров пошел дальше...» (А.М. Тарковский).

«Дорогой Федор Васильевич! Я очень взволнован Вашим поздравлением мне по случаю моего семидесятилетия. Это самый лучший подарок из всех, которые я получил...» Комдив мог не только поздравить бывшего своего солдата-юбиляра (хотя и это факт незаурядный), но и помочь в трудной житейской ситуации. Вот Карлову пишет С. Львовский, который в одном из боев получил 16 ран. Весь его взвод погиб, но задачу выполнил. «Дорогой Федор Васильевич! Нет таких слов, чтобы выразить мою глубокую благодарность за то, что Вы сделали для меня. На фронте мы Вас звали «Батя», но Вы для меня больше чем отец. Спешу сообщить Вам, что я получил теперь двухкомнатную квартиру в центре города с телефоном и со всеми удобствами».

С.А. Алексеев свои чувства выразил так: «Твердо уверен в том, что отцом своих однополчан вы останетесь навечно...»

...И вот война закончилась. Внезапно наш комдив был отозван в штаб нашей 27-й армии. О том, что случилось с ним потом, я узнал много позже, занимаясь исследованием «белых пятен» Великой Отечественной войны.

Закрыт от чужих глаз

«Командующий, генерал-полковник С.Г. Трофименко, — рассказывал мне летом 1975 года Ф.В. Карлов, — только развел руками: «Вам приказано немедленно убыть в штаб Южной группы войск. Вызывает командующий, Маршал Советского Союза Ф.И. Толбухин».

В группе войск мне объявили: командующий в войсках. В штабе вручили предписание убыть в Генеральный штаб. Самолет — через 45 минут. В Москве на Центральном аэродроме встречавший меня офицер, пригласив в машину, также сообщил: «Вас примет начальник Главного управления кадров генерал-полковник Голиков». Голиков вручил мне предписание и предложил немедленно убыть на аэродром: «В Свердловске вас встретит комендант города».

На Большой Бронной, рядом, жила моя семья: жена, дети. С большим трудом разрешили мне получасовую встречу.

— Куда так спешишь? — недоуменно спрашивала жена Полина Ивановна. — Война давно закончилась. Ждем с мая, сегодня конец июля...

В Свердловске молчаливый полковник, тщательно проверив документы, предложил в столовой летного состава пообедать и вручил предписание лететь в Новосибирск. Также без задержки меня из Красноярска проводили в Иркутск и в Читу. Летел, не зная, не ведая, что мне уготовила военная судьба...

В Чите объявили: «Вас примет генерал-полковник Морозов».

- Генерал-полковник Морозов тепло поприветствовал меня с прибытием, — продолжал вспоминать Карлов. — Я смотрел на генерала Морозова... Это же бывший мой командующий фронтом Маршал Советского Союза Малиновский!

Совсем недавно Родион Яковлевич вручил мне орден Суворова... Видя на моем лице смятение, маршал улыбнулся:

— Вот и познакомились, Федор Васильевич. А это генерал-полковник Золотов. — Он показал на вошедшего в кабинет, хорошо известного мне бывшего начальника штаба фронта Матвея Васильевича Захарова, будущего начальника Генерального штаба Вооруженных Сил, Маршала Советского Союза.

Утром 8 августа о боевых задачах войск Забайкальского фронта в ходе беседы мне сообщил М.В. Захаров. В состав фронта входили четыре общевойсковые армии и хорошо известная мне 6-я гвардейская танковая армия, с которой 163-я дивизия прошла боевой путь от Корсунь-Шевченковского до австрийской границы. Войскам фронта предстояло преодолеть горный хребет Большой Хинган, безводную пустынную степь и выйти к берегам Желтого моря. На острие удара фронта — 6-я танковая армия под командованием генерала А.Г. Кравченко».

К августу 1945 года на Дальний Восток из состава 3-го Белорусского, 2-го Украинского и Ленинградского фронтов было переброшено огромное количество войск и техники. Был создан орган высшего управления Главного командования советских войск и штаб на Дальнем Востоке. Главнокомандующий — Маршал Советского Союза A.M. Василевский, начальник штаба - генерал-лейтенант С.П. Иванов, во главе военно-морских сил — адмирал флота Н.Г. Кузнецов, ВВС — Главный маршал авиации А.А. Новиков.

Казалось бы, сохранить в тайне сосредоточение и развертывание полуторамиллионной армии на фронте в 5 тысяч километров было делом невозможным.

Японцы думали о предстоящих боях, но для них конкретная дата начала наступления трех дальневосточных фронтов была неизвестна. Должностные лица высшего ранга подписывались: Васильев, Морозов, Максимов, за этими псевдонимами скрывались Маршалы Советского Союза A.M. Василевский, Р.Я. Малиновский, К.А. Мерецков. Был «раскрыт» генерал армии М.А. Пуркаев, возглавлявший войска на Дальнем Востоке с 1943 года.

Генерал М.В. Захаров, сообщая Карлову эти сведения, добавил:

— Были «закрыты» от чужих глаз при следовании к нам и вы, Федор Васильевич.

8 августа 1945 года японскому послу в Москве правительство СССР сделало заявление о вступлении в войну с Японией.

В ночь на 9 августа передовые отряды советских войск на Забайкальском, 1-м и 2-м Дальневосточных фронтах перешли в наступление. 6-я гвардейская танковая армия за три дня боевых действий «перешагнула» Большой Хинган. Основные коммуникации противника были разорваны.

Федор Васильевич с чувством гордости говорил:

— Это был разящий, неотразимый удар. Советское командование, не желая излишнего кровопролития, жертв среди мирного населения, разрушения сел и городов, решило направить японскому командованию ультиматум о безоговорочной капитуляции и прекращении сопротивления.

17 августа офицер оперативного управления штаба Забайкальского фронта полковник И.Т. Артеменко получил задание вручить ультиматум главнокомандующему японскими войсками в Маньчжурии генералу Отодзо Ямаде.

— Для захвата важных административных, промышленных и военных объектов, — неторопливо говорил Федор Васильевич, — и принуждения их гарнизонов к капитуляции формировались мобильные воздушные десанты в готовности действовать в стратегической глубине противника. Тогда же Военный совет фронта назначил меня военным комендантом центрального города Маньчжурии — Чанчуня и обязал для обеспечения выполнения миссии полковника Артеменко готовить мобильный отряд, провести воздушно-десантную операцию и непосредственно участвовать в захвате штаба Квантунской армии, других наиболее важных объектов.

Несмотря на приказ о прекращении боевых действий, японские войска продолжали оказывать на многих участках фронта активное сопротивление, переходили в контратаки. Высадка малочисленных авиационных десантов была смелым, рискованным шагом. Фанатизм японцев был весьма велик.

Тогда же в войсках фронтов появились небольшие, но сильные, хорошо вооруженные подвижные отряды, которые стремительно продвигались к городам, где были высажены воздушные десанты.

Воздушный десант в Маньчжурии

Отбор десантников и формирование отряда десанта было поручено хорошо известному по боевым делам на Днестре, Пруте, Серете и другим боям майору Петру Никитовичу Авраменко. В августе 1944 года бывший агроном из Сумской области под Яссами во главе мотострелкового батальона, действуя в авангарде, ворвался в город Васлуй, перерезал пути отхода в Трансильванию значительной группе войск противника и со своим батальоном способствовал ее разгрому и пленению.

— Я был уверен, — говорил генерал Карлов, — что Герой Советского Союза Авраменко — именно тот офицер, которому можно доверить такое ответственное дело. И десантники были отважные воины, неоднократно раненные в боях, удостоенные многих боевых наград. За своими комбатами они были готовы идти в огонь и в воду.

Для переброски десанта командующий 12-й воздушной армией маршал авиации С.А. Худяков выделил 20 транспортных самолетов, истребители прикрытия. В момент высадки десанта над аэродромами Чанчуня должны были барражировать бомбардировщики.

К утру 19 августа десантники, распределенные на боевые группы, знали цель десанта и действия каждого при высадке и в предстоящем бою. Важная роль в операции отводилась летчикам.

В то время, когда парламентер полковник Артеменко направился в штаб Квантунской армии, воздушный десант численностью 500 человек получил приказ о выполнении поставленной задачи.

Тяжелые машины поднимаются в воздух.

Ровно через сто дней после победы над Германией генерал Карлов снова оказался в бою. Под крылом самолета — огромная пустынная равнина. Кое-где мелькают поселки, посевы гаоляна, проса, кукурузы. На железнодорожных путях и под откосом разбитые вагоны, паровозы... Видны идущие в глубь Маньчжурии советские танки.

Впереди, на горизонте, выплывает город. Это Чанчунь. На бетонированном поле военного аэродрома ряды японских боевых и транспортных самолетов. По команде старшего лейтенанта Нишерета несколько наших истребителей совершают посадку, держа под прицелом японских солдат, бегущих к самолетам. Несколько японских истребителей успели взлететь, но находившиеся в воздухе летчики эскадрильи Нишерета плотным огнем вынудили японских пилотов вернуться на аэродром. Один из самолетов, не выполнивший приказ советских истребителей, был сбит.

Транспортные самолеты один за другим шли на посадку. Взвод автоматчиков под командованием лейтенанта Владимира Бритикова в считанные минуты занимает аэродромные объекты, пулеметчики младшего лейтенанта Михаила Джиго прикрывают подходы к самолетам противника. Майор Авраменко дает задание командиру группы разведчиков старшине Михаилу Петрице разведать подходы к штабу Квантунской армии. Разведчикам старшин Николая Коробко и Анатолия Поспелова — разоружить охрану узла связи, мостов.

Авраменко лично выставляет посты у штабов Квантунской армии и 48-й пехотной дивизии. Охрану несут десантники взводов Николая Иванова и сержанта Ивана Васельцова.

— Мною, как комендантом города, — вспоминал Ф.В. Карлов, — майору Авраменко было приказано определить пункты приема вооружения и военнопленных японских войск Чанчуньского гарнизона. К исходу дня, 20 августа, вездесущий майор доложил: «Трофеями десантников оказались более 300 исправных самолетов, свыше 100 танков, более 200 автомашин, до 200 орудий различных калибров, около 19 тысяч винтовок и ручных пулеметов, до 300 станковых пулеметов. Было пленено более 15 тысяч солдат и офицеров гарнизона Чанчуня». На флагштоках был сдернут японский флаг и поднят советский флаг. Десантники заняли Чанчуньский железнодорожный узел, телеграф, банки, мосты и другие объекты. На захваченных базах, складах были установлены указатели с надписями на русском, японском, китайском языках: «Собственность СССР». Обезоруженные японские части во главе со своими офицерами направлялись на пункты сбора военнопленных,

Воздушные десанты были также выброшены в Харбине, Гирине, Люйшуне (Порт-Артур), Пхеньяне и других городах Маньчжурии и Кореи. Авиационному десанту принадлежит решающая роль в овладении крупнейшим в Маньчжурии городом Шеньян (Мукден).

Десантники свалились как снег на голову. На аэродроме города был пленен император Маньчжоу-Го Генри Пу И.

Во избежание неприятностей императора поместили за решетку, под надежную охрану. О пленении и организации его охраны доложили маршалу A.M. Василевскому. Главнокомандующий тут же распорядился отменить арест императора и разъяснил, как следует обращаться с персонами подобного рода. На окраине этого города также были освобождены из японского лагеря для военнопленных свыше двух тысяч человек, в основном военнослужащие США, а также англичане и голландцы. Бывшие военнопленные сердечно благодарили своих освободителей.

Главную свою задачу — ускорить капитуляцию Квантунской армии и пленение ее командующего генерала О. Ямады — десантники выполнили. Их действия обеспечили сохранность крупнейших заводов, фабрик, электростанций, мостов, железнодорожных узлов, исключили возможность различных политических авантюр.

В результате Маньчжурской стратегической наступательной операции с 9 августа по 2 сентября 1945 года, всего за 25 дней, войсками Забайкальского, 1-го и 2-го Дальневосточных фронтов, Тихоокеанского флота и Амурской военной флотилии, соединений и частей Монгольской народно-революционной армии была проведена блестящая классическая операция на фронте боевых действий шириной в 2700 километров и на глубину продвижения войск —- 200—800 километров. Освобождена территория общей площадью более 1,3 миллиона квадратных километров, с населением 40 миллионов человек. Разгромлена самая сильная группировка войск Японии — Квантунская армия. Ее потери: более 83 тысяч человек убито, более 640 тысяч пленено. В ходе этой операции противник потерял 686 танков, 801 самолет, 4310 орудий разного калибра и минометов (гранатометов).

Потери советских войск в Маньчжурской операции: безвозвратные — 12 031 человек. Санитарные потери (раненые, контуженые, больные и т. п.) — 24 425 человек. Среднесуточные безвозвратные потери — 1458 человек. (Для сравнения: среднесуточные потери в Московской наступательной операции составили 10 910 и в Берлинской — 15 325 убитых.) Разгром Квантунской армии и потеря военно-экономических баз в Китае и в Корее лишили Японию реальных сил и возможностей продолжать войну. 2 сентября 1945 года японское правительство подписало акт о безоговорочной капитуляции.

Вопреки различным утверждениям, после атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки Япония не намерена была капитулировать. Военный министр Тодзио заявлял:

«Если белые дьяволы осмелятся высадиться на наши острова, то японский дух уйдет в великую цитадель Маньчжурию. В Маньчжурии нетронутая доблестная Квантунская армия, несокрушимый военный плацдарм. В Маньчжурии мы будем сопротивляться хоть сто лет».

В начале 1945 года военное руководство США и Великобритании планировало завершить войну с Японией в конце 1946 года, а по другим планам, разгром Японии и завершение Второй мировой войны планировались на 1948 год.

«Если офицер не сделает, то никто не сделает»

— С принятием японцами условий капитуляции передо мною, как комендантом города Чанчуня, — рассказал мне генерал Карлов, — и отрядом десантников встали весьма сложные и ответственные задачи по поддержанию надлежащего порядка и несения комендантской службы. Десантному отряду было не под силу решить все задачи обеспечения жизни и быта населения громадного города. Необходимо искать выход. Было принято решение, может быть, не совсем обычное. Бывшему главнокомандующему генералу Отодзо Ямаде лично мною было предложено обеспечить поддержание надлежащего порядка в городе Чанчуне и его окрестностях силами японских подразделений во главе с их офицерами. На японское командование также была возложена ответственность за сохранение складов, баз вооружения, боевой техники и другого военного имущества. Помню, как Ямада, сморщенный, худенький старичок с реденькими усиками, лет под семьдесят, подобострастно кланяясь, отдал соответствующий приказ. Кроме того, пришлось потребовать у барона Ямады немедленно разоружить подразделения японских войск, которые продолжали сопротивляться.

В Чанчуне в то время проживало более миллиона человек. В центре города отличная планировка: широкие проспекты, стена зеленых аллей отделяет тротуары от проезжей части улиц. Фешенебельные коттеджи европейского типа. Только характерный изгиб черепичных крыш придавал им восточное своеобразие. Экзотическая зелень и цветы, журчание воды в искусно устроенных водопадах. Нечто сказочное... Тут же японские банки, японские магазины. Эта часть города только для японцев. Китайцам вход воспрещен.

Окраины Чанчуня поражали своей убогостью. Фанзы, слепленные из жердей, картона и бумаги, без окон. Грязные, голые ребятишки и их родители, одетые в соломенные мешки. Сотни ларьков, харчевен, тайных опиекурилен. Тут же мужья торгуют женами, матери — дочерьми... Торговля опиумом всячески поощряется. Вместе с тем японцы, уличенные в курении опиума, подвергались немедленной и суровой каре. Разбой хунхузов в отношении коренного населения приветствовался.

С вступлением в Чанчунь советских войск на улицах города появились толпы народа. Выделялись китайцы в соломенных шляпах с широченными полями, в костюмах из мешковины, оборванные, изможденные, жалкие. На их лицах печать безысходной нужды и голодной жизни, забитости и бесправия, отчаяния и лишения. Это не люди — это рабы японских самураев. Каждый из них шесть месяцев в году был обязан бесплатно работать на японцев!

Жизнь китайцев и другого коренного населения была на грани нищеты и голодной смерти. Весь урожай, особенно риса, сдавался японцам. За кражу горсти риса — плетка. За пару фунтов — тюрьма. Многие китайцы не знали вкус хлеба, сладость сахара. И в то же время с какой любовью они возделывали делянки земли со стебельками риса! В пределах возможного советские воины помогали населению в уборке урожая.

Изредка встречались японские солдаты и офицеры, бредущие на пункты сбора военнопленных. На их лицах — покорность и угодливость, за которыми — злоба и коварство.

21 августа мне довелось разговаривать по «ВЧ» с генералом армии М.В. Захаровым, — продолжал рассказ Ф.В. Карлов. — Доложил ему о том, что разоружение японских частей в гарнизоне закончено. Организована работа железнодорожного узла Чанчуня, открыто движение железнодорожных поездов Ванема—Чанчунь. Принимаются необходимые меры по открытию движения по линии Мукден — Порт-Артур. Местные органы власти только становились на ноги, и все трудности по восстановлению транспорта, водоснабжения, отопления, ремонту и открытию школ, больниц, противопожарных средств и другого, что входит в обеспечение быта и жизни населения огромного города, легли на плечи офицеров комендатуры. Мне, как коменданту Чанчуня, моим помощникам пришлось заниматься делами, столь далекими от той деятельности, которой отдали годы жизни и воинской службы. По нашей инициативе было проведено совещание с руководителями торгово-промышленных кругов и банков Чанчуня. Можно сказать, нам заново пришлось создавать торгово-промышленную палату, другие органы.

Как все успевали, что помогало отделить второстепенное от главного? Подчас сутки без сна, ведь двери комендатуры были открыты и днем и ночью. Кто только не стремился на прием к господину коменданту. Шли делегации от рикш и парикмахеров, врачей и учителей, владельцев игорных домов, священнослужителей: православных, буддистов, мусульман. Шли авантюристы и просто шарлатаны. Шли русские, украинцы, белорусы, оказавшиеся в далекой Маньчжурии в начале века и после Гражданской войны.

- Помогало нам и это... — Федор Васильевич бережно снимает с полки книгу избранных трудов Михаила Ивановича Драгомирова, героя Шипки, военного теоретика, педагога. Читает: «Если офицер не сделает, то никто не сделает».

С каждым месяцем многие дела, решаемые со становившимися на ноги городскими органами власти, давали ощутимые результаты. Открывались продовольственные магазины, лазки. Местная промышленность стала выдавать свою продукцию. С уничтожением банд хунхузов возрос приток продовольствия из деревень, прилегающих к городу. В августе—сентябре и позже из армейских фондов наиболее обездоленным безвозмездно выдавали рис, сахар, масло, чай...

28 августа 1945 года в Чанчунь прибыли руководители китайской компартии Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай. Мне довелось их встречать и организовывать размещение, охрану. Они прибыли во временную столицу Китая на переговоры с руководствам Гоминьдана.

Население Маньчжурии видело усилия советских военных властей и на многолюдных, многотысячных митингах и собраниях принимало приветственные адреса и письма командованию советских войск. Получил письмо от мэра Чанчуня и военный комендант города генерал Ф.В. Карлов.

Содержание этого письма приводим с сокращениями:

«Мы, китайский народ, проживающий на северо-востоке Китая, уже много лет переживаем гнет японских насильников со дня нашествия их в Маньчжурию. Они, причинили нам большие бедствия... Они самым бесстыдным образом требовали от нас все, что у нас было...

В момент, когда все население вопило от голода и мыкалось в ужасе и печали, пришла в наш край доблестная Красная Армия и вызволила нас из столь тяжелого и безвыходного положения, разбив японских империалистов...

Мы получили мир и спокойствие…

Да здравствует дружба двух народов — русских и китайцев, совместное сотрудничество в деле поддержания мира во вам мире».

— 24 августа в Чанчунь прибыли командующий фронтом Маршал Советского Союза Малиновский, — вспоминает генерал, — члены Военного совета фронта. Родион Яковлевич внимательно выслушал мой доклад.

В тот же день Р.Я. Малиновский вручил генералу Карлову второй орден Кутузова 2-й степени.

***

В послевоенные годы многие историки западных стран, видные политические деятели, в том числе и президент США Трумэн, стали утверждать, что Квантунская армия была мощной лишь на бумаге, а атомная бомбардировка детей, женщин, стариков — «решающий фактор». Лили воду на мельницу этих «исследователей» историки-демократы, высказывая даже предложения о принесении извинений Россией Японии.

Подвиг воздушных десантов предан забвению. Еще в советское время во многих монографиях и исторических трудах подвиг сверхгероев не нашел должного освещения даже в таких изданиях, как «История Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг.» в шести томах и Советская военная энциклопедия в восьми томах.

В мемуарах Маршалов Советского Союза A.M. Василевского, К.А. Мерецкова, генералов армии А.П. Белобородова, Г.Ц. Хетагурова и других действия воздушных десантов не раскрыты. Сам Ф.В. Карлов в своих кратких воспоминаниях «На огневых рубежах» (Киев, 1982) об участии в воздушном десантировании в Чанчуне, гарнизон которого состоял из пехотной дивизии, охранной бригады, отряда коммандос и других частей, написал всего четыре строчки... Наверное, его книгу обработала военно-политическая цензура.

Федор Васильевич Карлов ушел из жизни в 1986 году. В отставке он находился еще с 1953 года. Занимался ветеранской деятельностью, помогал людям. Карьеру он сделать не стремился и в войну не хотел покидать свою дивизию, оставаясь солдатом переднего края.

Петр Дунаев

Источник: http://www.stoletie...._2010-09-03.htm

[Африканец]

Туснолобова (Марченко), Зинаида Михайловна

Зина Туснолобова (Зинаида Михайловна Туснолобова-Марченко) (1920—1980) служила санитаркой в Красной Армии с апреля 1942 года. В феврале 1943 года в бою за станцию Горшечное Курской области была тяжело ранена, обморожена. Врачи спасли ей жизнь, но она лишилась рук и ног.
Находясь в отставке, выступала перед рабочими уральских заводов, по радио. В мае 1944 года линия фронта приблизилась к её малой родине — белорусскому городу Полоцку. 13 мая 1944 года Зина написала воинам 1-го Прибалтийского фронта письмо, которое было напечатано во фронтовой газете «Вперед на врага»:
«Отомстите за меня! Отомстите за мой Родной Полоцк!
Пусть это письмо дойдет до сердца каждого из вас. Это пишет человек, которого фашисты лишили всего — счастья, здоровья, молодости.
Мне 23 года. Уже 15 месяцев я лежу, прикованная к госпитальной койке.
У меня теперь нет ни рук, ни ног. Это сделали фашисты.
Я была лаборанткой-химиком. Когда грянула война, вместе с другими комсомольцами добровольно ушла на фронт. Здесь я участвовала в боях, выносила раненных. За вынос 40 воинов вместе с их оружием правительство наградило меня орденом Красной Звезды. Всего я вынесла с поля боя 123 раненых бойца и командира.
В последнем бою, когда я бросилась на помощь раненому командиру взвода, ранило и меня, перебило обе ноги. Фашисты шли в контратаку. Меня некому было подобрать. Я притворилась мертвой. Ко мне подошел фашист. Он ударил меня ногой в живот, затем стал бить прикладом по голове, по лицу... И вот я инвалид. Недавно я научилась писать. Это письмо я пишу обрубком правой руки, которая отрезана выше локтя. Мне сделали протезы, и, может быть, я научусь ходить. Если бы я хотя бы еще один раз могла взять в руки автомат, чтобы расквитаться с фашистами за кровь. За муки, за мою исковерканную жизнь!
Русские люди! Солдаты! Я была вашим товарищем, шла с вами в одном ряду. Теперь я не могу больше сражаться. И я прошу вас: отомстите! Вспомните и не щадите проклятых фашистов. Истребляйте их как бешеных псов. Отомстите им за меня, за сотни тысяч русских невольниц, угнанных в немецкое рабство. И пусть каждая девичья горючая слеза, как капля расплавленного свинца, испепелит еще одного немца.
Друзья мои! Когда я лежала в госпитале в Свердловске, комсомольцы одного уральского завода, принявшие шефство надо мной, построили в неурочное время пять танков и назвали их моим именем. Сознание того, что эти танки сейчас бьют фашистов, дает огромное облегчение моим мукам...
Мне очень тяжело. В двадцать три года оказаться в таком положении, в каком оказалась я... Эх! Не сделано и десятой доли того, о чем мечтала, к чему стремилась... Но я не падаю духом. Я верю в себя, верю в свои силы, верю в вас, мои дорогие! Я верю, в то, что Родина не оставит меня. Я живу надеждой, что горе мое не останется неотомщенным, что немцы дорого заплатят за мои муки, за страдания моих близких.
И я прошу вас, родные: когда пойдете на штурм, вспомните обо мне!
Вспомните — и пусть каждый из вас убьет хотя бы по одному фашисту!
Зина Туснолобова,
гвардии старшина медицинской службы. Москва, 71, 2-й Донской проезд,
д. 4-а, Институт протезирования, палата 52».
Её письмо зачитывали повсеместно. На стволах орудий, минометов, на броне танков, на фюзеляжах самолетов появились надписи: «За Зину Туснолобову!»

[vatasy]

Чхеидзе Алексей Александрович

"Триста фронтовых дней, а потом - вся жизнь"

"…Есть люди, для которых война не кончилась.
Ты остался под ее обжигающим ветром,
ты все еще доблестно сражаешься..."

Герой Советского Союза Михаил Владимирович Ашик

Алексей Александрович Чхеидзе, 1927 года рождения, уроженец г. Тбилисси.

В 1941 году закончил седьмой класс. Футболист, член юношеской команды города, увлекался мотоциклетным спортом, посещал драмкружок, рисовал, играл на гитаре. С первого дня войны просился добровольцем на фронт. И только в сентябре 1943 года, приписав себе год, добился направления по комсомольской путевке на учебу в объединенную школу младших командиров Черноморского флота. По окончании школы был распределен в недавно сформированную Дунайскую флотилию. Служил рулевым минометного катера № 21, разведчиком 369-й отдельного батальона морской пехоты Берегового отряда сопровождения, разведчиком разведотряда штаба Дунайской флотилии (флагманские разведчики легендарного отряда Бороды – старшего лейтенанта В. Калганова). Боевой товарищ Кати Михайловой, главного старшины 369-го обмп (см. пост выше).
Прошел более двух тысяч километров по Дунаю впереди своей флотилии, принимал участие в высадке десантов, во взятии Белграда, Будапешта, Братиславы, Вены, добывал карты минных полей Дуная в Будапештском пароходстве, по пояс в ледяной воде промерил почти весь Дунай, обеспечивая проход боевых кораблей флотилии через вражеские заграждения из обрушенных мостов и затопленных судов, штурмовал Королевский дворец в Будапеште и Имперский мост в Вене, проводил по Дунаю через минные поля корабли.
Автор книги о дунайцах "Записки дунайского разведчика".

Из аннотации и послесловия издательства к книге А. Чхеидзе "Записки дунайского разведчика" (литературная запись капитана 1-го ранга Ю. Чернова):
"…После Победы случайным взрывом мины он был тяжело ранен и контужен - потерял обе руки, зрение, а потом и слух. Но моряк не сдался. Находясь в интернате для тяжелобольных, он организовал из школьников соседней школы отряд "Поиск", собрал материалы о своих однополчанах и написал книгу о них…
…"Триста фронтовых дней, а потом - вся жизнь" - так можно было бы назвать эту книгу. Десять месяцев - это время пребывания молодого моряка на фронте, а потом госпитали, лечение, интернат для инвалидов Великой Отечественной войны.
…На войне бывает всякое. Мины, бомбы, снаряды и другие взрывоопасные предметы подстерегали воинов на каждом шагу. А для тех, кто прокладывал безопасные фарватеры или проводил по ним корабли в минированных водах Дуная, опасность подрыва увеличивалась еще больше. Именно этим и занимались бойцы и командиры Дунайской флотилии в первые летние дни 1945 года. Грохот взрывов, больших и поменьше, все еще раздавался над освобожденной от фашистов землей. Произошел такой взрыв и в группе Алексея Чхеидзе.
Подробности этого дня в памяти Алексея Александровича не сохранились. Просто вдруг навалилась темнота, и все исчезло. Очнулся он через несколько дней в госпитале. У него не было кистей рук. Он плохо слышал и ничего не видел.
Попробуйте хоть на минуту представить себя на месте этого юноши. Без рук, в кромешной тьме. Единственная связь с внешним миром - слух, но и она вот-вот прервется.
Человеку надо одеться, умыться, поесть. А если ты сам не в состоянии проделать все эти и другие элементарные вещи, если тебе, как младенцу, во всем требуется нянька, долго ты выдержишь такое испытание?
Он выдержал. С трудом, но все-таки преодолел эти преграды. Полусапожки с короткими голенищами. Сунул в них ноги - и нет хлопот со шнурками. Брюки, в поясе которых, как в трусиках, резинки. Не надо возиться с пуговицами. Наконец, обрубком руки можно приловчиться держать ложку.
Но ведь это только первая половина дела и притом не самая главная. Как жить дальше? Как примириться со своим положением и найти свое новое место в жизни?
Раньше Алексею Чхеидзе вечно не хватало времени. А теперь 24 часа растянулись в длиннейшие 1440 минут. Чем занять их? Как найти дело по душе, которое бы захватило целиком, как в довоенной юности заняли все свободное от школы время футбол и мотоцикл, драмкружок и изостудия?
Сколько бессонных ночей провел восемнадцатилетний моряк, чтобы найти то единственное, что отныне станет его целью жизни! Трудные были эти дни и часы, и все-таки Алексей Чхеидзе нашел такое дело.
Еще во время войны Алексей Александрович со своим другом Виталием Запсельским мечтал написать книгу о боевых действиях дунайских разведчиков. Виталий погиб. Значит, он, Алексей, должен во что бы то ни стало осуществить этот замысел и за себя и за погибшего друга. Но как это сделать, не имея кистей рук и потеряв зрение? Вдобавок он узнал, что все его старые записи погибли при взрыве.
Алексей Чхеидзе не отступил. Начался длительный поиск боевых товарищей-дунайцев, поиск побратимов из Болгарии, Венгрии, Югославии, тех, с кем военная судьба свела молодого разведчика на фронтовых дорогах. Все это делалось ради того, чтобы написать книгу воспоминаний о них, и, пожалуй, этот поиск был не менее труден, чем боевые действия на фронте.
Шли годы, сдавало здоровье, а он не останавливался перед трудностями, не бросал начатой работы. Это был многолетний упорный труд, труд, который под силу только очень целеустремленному и сильному духом человеку.
Розыски шли медленно. Многие товарищи переменили довоенные адреса. Кого-то уже не было в живых. Конечно, одному Алексею Александровичу не удалось бы проделать столь объемную работу, если б у него не нашлось многих добровольных помощников. Школьники Данков охотно откликнулись на его призыв. Ежедневно по нескольку человек приходили к нему в интернат. Под диктовку Алексея Александровича они писали многочисленные запросы, в адресные столы, военкоматы, архивы и даже в загсы.
Да, пухлая рукопись, с которой я познакомился в издательстве, напечатанная на разной бумаге и разных машинках, подкупала детским простодушием, несколько наивными рассказами о виденном и пережитом на войне. Казалось, писал ее не убеленный сединами человек, а восемнадцатилетний комсомолец.
Теперь мне стало ясно, почему по рукописи автор производил впечатление очень молодого человека. Такими были его юные помощники...
…Работа шла, а судьба словно бы испытывала на прочность раненого моряка. Сперва пропала надежда на восстановление зрения. А потом отказал слух. И шумный мир, звучавший по радио концертами, спортивными репортажами, последними известиями, вдруг онемел.
На долю Алексея Александровича выпали такие испытания, которых с лихвой хватило бы на несколько человек. Вот об этом он и рассказывает в своей книге. И многие ее страницы нельзя читать без волнения. Запомнит читатель и то, как впервые, очнувшись, он изучал свои израненные руки и ноги, и то, как встретился в госпитале с фронтовым другом Ваней Бойчаком, и тот не узнал его. Запомнится и день внезапной глухоты. Как всегда, для работы к нему пришли школьники, а он их не слышал. И тогда кто-то из наиболее догадливых ребят, водя пальцем по лбу разведчика, стал писать буквы. Моряк прочел: "Не волнуйтесь, вас отвезут в Москву и там вылечат".
К сожалению, и слух восстановить не удалось. (Кстати сказать, сейчас только так и можно передавать что-либо Алексею Александровичу. Слуховой аппарат больше не помогает ему.)…

…У читателя, конечно, может возникнуть вопрос: а как же все-таки шла работа над этой рукописью?
Сам Алексей Александрович об этом рассказывает так: "После многих лет поиска и сбора материалов сформировалась общая идея будущей книги. В то время моих первых маленьких помощниц сменила восьмиклассница Лена Янушкина.
С ней мы разработали подробный план рукописи, с ней под мою диктовку начали запись первой главы. Все шло хорошо, но неожиданно в нашем интернате объявили карантин. Теперь никто посторонний не мог пройти в мою палату. Я был очень огорчен. Но Лена нашла выход. Однажды в открытую форточку она бросила ветку. Ветка задела меня, и я понял, что кто-то стоит у окна. Я вставил слуховой аппарат и открыл окно.
"Добрый вечер, Алексей Александрович, - услышал я голос Лены. - Я пришла к вам работать".
И она удобно устроилась на подоконнике.
Это меня очень тронуло. Ежедневно два часа мы проводили над рукописью. Но уже наступила осень. Дни становились все холоднее. А потом выпал снег. Лена приходила каждый день. Карантин затянулся. Лена на своем подоконнике простудилась и заболела. А когда поправилась, снова пришла в интернат. Так продолжалось несколько месяцев. Тогда Лена училась в десятом классе. Потом она закончила школу, но осталась работать в ней же лаборанткой. Так два года она записывала мои воспоминания. Потом Лена поступила в институт, и работу продолжила Наташа Калинина. В интернат ей приходилось ходить издалека. Эстафету она передала Гале Рязанцевой. Ей пришлось еще труднее. В это время у меня резко ухудшился слух. Чтобы я мог разобрать вопрос, Галя два раза повторяла каждое слово. Она и завершила работу над рукописью. А всего, чтобы написать ее, понадобилось пять лет…"

…А вот выдержка из письма Героя Советского Союза Михаила Владимировича Ашика, о котором в своей книге упоминает А. Чхеидзе: "Не перестаю удивляться твоему упорству, терпению и трудолюбию твоих помощников. Твоя книга не только о подвигах на войне, эта книга каждой строчкой будет свидетельствовать о подвиге твоем в мирное время. То, что ты сделал, создав эту книгу, будет приравнено к самым высоким свершениям человеческого духа..."
И еще: "Было бы правильно, если б ты отважился написать о своей послевоенной жизни, о тех хороших людях, которые рядом с тобой. Поверь, эта сторона жизни фронтовиков, оказавшихся в подобном тебе положении, почти неизвестна людям. Тут такая литературная целина, такая масса никем не описанных фактов, такие судьбы и такие характеры, описать которые может только сам переживший все это. Верно пишут: есть люди, для которых война не кончилась. Ты остался под ее обжигающим ветром, ты все еще доблестно сражаешься... Уважающий тебя и восхищающийся тобою Михаил Ашик".

"Не нахожу слов, чтобы отблагодарить тебя за все, что ты сделал. Сердечное спасибо за книгу, статьи в газетах и журналах. Я часто задумываюсь, где ты проявил больше героизма - там, на фронте, или теперь, в мирные дни, продолжая работу в таком состоянии. И прихожу к выводу, что эти подвиги равноценны.
Участница боев на Дунае Екатерина Илларионовна Демина (Михайлова)".

В 1968 году был снят художественный фильм "Разведчики", повествующий о событиях зимы 1945 в Будапеште, когда разведчикам отряда Бороды (ст.л. В. Калганова) было поручено выкрасть карты Дуная с нанесенными немецкими минными полями из здании венгерского пароходства. Консультант фильма – В. Калганов. В главных ролях снимались Л. Быков и А. Смирнов




Книга "Записки дунайского разведчика": http://militera.lib....idze/index.html
Фотография с сайта: http://bogdanclub.ru
Портрет А. Чхеидзе, художник Г. Добров

Деген Ион Лазаревич

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.

"Я родился в 1925 году в Могилеве-Подольском Винницкой области, городке, расположенном на старой государственной границе. В то время моему отцу было уже 62 года — это был его второй брак. Маме же было всего 26 лет. Отец работал фельдшером, был блестящим специалистом, и у него перенимали опыт многие дипломированные врачи. Умер он, когда мне было всего три года, — в 1928 году.
Мать работала медсестрой в больнице. Хорошо помню голод в 1933 году...
В 12 лет пошел работать помощником кузнеца. Кузнец, дядька Федор, человек с двухклассным образованием, но знающий несколько языков, относился ко мне как родной отец. Детство мое было голодным, на одну материнскую зарплату медсестры было очень тяжело прокормиться.
Увлекался зоологией, ботаникой, литературой. На станции юннатов получил три участка, делянки по 10 квадратных метров, выращивал на них каучуконосы.
Рос юным фанатиком, беззаветно преданным коммунистическому строю.
В нашем городе также дислоцировалась 130-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Вижгилина. Мы, подростки, постоянно пропадали на территории местного 21-го погранотряда. К 16 годам я уже мог стрелять из всех видов стрелкового оружия, включая пулемет ДП, хорошо ездил верхом, разбирался в гранатах.
Одним словом, я начал войну хорошо подготовленным красноармейцем. 15 июня закончил девятый класс и сразу приступил к работе вожатого в пионерском лагере, который располагался рядом с железнодорожным мостом через Днестр. В ночь на двадцать второе июня, будучи дежурным вожатым, я видел, как по мосту в Германию прошел тяжело груженный состав. Ранним утром люди стали говорить по секрету: «Началась война!» Уже днем наш город впервые бомбили. Милиционеры стреляли из наганов по немецким бомбардировщикам — «замечательная картинка»...
Я прибежал в горком комсомола, оттуда — в военкомат, но со мной нигде не хотели разговаривать. Я сотрясал воздух возгласами о долге комсомольца, о защите Родины, о героях Гражданской войны. Я выстреливал лозунги, которыми был начинен, как вареник картошкой. Ответ был коротким: «Детей в армию не призываем!» Но уже на десятый день войны при горкоме комсомола был организован добровольческий истребительный батальон, состоящий из учеников девятых и десятых классов школ города.
Наш взвод состоял из девятиклассников, почти все 1924 года рождения, и только трое — 1925 г. р. Тридцать один человек во взводе, из них — двадцать семь евреев. Через два дня нам выдали обычное армейское обмундирование и всех добровольцев-истребителей влили в кадровые стрелковые роты 130-й СД. Присягу мы не принимали. Мы получили карабины, по 100 патронов и по четыре гранаты РГД...
..Лето 41-го — это страшное время. Непрерывные бои...
Уже на второй неделе боев нас перестали снабжать боеприпасами и продовольствием... Комсостав разбежался, я даже не видел ротного командира или политрука. Меня выбрали командиром взвода. Кадровики не возражали. Рядом погибали мои одноклассники, семнадцатилетние юноши. Для меня это было потрясением. Я с трудом сдерживал слезы, когда мы хоронили убитых товарищей. В начале августа наш взвод поджег гранатами и бутылками с КС два немецких танка... Между Уманью и Христиновкой наша дивизия попала в окружение. Началось самое страшное. Ощущение беспомощности… Остатки нашей роты упорно пробивались к своим. Все уже воевали трофейным немецким оружием, но я с напарником продолжал тащить пулемет «максим». В один светлый вечер из всего взвода осталось двое — Саша Сойферман и я. Экономно отстреливались от наступающих немцев. Вдруг я почувствовал сильный удар по ноге. Посмотрел и увидел, что течет кровь. Пуля прошла навылет через мягкие ткани бедра… Девятнадцать дней, с упорством фанатиков, мы выходили вместе с Сашей из окружения. Шли ночами, в села не заходили. Знали, что в плен не сдадимся ни при каких обстоятельствах. Питались зелеными яблоками и зернами пшеницы, что-то брали на заброшенных огородах. На третий день рана стала гноиться. Саша срезал мох, посыпал его пеплом и прикладывал к ране. Только трижды за эти недели мне удалось постирать бинты. Нога распухла и уже не гнулась. Мы начали терять ориентацию во времени. Я сделал себе палку, но основной моей опорой при ходьбе было плечо Саши. Где-то в районе Кременчуга дошли до Днепра... Левый спасительный берег выглядел черной полоской на фоне быстро темнеющего неба. Мы плыли молча, медленно, в основном на спине, стараясь экономно расходовать силы. В воде утихла боль в раненой ноге. Сильное течение сносило нас. На середине реки судорога стянула мою ногу… Оглянулся. Саши рядом не было… С трудом выбрался на берег и, обессиленный, растянулся на мокром песке… Сквозь заросли камыша увидел окраину села. Добрался до ближайшего дома. В этом доме, как выяснилось, жили Федор и Прасковья Григоруки, люди, которым я обязан своей жизнью. Они раздели меня, промыли мои раны… Я проспал почти двое суток. А еще через пару дней Григорук переодел меня в гражданскую одежду, посадил на подводу и повез в соседнее село, к родне. Там меня снова спрятали в крестьянском доме, а утром пересадили на другую подводу. Такая «эстафета» продолжалась еще четыре раза. Добрые украинские люди спасали меня. Я даже не заметил, как очередной возница перевез меня через линию фронта. Вскоре я оказался в полтавском госпитале.
…Из нашего взвода добровольцев выжило на войне только четыре человека. Все инвалиды...
— Сколько времени вы находились в госпитале?
— Почти пять месяцев. Еще в Полтаве меня осмотрел военврач третьего ранга, грузин, и сразу же заявил: «Ногу надо немедленно ампутировать!»
Я категорически отказался. Перспектива в 16 лет остаться безногим инвалидом была для меня неприемлемой. Я опасался, что меня усыпят, сонного приволокут в операционную и отрежут ногу. Боялся, что мне подбросят снотворное в еду, и поэтому менялся едой с соседом! Но все обошлось. Вскоре меня отправили в тыл, в Саратов, оттуда на теплоходе в Куйбышев. Дальше меня отправили в уральский госпиталь, на юг Челябинской области.
21 января 1942 года меня выписали из госпиталя, со словами: «Жди призыва». Стояли пятидесятиградусные морозы. Чтобы не околеть зимой в старенькой шинели б/у и в таких же кирзовых сапогах, я подался на юг, в теплые края. В Актюбинске, на вокзальном продпункте, меня окликнул по имени капитан-пограничник. Это был Александр Гагуа, служивший до войны в погранотряде в Могилеве-Подольском и хорошо помнивший меня с той поры. Услышав мою «одиссею», он не колеблясь велел мне поехать в Грузию, в его родное село Шрома Махарадзевского района... Меня очень тепло встретили в селе. В те дни я на всю жизнь влюбился в Грузию и в грузинский народ. Стал работать трактористом на тракторе СТЗ-НАТИ, вспахивал поля. 15 июня 1942-го, узнав, что на станции Натанеби стоит бронепоезд, я снова прошел 13 километров. Добро, нога к этому времени была почти здоровой. Грузины подарили мне на память красивый старинный кинжал. На станции стояли бронепоезда «Сибиряк» и «Железнодорожник Кузбасса». Я выяснил, где находится штабной вагон, и вскоре уже разговаривал с командиром 42-го отдельного дивизиона бронепоездов майором Аркушей, человеком невысокого роста, одетым в форму танкиста. Доложил ему о себе и попросил о зачислении в часть. Аркуша поинтересовался: «А карту знаешь?» Услышав мой утвердительный ответ, он велел нанести на «километровку» не очень сложную обстановку, которую тут же продиктовал. Посмотрел на карту и сказал: «Хорошо, малец! Беру тебя к себе адъютантом». Я ответил, что, если бы хотел быть адъютантом, то спокойно бы дожидался призыва. Майор улыбнулся: «Так чего же ты хочешь?» — «Воевать хочу!» Аркуша возмутился: «А я что, выходит, по-твоему, не воюю?» На мой ответ: «Майоров в бою ни разу не видел», командир дивизиона Аркуша улыбнулся и сказал: «Пойдешь в разведку!» …
…Пятнадцатого октября при возвращении ночью из разведки в немецком тылу я был ранен. Целью этой [123] разведки было — засечь расположение немецких резервов и приготовить координаты для стрельбы нашего дивизиона.
Пошли вчетвером — Лагутин, Гутеев, радистка Люба, не помню ее фамилии, и я. В тыл мы прошли относительно легко. А на следующую ночь назад к своему переднему краю было невозможно пробиться. Вся долина, примыкающая к Тереку, была забита немецкой техникой. Чтобы проскользнуть у самой кромки воды, надо было «снять» двух часовых. Подползли к ним вместе с Лагутиным и одновременно кинулись на немцев. Мне впервые пришлось убивать ножом, и по неопытности я всадил свой кинжал сверху вниз над ключицей часового. Фонтан липкой крови брызнул мне в лицо. Меня стошнило. Лагутин бросил своего уже бездыханного немца и закрыл мне рот своей огромной лапой. Но было поздно, немцы услышали, что кто-то блюет, и окликнули нас... Мы уже шли по реке, когда по нам открыли огонь и стали освещать передовую ракетами. Пуля попала в ногу, а уже на подходе к нашей траншее мне достались осколки по всему телу. Раненый Лагутин вынес меня и убитую радистку. А тело Гутеева вынести не удалось... Степан спас мне жизнь в ту ночь...
…Выписали из госпиталя вечером 31 декабря 1942 года. Новый год я встретил в одиночку, трясясь в вагоне поезда, идущего в Тбилиси. Меня направили в 21-й учебный танковый полк, расположенный в захолустном грузинском городке Шулавери. Этот полк на скорую руку «испекал» танковые экипажи для маршевых рот. Состав полка был смешанный — фронтовики после госпиталей и призывники. Танки всех типов. Патриотизм и желание побыстрее вступить в бой с врагом стимулировали в этом УТП весьма садистским способом — нас почти не кормили! Давали только какое-то варево из заплесневевшей кукурузы. От голода люди в полку разве что не пухли. Через несколько дней меня вызвали в штаб полка и объявили, что направляют в военное училище. Я отказался. Но мне сразу «вправили мозги», резко объяснили, что приказы в армии не обсуждаются, а выполняются!...
…Прибыли в 1-е Харьковское танковое училище, дислоцированное в Чирчике. Из фронтовиков была создана одиннадцатая курсантская рота. Рассчитывали, что попали в училище только на полгода, но наша учеба растянулась на долгие тринадцать месяцев...
…В начале весны 1944 года мы сдали выпускные экзамены в училище. Какие экзамены? Тактика, топография, техника, вооружение, вождение танка. Экзамены по огневой подготовке были теоретическими. Получили погоны младших лейтенантов. Мне вручили удостоверение — «окончил с отличием», и вскоре я оказался уже в Нижнем Тагиле, где мне предстояло получить свой танк и сформировать экипаж.
Попали мы во 2-ю отдельную гвардейскую танковую бригаду, которой командовал подполковник Ефим Евсеевич Духовный. Эта бригада на фронте была знаменитой. [129] Она была фронтового подчинения и не входила в состав какого-то определенного танкового корпуса. В составе бригады было 65 танков в трех танковых батальонах, мотострелковый батальон, батарея ПТА, рота связи, разведчики, санвзвод и множество других различных мелких подразделений. В батальоне две роты по десять танков и 21-й танк комбата. Сто пять человек в экипажах и еще примерно 30–35 человек во вспомогательных тыловых и ремонтных подразделениях батальона.
Бригада использовалась исключительно «для прорыва» и несла огромные потери в каждой наступательной операции. По сути дела, это была бригада смертников, и пережить в ней два наступления для рядового танкиста было чем-то нереальным. После того как я выжил в летнем наступлении в Белоруссии и Литве, меня все в батальоне называли за живучесть — Счастливчик. Но новичкам в бригаде никогда не говорили, в какую «веселую» часть они попали. Зачем людей лишний раз расстраивать...
— Ветераны из 184-й СД вспоминают один бой в конце июля 1944 года, уже на подходе к литовско-прусской границе. В этом бою немцы потеряли тридцать танков. И решил исход боя один танковый взвод 2-й гвардейской танковой бригады. И командовали этим взводом вы. Расскажите об этом уникальном бое.
— За Неманом, в районе Германишки — Жверждайцы, батальон выдержал тяжелейший ночной бой, который сложился для нас крайне неудачно. Это было просто побоище. Мы попали в танковую засаду. Немцев не видели и стреляли по танкам противника наугад по вспышкам орудий. Немецкая пехота подошла вплотную к танкам нашего батальона, и пехотинцы осветительными ракетами указали цели своим «пантерам». В освещенные ракетами Т-34 немецкие «пантеры» гвоздили болванками одну за другой. Мне крупно повезло в этом бою. Я догадался в темноте обойти немцев с фланга и сжег две «пантеры» в борт. На фоне наших горящих танков силуэты «пантер» оказались отличными мишенями. Но от нашего батальона после этого страшного боя осталось на ходу три машины. Три танка Т-34, лейтенантов Сердечнева, Феоктистова и мой, укрылись в разбитом фольварке. Танкисты с трудом приходили в себя... Утром на мотоцикле к нам прикатил адъютант старший батальона и сообщил радостную весть — бригада выведена из боя и нам предстоит переформировка. Нам даже не верилось, что на какое-то время для нас прекратится война, и мы получим передышку, и еще немного поживем на белом свете. Стали завтракать и выпивать вместе с остатками танкового десанта, бойцами штрафного батальона, которые давно заменили погибших наших «штатных» мотострелков. Вдруг мой башнер сказал: «Лейтенант! Ты что, не слышишь? Танки!» Мы посмотрели на лес, откуда доносилось тягучее нытье немецких моторов. На опушке показались танки. Тридцать «пантер» неровной линией выползли на поле и, стреляя с коротких остановок, пошли на батарею 76-мм орудий, которая окопалась справа и сзади от фольварка. Густая стена пыли вставала за танками, застилая опушку леса. Это поле не было участком обороны танкового взвода и нашей заботой, да и вообще, мы смотрели на происходящее как наблюдатели, ведь бригаду уже вывели из боя!.. Артиллеристы открыли огонь, но что могли сделать их снаряды с такого расстояния лобовой броне «пантеры». Артиллеристы дрогнули. Расчеты убегали от орудий... И так бывало, даже на четвертом году войны. Вместо того чтобы, как их учили, стрелять по гусеницам, забрасывать танки гранатами, сражаться и умирать с честью, отбиваться, пока на батарее есть еще хоть одна живая душа, артиллеристы бросились в тыл. На тачанке на поле выскочил командир дивизии генерал-майор Городовиков. Чудак-калмык. В ту пору уже никто из генералов не ездил на тачанках. Кроме того, храбрец Городовиков, как рассказывали, лично водил полки в атаки, что никто из начальников его ранга не делал даже в 1941 году. Вокруг тачанки рвались снаряды. Комдив носился по полю за драпающими артиллеристами, хлестал их нагайкой, пытаясь вернуть на огневые позиции. Но это не помогло. Тачанка комдива на бешеной скорости неслась к нашему фольварку. Городовиков подскочил к нам. Его глаза были полны слез отчаяния. Он крикнул: «Братцы! Танкисты! Выручайте! Остановите танки! Всех к Герою представлю!» И хоть и хотелось мне ответить генералу, что бригада наша уже не воюет, и вообще это не наш участок обороны, что нам не нужны никакие Звезды, нам жить охота, что ни хрена три танка Т-34 этой своре немецких танков не сделают, и он пусть сам со своими трусами-артиллеристами разбирается, и еще много чего хотелось сказать... но я крикнул: «По машинам! Огонь с места!» — и добавил несколько крепких слов. Немцы шли по полю, подставив нам борта своих «пантер» как мишени на танковом полигоне. Мы вели огонь из-за высокого каменного забора фольварка. Над забором торчали только башни. И началось... Когда артиллеристы увидели, как горят немецкие танки, а уцелевшие развернулись и стали отступать к лесу, они вернулись к орудиям. Кормовая броня «пантер» уже была им по зубам. Итог боя — мы сожгли 18 немецких танков, каждый экипаж по шесть «пантер», артиллеристы вывели из строя — 6 танков. В том же бою произошло еще одно неординарное событие. Экипажи шести «пантер», увидев, как один за другим загораются танки их товарищей, бросили свои машины целыми и побежали в лес. Пехота моментально «оседлала» брошенные танки, которые еще несколько минут назад внушали пехотинцам только животный ужас, обложила соломой и стала поджигать танки. С немецкой стороны по нам даже не стреляли! Видимо, и там все обалдели от увиденного. На своем танке я успел доехать до пехоты и «отбить» у них одну «пантеру». На этом «трофее» мы катались целый день, рискуя схлопотать от своих бронебойный снаряд. Сразу после боя снова на тачанке прикатил Городовиков, он обнимал и целовал нас.
— Что происходило с вами в январских боях в Пруссии? Расскажите о вашем последнем бое.
— Наступление началось 13 января 1945 года. За всю войну не видел такой артиллерийской подготовки. Два километра фронта на участке нашего прорыва в течение двух часов безостановочно обрабатывали пятьсот орудий, не считая минометов и «катюш». Мы просто оглохли. Проходы в минных полях нам обеспечивал 21 танк-тральщик. А потом в атаку пошли 65 танков нашей бригады и два тяжелотанковых полка — 42 танка ИС-2 и еще 42 установки САУ-152. Задачу для такой армады поставили скромную — к вечеру захватить Вилькупен, прорваться вперед на 14 километров. Но в первый день мы смогли пройти всего два километра, но вскоре отступили на километр. Немцы ставили орудия в подвалах каменных домов. Между домами были натыканы доты с бетонными стенами двухметровой толщины. По нам вели дикий огонь. Доставалось еще от «фольксштурмистов», вооруженных «фаустпатронами». Дошли мы до этого Вилькупена только на пятый день, и только благодаря саперам-подрывникам. Танки блокировали «гнезда» дотов, саперы закладывали по полтонны взрывчатки и подрывали немцев. Но на девятый день наступления от всей нашей танковой махины осталось всего шесть танков Т-34, два ИС-2 и четыре самоходки. Из моей роты уцелел только экипаж старшего лейтенанта Федорова. И эти двенадцать несовместимых ни в каком сочетании машин согнали в одну сводную роту, и именно меня, не знаю за какие грехи, назначили командовать этой «сборной БТ и MB». И эту роту я был обязан повести в лобовую танковую атаку, без какой-либо поддержки. С экипажами Т-34 я еще справлялся, это были люди хоть из разных батальонов, но из нашей бригады, меня хорошо знали. Но командиры САУ ходили за мной по пятам и цитировали боевой устав, согласно которому они должны находиться не менее чем в 400 метрах позади атакующей линии танков. Утром 21 января 1945-го в 8.00 я получил по рации приказ на атаку и продублировал его экипажам. Все двенадцать машин завели моторы, и танкодесантники взобрались на корму машин. Открытым текстом скомандовал: «Вперед!» Никто не сдвинулся с места! Повторил команду, добавив с десяток крепких слов. Но машины с ревущими дизелями словно примерзли к земле. Немцы открыли минометный огонь. Десантники спрыгнули с машин и попрятались за стеной конюшни. Я только представил на мгновение, что сейчас думают обо мне комбат с комбригом, которые, безусловно, слышат все, что творится в эфире, и видят исходные позиции сводной роты. Схватил ломик, выскочил из башни и побежал к ближайшим танкам. Люки у всех закупорены наглухо. Я колотил ломиком по люкам механиков-водителей, сопровождая каждый удар отборным матом. Между минными разрывами перебегал от машины к машине и колотил бесполезным ломиком по броне. Никакой реакции. Я вернулся в свой танк, присоединил колодку шнура танкошлема, включил рацию и скомандовал: «Делай, как я!» Мой танк выскочил вперед. Успел заметить, что экипаж Федорова тоже рванул в атаку, а вот пошли ли остальные танки, я не успел увидеть... В трехстах метрах мы нарвались на «старый» немецкий 75-мм «артштурм». Я интуитивно почувствовал опасность впереди справа и успел скомандовать: «Пушку вправо! По самоходке! Бронебойным! Огонь!» Еще заметил откат моей пушки, и тут страшный удар сокрушил мое лицо. Только подумал, неужели взорвался собственный снаряд. Могло ли мне тогда прийти в голову, что случилось невероятное и два танка выстрелили друг в друга одновременно... На снарядных «чемоданах» лежал окровавленный башнер. Лобовой стрелок застыл на своем сиденье, вместо его головы я увидел кровавое месиво. И в это мгновение Захарья простонал: «Лейтенант, ноги оторвало...» Задняя створка люка была открыта. С огромным трудом откинул переднюю половину. И когда я уже почти протиснул Захарью из люка на башню, хлестнула очередь из автомата. Мой стреляющий упал в танк, а я на корму, на убитого десантника. Автоматы били метрах в сорока впереди танка. Не думая о боли, соскочил на землю и упал в окровавленный снег, рядом с трупами двух мотострелков и опрокинутым станковым пулеметом. Я пытался отползти, но руки не слушались меня. Из трех пулевых отверстий на правом рукаве гимнастерки и четырех — на левом сочилась кровь. Вокруг танка стали рваться мины. И тут я почувствовал удар по ногам и нестерпимую боль в правом колене. Ну, все, подумал, точно ноги оторвало. С трудом повернул голову и увидел, что ноги волочатся за мной. Не отсекло. Только перебило. Беспомощный и беззащитный я лежал между трупами десантников у левой гусеницы танка. Из немецкой траншеи, в сорока метрах от меня, отчетливо доносилась немецкая речь... Я представил, что ожидает меня, когда я попаду в немецкие руки. Типичная внешность, на груди ордена и гвардейский значок, в кармане партбилет. Решил застрелиться. Надо было как-то повернуться на бок, чтобы просунуть правую руку под живот и вытащить пистолет из расстегнутой кобуры... Потом окоченевшими от холода одеревеневшими пальцами снять пистолете предохранителя. Каждое движение отдавалось невыносимой болью в голове и лице, хрустом отломков костей в перебитых руках и ногах... И тут я вспомнил госпиталь. Постель. Подушка и простыни. Девять предыдущих суток я провел почти без сна. А в госпитале можно выспаться в постели... Потом я посчитал, что потерял сознание... Но ребята рассказали мне, что я даже подавал перебитой рукой команду танку Федорова, экипаж которого спас меня. Как я попал в санбат, помню смутно. А дальше начались госпитальные мытарства.
— Как долго вы находились в госпиталях?
— Полгода. Первое время я ощущал только одно — страшная боль по всему израненному телу и особенно дикие боли в области лица. Когда из переломанных костей моего лица врачи снова «сложили» челюсти, то мне немного полегчало. И когда весной 1945 года, находясь в госпитале, я понял, что буду жить, то мной, на какой-то период, овладело отчаяние. Закованный полностью в гипс, все время думал только об одном, что я буду делать после войны — инвалид на костылях, без образования и профессии. Но, видя благородный подвиг врачей, спасающих жизни раненых солдат, я решил тоже стать доктором. И о выборе своей профессии в будущем никогда не сожалел. Летом 1945 года досрочно выписался из госпиталя, съездил домой, а после был направлен в Москву, в отдельный полк офицерского резерва танковых войск. Там в 4-м «мотокостыльном» батальоне были собраны офицеры-танкисты, калеки, ожидающие демобилизации по инвалидности. После демобилизации из армии поступил в Черновицкий медицинский институт, после окончания которого в 1951 году работал в киевском институте ортопедии, далее — в казахстанской степи, в Кустанае, а позже вернулся на Украину, в Киев. Работал ортопедом-травматологом, стал профессором, доктором медицинских наук, дважды защитив диссертации в Москве. С 1977 года живу в Израиле. Но это уже другая часть моей жизни, не имеющая отношения к нашему сегодняшнему разговору о войне."
Ко всему этому Ион Лазаревич еще поэт и писатель. Это его стихи.

Отрывки из книги А. Драбкина "Я дрался на Т-34. Книга вторая".
Источник: http://militera.lib....kin_ay6/04.html
Фотография из этой же книги.
Фотография с сайта: http://ru.wikipedia....,_Ион_Лазаревич

[Paul]

Патриарх плановой экономики

6 марта исполняется 100 лет выдающемуся советскому хозяйственнику Николаю Константиновичу Байбакову

С именем Героя Социалистического Труда Николая Константиновича Байбакова связаны непревзойденные достижения советской плановой экономики. Более 20 лет он возглавлял Госплан СССР. А до этого почти столько же нефтяную отрасль страны. Он приложил руку к достижениям, которые для сегодняшних руководителей российской экономики просто немыслимы.

- Заслуга Николая Константиновича в том, что СССР был ведущей державой мира, непереоценима, - рассказал корреспонденту «СВ» министр геологии СССР в 1975-1989 годах, доктор технических наук, профессор Евгений Козловский, хорошо знавший Байбакова. - Вот лишь некоторые показатели. За 40 лет, прошедших после окончания войны, страна увеличила добычу угля в 4,8 раза, нефти с конденсатами - в 32 раза, газа - в 190 раз. Именно плановое хозяйство, при скептическом отношении к нему «перестройщиков», позволило после войны в сжатые сроки восстановить экономику страны. Что касается конкретно деятельности Николая Константиновича на последней должности заместителя председателя правительства и председателя Госплана СССР, которую он занимал более 20 лет, национальный доход страны за это время вырос в 3,8 раза, объём промышленного производства - в 4,1 раза, сельскохозяйственного - в 1,8, капиталовложений - в 4,1 раза.

Битва за кавказскую нефть

Байбакову не было и тридцати лет, когда он стал заместителем наркома нефтяной промышленности СССР. А в июле 1942 года Сталин назначил его уполномоченным Государственного комитета обороны (ГКО) по уничтожению нефтяных скважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе.

Несмотря на то, что к началу нападения на СССР фашистская Германия распоряжалась энергоресурсами всей Европы, их было недостаточно, чтобы вести войну против Советского Союза. Поэтому в документе с кодовым названием «Зеленая папка», утвержденном перед началом войны с СССР, Геринг подчеркивал: «Получать для Германии как можно больше продовольствия и нефти – такова главная экономическая цель кампании».

3 июля 1941 года Гитлер, выступая перед генералитетом, заявил, что необходимо завладеть нефтяными районами Краснодарского края, Чечено-Ингушетии и Азербайджана, а затем оккупировать нефтяной Иран. Если Германия не сделает этого – она проиграет войну.

Наибольшие надежды нацисты возлагали на быстрый захват нефтяных промыслов Кавказа и Закавказья, где перед войной добывалось более 80% советской нефти. Впоследствии стало известно, что в Германии было даже создано акционерное общество «Немецкая нефть на Кавказе». Но ему не суждена была деловая жизнь.

Николай Байбаков впоследствии вспоминал: «В июле 1942 года меня вызвал Сталин. Взглянул спокойно и тихим, почти будничным голосом проговорил: «Товарищ Байбаков, Гитлер рвется на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то проиграет войну. Нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась немцам. Имейте в виду, если это случится, то будет очень плохо для вас. Поэтому я вас предупреждаю, если вы оставите хоть тонну нефти, мы вас расстреляем». И чуть ужесточив голос, добавил: «Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придет, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем».

Нефть на Кавказе решили добывать до последней возможности, но помнить - при крайних обстоятельствах промыслы необходимо уничтожить. Тогда же для этой цели в нефтяных краях Краснодарского и Ставропольского краев были созданы более 140 партизанских отрядов и диверсионных групп».

Английский опыт

Поначалу Байбаков стремился создать щадящую технологию вывода из строя и консервации скважин, чтобы их впоследствии можно было использовать. Он выяснил, что на острове Борнео перед оккупацией его японцами в 1941 году, англичане забили скважины металлом и бумажными мешками с цементом. Заместитель Берии Меркулов тайно привез в Краснодар работавших на Борнео тех самых английских специалистов для передачи опыта. Англичане убеждали русских: враг не сможет восстановить законсервированные по их методу скважины.

«Но когда через день после первого испытания, - вспоминал Байбаков, - мы подняли обсадную колонну и разрезали ее нижнюю часть, мы увидели, что металл не скреплен цементом. Мешки не разорвались при падении. Английские специалисты пришли в ужас. Они убедились, что законсервированные их методом скважины враг может легко восстановить. Наши же специалисты разработали действительно радикальный способ ликвидации скважин». Только в Грозненском районе были ликвидированы 2160 скважин. Почти за полугодовой период оккупации немцы, которые привлекли к восстановлению скважин специалистов сразу нескольких стран, так и не смогли запустить ни одной из них. «Но и нам, - вспоминал с горечью Николай Константинович, - после освобождения от фашистов также не удалось их восстановить. Пришлось бурить новые».

Впервые в отечественной практике

C захватом немцами Северного Кавказа путь бакинской нефти в центральные районы страны оказался отрезан. Из-за частых бомбежек транспортировка нефтепродуктов по Волге на танкерных судах стала невозможной. Что делать?

В начале 1943 года было решено демонтировать ветку Баку-Батуми и использовать трубы для прокладки направления Астрахань – Саратов. Без остановки навигации строители проложили нефтепровод через Волгу.

Впервые в отечественной практике трубопровод протащили по дну реки. Ветка Астрахань-Саратов с комплексом сопутствующих сооружений была смонтирована за апрель-ноябрь 1943 года. В довоенное время на такое строительство потребовалось бы 2 – 3 года.

Вот что вспоминал об этом времени Н. К. Байбаков: «Люди искали и находили выход из тяжелейших ситуаций, изобретали и придумывали, казалось, невозможное.

Нефтяники на острове Артема организовали водолазные поиски и подняли со дна Каспия многое из того «старья», в котором в мирное время они не нуждались. В эти трудные годы, когда трубные заводы выпускали в основном оборонную продукцию, старые трубы были отремонтированы и пущены в дело. Так в районе Азербайджана в начале войны был разобран старый трубопровод и направлен на строительство газопровода Бугуруслан - Куйбышев, что обеспечило топливом оборонные заводы Куйбышева».

Подводя итог работы советских нефтяников в тяжелые военные годы, Н. К. Байбаков подчеркивал, что действующая армия ни на одном этапе не знала трудностей с нефтепродуктами даже в особо сложные первые годы войны: «Несмотря на ущерб, нанесенный временной потерей украинских, кубанских и частично грозненских промыслов, несмотря на демонтаж и эвакуацию ряда нефтеперерабатывающих заводов на Восток и уничтожение почти половины нефтебаз, все требования фронта оперативно удовлетворялись».

Начало конверсии

В 1944 году Байбакова назначили наркомом нефтяной промышленности. А спустя три месяца Сталин вызвал его для беседы о послевоенном развитии отрасли. Вот как вспоминал об этом Николай Константинович:

«Сталин меня спросил:

- Вы знаете, что нефть - это душа военной техники?

- Товарищ Сталин, - подтверждая, ответил я, - это не только душа военной техники, но и всей экономики.

- Тем более скажите, что нужно, - доверительным тоном подбодрил меня Сталин, - для развития отрасли.

После моего обстоятельного доклада Сталин тут же набрал номер телефона Берии, как первого заместителя Председателя Совнаркома, который курировал топливные отрасли.

- Лаврентий, вот здесь товарищ Байбаков, все, что он просит, дай ему…

Я также предложил Сталину, назвав конкретные оборонные заводы, перевести их на выпуск буровых станков и другого нефтяного оборудования для промыслов. Сталин тут же отдал необходимые распоряжения. Так, говоря языком сегодняшнего дня, началась в стране конверсия военных предприятий.

…Я до сих пор не скрываю того, что был в числе тех, кто учился у Сталина, считая, что его ясный и решительный стиль должен быть присущ руководителям любого ранга, - напишет позже Байбаков. - Где бы ни работал и при Сталине, и после него, я, следуя его примеру, всегда в меру своих сил старался внимательно выслушать каждого, с кем работал, искать истину в сопоставлении различных мнений, добиваться искренности и прямоты каждого личного мнения, но, прежде всего, искать доступные, реальные пути выполнения поставленных задач».

До последнего вздоха

- Вот листаю его воспоминания «От Сталина до Ельцина» и думаю - надо обладать большой моральной стойкостью, чтобы так объективно и емко сказать правду о прошедших временах, - рассказал мне Евгений Козловский. - Сказать, что Иосиф Виссарионович был действительно мудрым человеком, великим государственником; Хрущев – «пустоватый мужик», а уж Горбачев – «ошибка истории»...

Судьба сохранила Николаю Константиновичу Байбакову до последнего вздоха ясный ум. Ему претила непродуманность «реформ», голословные заявления государственных деятелей, «простецкий», если не сказать преступный, подход к реформированию экономики.

Он и прежде видел, что экономику СССР надо реформировать, осознавал необходимость перемен. Но он также понимал, что в 90-е произошла не только подмена понятий, но и подмена целей: народ нищает, а кучка бойких бизнесменов жиреет.

К сожалению, последние 20 лет Россия топчется на месте и не может выйти из тупика, в который нас завели ельцинские инициативы рыночных отношений, безответственность руководства и неумение создать стратегию развития страны.

В частности, стратегию исследования недр, необходимую для перспективного планирования развития экономики.

Зато преимущества планирования демонстрирует сегодня Китай. Опираясь на советскую модель, КНР вырвалась вперед на мировой сцене экономического развития.

В 2006 году 95-летний Байбаков выступил на «круглом столе» в Совете Федерации с анализом состояния нефтяной отрасли России. Он, в частности, выразил сожаление в связи с тем, что «… сегодня 33 тысячи нефтяных скважин списаны как нерентабельные, хотя в них остаются солидные запасы нефти». Его выступление было встречено бурными аплодисментами. Но никаких решений так и не было принято.

Скончался Николай Константинович Байбаков 31 марта 2008 года в 97 лет. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Ссылка: http://svpressa.ru

[Paul]

Четыре секунды длиною в жизнь

И. Морозов, В. Панов.
Комсомольская правда, 26 февраля 1985 года.

29 ноября 1983. Погиб Юрий Николаевич Лелюков, старший лейтенант запаса, преподаватель НВП школы N 2 поселка Иваничи (Иванычи) Волынской обл. Военрук закрыл собой приведенную во время урока в действие боевую гранату, оказавшуюся среди полученного из военкомата учебного имущества, и этим спас жизнь двадцати шести ученикам. После публикации 26 февраля 1985 года в газете “Комсомольская правда” очерка “ЧЕТЫРЕ СЕКУНДЫ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ” Юрий Лелюков был награжден орденом “Знак почета”, кафедра НВП и физподготовки одного из педагогических институтов добилась присвоения его имени. После его гибели учебные гранаты стали сверлить.

Статья полностью: http://www.moury.ru

[Paul]

Жизнь за Вождя!

У Центрального железнодорожного вокзала, недалеко от гостиницы «Корё», произошли события, которые могли самым трагическим образом сказаться на судьбе Ким Ир Сена, не окажись рядом советского офицера Якова Новиченко.

1 марта 1946 года на привокзальной площади проходил митинг в честь 27-й годовщины со дня Первомартовского движения. В тот день в охране со своим подразделением стоял советский офицер Яков Новиченко. Неожиданно в сторону трибуны, где выступал Ким Ир Сен, полетела граната. Новиченко поймал её на лету, но куда отбросить? Вокруг толпа народа – в митинге участвовало около 300 тысяч человек. Он успел накрыть руку с гранатой шинелью и отвел руку назад, за колонну. Граната разорвалась. Ранение офицер получил тяжелейшее, взрывом оторвало руку, в глаз попал осколок камня. Новиченко чудом остался жив. В госпитале ему был передан портсигар с дарственной надписью: «Герою Новиченко от председателя Народного комитета Северной Кореи Ким Ир Сена».

В конце 80-х годов имя Яков в КНДР пользовалось небывалой популярностью. Некоторые корейцы даже меняли фамилию, чтобы стать Новиченко. В Советском Союзе вышел фильм «Секунда на подвиг», сюжетом для которого послужил этот драматический эпизод.

Демобилизовавшись, Яков Новиченко вернулся домой, в село Травное Новосибирской области, где его ждали жена и восьмилетняя дочь. Семья росла, появилось ещё пятеро детей. Почти 40 лет о нём никто не вспоминал. В 1984 году во время визита в Советский Союз Ким Ир Сен разыскал своего спасителя. В Новосибирске они встретились, с тех пор Яков Новиченко со всей семьёй каждый год выезжал отдыхать в Северную Корею. Ему присвоили звание Героя КНДР. На офицера запаса обратили внимание и советские чиновники, предоставив квартиру в Новосибирске.

Ким Ир Сен и Яков Новиченко – почти ровесники. Корейский лидер родился в 1912 году, Яков Тихонович – в 1914. В 1946 году их судьбы пересеклись, в 1984 году они встретились вновь. 1994 год стал для каждого из них последним.

В сентябре 2008 года по приглашению Ким Чен Ира на празднование 60-летия КНДР прилетели дочери и внуки Новиченко, я познакомилась с ними в самолёте.

из книги О. Мальцевой «Корея с севера на юг»

"Интернационалист Новиченко". автор Ли Пхен Ил. 76 Чучхе(1987)

Автор: ИоаКим

Ссылка: http://juche-songun.ru

[Paul]

Даян Мурзин "Чёрный генерал"

Даян Мурзин - легендарная личность, участник Великой Отечественной войны, герой Чехословакии, почетный гражданин 15 городов Чехии, Словении, Моравии. В годы войны командир интернациональной партизанской бригады оккупированной Чехословакии, 23-летний татарский паренек Даян Мурзин держал в страхе фашистов, наводил ужас целой армии Гитлера. “Черный генерал”, именно так фашисты прозвали легендарного разведчика за его черную бороду, был личным врагом фюрера, который за его поимку обещал 3 миллиона рейхсмарок. Но никто не удосужился такого вознаграждения от Гитлера,“черный генерал” так и не был пойман.

О Даяне Баяновиче много писали, снимали фильмы в России, Англии, Германии, Чехии. В Великобритании вышла книга Джона Хауланда об этом герое Великой Отечественной войны (отец автора книги служил вместе с Даяном Мурзином), сейчас издание переводится на чешский и словацкий языки. Но, к сожалению, многие наши соотечественники ничего не знают о славном пути этой легендарной личности.

Даян Мурзин родился 20 января 1921 года в селе Иске Балыклы Бакалинского района Башкортостана. Татарский паренек в детстве мечтал стать учителем. Никто в деревне и не сомневался в этом, в школе он по всем предметам учился на “отлично”, особенно любил математику. После окончания школы пятнадцатилетний Даян продолжил учебу в педагогическом училище. После окончания которого сбывается его мечта - дипломированный специалист начинает работать сельским учителем. Уже после года работы Министерство образования БАССР награждает талантливого и неуемного молодого человека почетной грамотой.

Когда начинается советско-финская война, он во что бы то ни стало стремится попасть в армию. Вместе с другом записывается в добровольцы, при этом ему пришлось скрыть свой возраст. Пройдя военную подготовку в Уфе и Ленинграде, молодого добровольца направляют на фронт в Финляндию. К его приезду война уже заканчивается и он поступает учиться в рижское военное училище.

Там и застает ребят начало Великой Отечественной войны. “20 июня в четыре часа утра командир взвода Харченко сказал, что 21-22 июня начнется война. Мы все были в недоумении. Оказалось, двое немецких коммунистов прошли через границу и предупредили нас о нападении фашистов на Советский Союз. Всю ночь на 21 июня мы простояли в окопах в полной готовности, никто не сомкнул глаз, прислушивались к малейшему шороху. И вдруг рев самолетов в небе... Они направились в Москву, Киев и Ленинград... В шесть часов утра на нас начали идти танки. Это страшно: рев самолетов, грохот танков, свист пуль, стон раненых.

Весь день мы держали оборону, потеряли очень много бойцов, силы были неравные. Мы не смогли остановить гитлеровцев, они прорвались, и мы остались в тылу врага, - вспоминает ветеран. - В очередном бою меня ранило, я потерял сознание. Помню, как меня двое солдат тащили на плащ-палатке. Так мы далеко уйти не смогли бы, попали бы в руки фашистов, поэтому я попросил их оставить меня. Спрятав меня около канавы, ушли. Не помню, сколько там пролежал, но один латыш подобрал меня и отвез в больницу. Если бы не он, я бы умер. Немного оправившись, решил догнать свою армию. Но попал в Ямпольскую группу партизан “За родину” и остался там. Меня назначили командиром взвода разведки, а потом и командиром роты”.

В самых сложных и страшных условиях в тылу врага они разворачивают партизанскую войну. Под самым носом фашистов проворачивали самые дерзкие диверсионные действия: то и дело взлетали в воздух эшелоны с фашистами и боеприпасами, многочисленные аэродромы врагов, взрывались склады с оружием и продуктами гитлеровской армии, мосты и дороги. На одном из заданий Даян снова получает ранение, после которого его отправили на лечение в госпиталь города Горький.

Затем его направляют в тыл врага на Украину. Движение партизан усилилось, но в то же время эсэсэсовцы широко развертывают свои карательные операции по поимке и уничтожению партизан, которым приходится быть более осторожными. Даяна Мурзина направляютв Москву в школу разведчиков.

Потом Даяна направляют в Молдавию, где он организовывает новый партизанский отряд имени Молотова. До 1944 года партизанское движение под руководством Мурзина на Карпатах сражается с озверевшими фашистами. Но перед ним и его сподвижниками стояла еще более сложная задача. В 1944 году Муртазина переправляют в Чехословакию, где его назначают начальником штаба, а затем уже и командиром интернациональной знаменитой партизанской бригады имени Яна Жижки, в состав которого входили русские, чехи, итальянцы, румыны, венгры, поляки, французы, двое татар из Башкортостана. В бригаде числилось около 700 партизан, которые под руководством Даяна Баяновича не давали покоя фашистам ни днем, ни ночью. “Шли ожесточенные бои. Наша бригада все продолжала уничтожать фашисткие объекты, вела подрывные работы. Гитлеровцы просто выходили из себя из-за невозможности противостоять партизанам, вот и ухитрялись внедрять в наши ряды своих агентов. Таким был случайный человек по имени Дворжек, пришедший к нам в бригаду. Именно он чуть не привел нас к общей гибели. Дворжек сообщил нам, что в Праге с нами хочет встретиться представитель из ЦК. Хоть в душе и были сомнения, мы с Яном Ушьяком и несколькими бойцами пошли на встречу. Была поздняя осень, уже темнело. Вижу стоит высокий человек и протягивая руку, говорит: “Я из ЦК”.

Пригляделся, за ним стояли немецкие автоматчики. Быстро схватил автомат, выкрикнул: “Ушьяк, беги” и ринулся в сторону. А Ушьяк принял огонь на себя, успел только выкрикнуть: “Беги, спасай радистов!” Под дождь пуль кое-как вырвался, немцы стреляли по ногам, хотели взять живым. Ранили в обе ноги. Впереди - высокий ров, водопад, делать нечего прыгнул прямо в реку. На берег выйти не могу, стреляют. Так река своим течением меня и унесла.

Гитлеровцы нашли наш штаб и взорвали. Ноги нестерпимо болели, кое-как, превозмогая боль, дополз до дома лесничего. Весть о нападении фашистов на партизан обошла все округи. Видимо, увидеть меня живым они уже не надеялись, поэтому их радости не было границ. Перевязали мне раны, ухаживали, но оставаться у них было опасно. Везде рыскали гестаповцы, выискивая партизан. Поэтому лесник со своими друзьями на руках отнесли меня в лес, где выкопали заброшенную берлогу медведя. Там я и “похоронился” на время. И действительно, карательные отряды с собаками обыскивали каждый дом, каждый кустик, каждый метр земли. Через маленькую щель вижу - собаки кружатся около моей берлоги, но след не могут найти. Тогда озлобленные фашисты подожгли стог сена, который стоял в 15-ти метрах от меня, думали что я прячусь там.

Так я провел в берлоге около четырех дней. Чтобы утолить жажду ел снег. Рана загноилась до невозможности,ноги опухли. Надо было что-то делать. Из полевой сумки достал компас, пистолетом разбил его и осколком стеклышка разрезал рану, весь гной вытек, я потерял сознание. Проснулся оттого, что меня теребили за плечо: “Пани капитан! Пани капитан!” Эти люди принесли меня домой, промыли все мои раны, и, опасаясь фашистов, спрятали меня в погребе сарая.

Окрепнув, Даян возобновляет борьбу против гитлеровцев еще более дерзко и рьяно. На границе Румынии и Венгрии шли ожесточенные бои. Фюрер недоумевал, почему в захваченных им странах так много полегло его солдат. Чтобы разобраться в этой ситуации Гитлер сам приезжает в Прагу. Всех собирает на совет, требует отчета. Затем решает возвращаться обратно, но подчиненные предупреждают об опасности лететь на самолете. Озлобленный фюрер приказывает готовить бронепоезд. Тогда ему говорят о том, что здесь орудует русская банда. Гитлер приходить в ярость оттого, что полумиллионную армиюв страхе держиткакая-то жалкая банда партизан, и от него скрыли это.

По приезду домой он направляет главу эсэсэсовцев Отто Скорцени для ликвидации партизан. Но он знал, как сильно ошибался, говоря о бригаде как о жалкой банде. По приезду Отто Скорцени требует отчет у генералов. Узнав, что банда состоит из 5 отряда и ими командует человек в чине майора, некий “Черный генерал”, то ли грузин, то ли армянин, а одним отрядом руководит даже женщина, Ото Скорцени не верит своим ушам. В отчете Гитлеру он докладывает об этом, после чего фюрер назначает за живого “черного Генерала” 3 миллиона рейхсмарок, а за мертвого – 2 миллиона.

Гестапо привлекает к операции по поимке Даяна Мурзина не только армию, но всех жителей оккупированных им стран. Все силы направляются на это. На территории Моравии, Чехии, Словакии с самолета сбрасывают тысячи листовок с изображением Даяна Мурзина и обещаниями миллионов. Но народ не соглашается ни за какие деньги сдать своего героя-освободителя в руки фашистов. Наоборот, народ в благодарность слагает о нем легенды. “Чтобы спасти партизанские отряды, пришлось перебросить их на границу Словакии. На поселок, где остались партизаны, фашисты сбросили бомбу, танки разровняли деревню с землей, никто из них не выжил...”, - вспоминает Даян Баянович. После этого Отто Скорцени доложили, что банда “черного генерала” уничтожена. Гитлер сам награждает Отто Скорцени за отличную операцию очередным крестом.

Но их радость длилась не долго... Через некоторое время отряд Даяна Мурзина снова совершает дерзкий поступок: под самым носом фашистов, они уводят командующего танковой армией генерала Мюллера. Через свои каналы ониузнают, что Мюллер любит бывать на усадьбе у помещика, где домохозяйкой работает родственница одной партизанки. Она и помогла партизанам схватить Мюллера.

“Черный генерал” лично допрашивает командующего и обещает ему сохранить жизнь, если тот выдаст всю информацию об армии фюрера. Даян Баянович добивается очень важных сведений от немецкого генерала, все план-карты были раскрыты. “Черный генерал” сдерживает свое слово, он сохраняет жизнь Мюллеру. Так же отряд партизан проводят успешную операцию по поимке генерала Власова.

23-летний “черный генерал” не раз заставлял трепетать фашистов от ужаса. 68 эшелонов с военной техникой, около 400 фашистов, 86 стратегически важных мостов пустила тогда под откос бригада Мурзина.

Так почему же его прозвали именно “черным генералом”? У Даяна Мурзина была роскошная черная борода. Он отрастил его, чтобы хоть немного выглядеть посолиднее, ведь ему приходилось командовать людьми, которые были его намного старше.

После войны женился на радистке Наде Ермаковой, с которой вместе служили. Прожили с ней почти полвека, но в 1994 году она умерла. Воспитали сына Игоря, ставшего полковником, внучка Даяна Мурзина Альбина, как и дед, работает юристом. Даян Баянович долгие годы служил в отделе народного образования в своем родном районе, а потом, став юристом, долгие годы был на страже праворядка. Заслуженный юрист РСФСР и Башкортостана, председатель президиума совета ветеранов правоохранительных и вооруженных сил и труда, член комиссии по обжалованию преступников и.т.д.

Народ Чехословакии никогда не забывает героизм татарина Даяна Мурзина. Дети знают о легендарном партизане по книгам истории, рассказам родителей, дедушек и бабушек. Благодарный народ Чехословакии наградил его самыми почетными наградами страны. Самая большая площадь города Злин и улица названы именем Даяна Мурзина, в честь него воздвигнут памятник. Он почетный гражданин 15 городов Чехии, Словакии и Моравии. В Большой энциклопедии Чехословакии целая страница посвящена легендарному герою Даяну Мурзину, его имя высечено золотыми буквами. Но, к сожалению, он так и не получил самой высшей награды Героя Советского Союза, хотя об этом ходатайствовали не раз на протяжении многих лет. Хочется верить, что в канун 60-летия Победы на парадном пиджаке Даяна Баяновича появиться еще одна награда - Героя России.

Ссылка: http://forum-eurasica.ru

Ссылка: http://www.mdn.ru

[Flanker]

Федя из «Операции «Ы» был асом рукопашного боя. И кавалером двух Орденов Славы...

12.05.2011

Многие знают и помнят актёра Алексея Макаровича Смирнова (28.02.1920 – 07.05.1979). Он нам больше всего запомнился по комедийным ролям. Один его «Верзила» из «Операции Ы…» чего стоил. Был большим другом Леонида Быкова и снялся в некоторых его кинокартинах на военную тему, таких как "Разведчики" или " В бой идут одни "старики""...

А между тем Алексей Макарыч сам прошёл всю Великую Отечественную войну и служил не абы где, а в войсковой разведке. Сам неоднократно ходил в тыл врага. Кавалер двух орденов Славы, кавалер Ордена Красной Звезды, был награжден медалями «За отвагу» и «За боевые заслуги».

НАГРАДНОЙ ЛИСТ
Подвиги взводного Смирнова

Центральный архив Министерства обороны хранит в своих недрах красную папочку с личным делом красноармейца Алексея Макаровича Смирнова. Он командовал огневым взводом в 169-м минометном полку. Прошел путь от рядового до лейтенанта. Два ордена Славы - 2-й и 3-й степеней, орден Красной Звезды, медали «За отвагу» и «За боевые заслуги»... А еще будущий киноактер принес с войны тяжелую контузию, «заработанную» в кровопролитных боях за одерский плацдарм.

Наградной лист к приказу по третьей артиллерийской дивизии от 15 сентября 1944 года кратко «сопровождает» первый орден Славы Алексея Макаровича: «20 июня 1944 года в районе высоты 283 противник силою до 40 гитлеровцев атаковал батарею. Товарищ Смирнов, воодушевляя бойцов, бросился в бой, отбил нападение гитлеровцев. На поле боя осталось 17 немцев, сам лично взял в плен 7 гитлеровцев...»

Можно только представить тот бой. Четырехорудийная минометная батарея вряд ли насчитывала больше полутора десятков бойцов. Да и в контратаки ходить - не артиллерийский хлеб. А уж как в рукопашном бою можно в одиночку «повязать» сразу семерых - вряд ли объяснят нынешние мастера восточных единоборств.

Вторую «Славу» он получил за бой близ деревни Посташевице. Минометчиков, видимо, пехота не прикрывала, да и какое прикрытие в наступлении? Вновь была немецкая атака, рукопашный и - скупые строки в наградном листе: «Товарищ Смирнов с тремя бойцами бросился на немцев и лично из автомата убил трех гитлеровцев и двух взял в плен. 22 января 1945 года, несмотря на интенсивный ружейно-пулеметный и артиллерийско-минометной обстрел, с расчетом переправил на себе миномет на левый берег реки Одер, в этом бою было уничтожено две пулеметные точки и двадцать гитлеровцев».

На себе зимой перетащить вплавь 120-миллиметровый ствол с чугунной плитой и минами - это как? Одер, между прочим, не самая узкая речушка...

Вот таким, оказывается, отчаянным бойцом был наш любимый артист Алексей Смирнов. Жаль, что узнали мы об этом совсем недавно - он о войне никогда не говорил.

«А умер он, узнав о смерти Леонида Быкова...»

Режиссер Леонид Быков познакомился со Смирновым задолго до съемок «В бой идут одни «старики» - еще на «Ленфильме», на пробах фильма «Зайчик». И пригласил артиста в свою картину в ту пору, когда Алексей Макарович переживал не лучшие времена.

- В кулуарах худсовета кривились: «Зачем нужен такой тип?» - вспоминает редактор фильма «В бой идут одни «старики» киевский кинокритик Эмилия Косничук. - Поговаривали, что Смирнов крепко попивает, снимается мало, зачем нужны дополнительные сложности... Но Леня никого, кроме Смирнова, в роли механика не видел. И какой блестящий возник альянс! Как импровизировали на ходу! Помните - механик крестит улетающий на боевое задание самолет? Этого в сценарии не было, но пришло из правды войны.

На студии подтрунивали: Смирнов смотрит на Быкова с обожанием, будто мать на новорожденного.

- Или как тургеневская девушка, - улыбается Косничук. - Впрочем, иного отношения к Быкову не испытывал никто. «В бой идут одни «старики» - больше, чем просто фильм. В нем раньше находили и до сих пор находят непостижимые переплетения киношных и реальных судеб.

Историю о том, как умер Алексей Смирнов, Эмилия Косничук слышала от коллеги, снимавшегося в массовке. Когда Быков разбился в машине под Киевом, Смирнов лежал в больнице в тяжелом состоянии, и окружающие не рискнули сообщить ему горькую весть. В день выписки Алексей Макарович, широкая натура, решил поблагодарить врачей. И первый тост предложил за своего лучшего друга и великого режиссера Леонида Быкова. Мол, без Леонида и жить не стоило бы! Кто-то в растерянности обронил: «Разве вы не знаете - Быков погиб...» Смирнов замолчал, вышел из-за стола, вернулся в свою палату, лег на койку и скончался.

- Не стану утверждать, что этот рассказ - стопроцентная правда, - говорит Косничук. - Хотя помню Алексея Макаровича как очень искреннего человека и думаю: такой удар мог остановить его сердце...

Эти фильмы со Смирновым мы будем смотреть всегда

«Полосатый рейс» (1961)
«Я шагаю по Москве» (1963)
«Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» (1964)
«Операция «Ы» и другие приключения Шурика» (1965)
«Война и мир» (1965 - 67)
«Айболит-66» (1966)
«Три толстяка» (1966)
«Свадьба в Малиновке» (1967)
«В бой идут одни «старики» (1973)

ИЗ ДОСЬЕ



Орден Славы является, по мнению специалистов, советским аналогом легендарного Георгиевского креста.

Орден имел три степени, и награждали им последовательно – от третьей к первой. В 2000 году в России в живых оставались 350 полных кавалеров ордена Славы.

Основание для награждения – личное мужество.

По статусу ордена Славы, им награждались рядовые и сержанты Красной Армии (в авиации - и младшие лейтенанты), проявившие «славные подвиги храбрости, мужества и бесстрашия». В перечне подвигов для представления: спасение знамени части, уничтожение до 50 солдат и офицеров или двух танков противника, захват «языка», уничтожение пулемета или миномета в тылу врага, возвращение после перевязки в строй, оказание помощи раненому под огнем...

Источник: http://topwar.ru/464...enov-slavy.html
Подробнее об Алексее Макаровиче Смирнове: http://savok.name/fo...58/2#post-30970

[Африканец]

Небо. Самолет. Летчик

Людмила Овчинникова
07.06.2011



В 1943 году в воздушном бою он был тяжело ранен. В госпитале ему ампутировали левую руку. А через несколько месяцев он вернулся в строй и продолжил летать…

Об этой удивительной истории мне рассказали в музее поселка Поныри Курской области. Я увидела на стенде фотографию летчика Ивана Леонова и рядом изображение какого-то странного протеза, который, как пояснил экскурсовод, помогал авиатору, лишившемуся руки, управлять самолетом. Неужели и такое могло быть?
Через несколько дней я уже ехала в Щекино Тульской области, где, как мне сказали, поживает герой. Меня встретил высокий, богатырского сложения человек. Взгляд добродушный, приветливый. Иван Антонович стал сразу показывать мне документы, фотографии. Родом он оказалось из деревни Моговка Орловской области. Рассказывал, что еще ребенком ездил верхом на лошади, помогал родителям и землю пахать, и серпом жать. Однажды мальчишкой увидел низко пролетавший над полем самолет. Ходил как зачарованный: «Буду летчиком!» Но до исполнения мечты были еще годы и годы. Иван, окончив семилетку, уехал в Брянск, поступил в ФЗУ, овладевал профессией помощника машиниста паровоза. Но мечта – стать летчиком не оставляла его. Он записался в аэроклуб. По воскресеньям втискивался в прокопченный вагончик пригородного поезда, по лесной дороге добирался к летному полю, где поблескивали на солнце учебные самолеты. Иван Антонович вспоминал о полетах с поэтической восторженностью:
«Что такое полет? Кажется, что ты паришь, подобно птице. Испытываешь неповторимый восторг! Мне хотелось петь. И я пел, кричал в воздухе, хотя и сам себя не слышал за шумом мотора».
Ивану Леонову дали путевку в Армавирскую школу пилотов истребительной авиации. Он окончил ее в 1941 году. Его направили на фронт весной 1942-го. Воевал на дальних подступах к Москве. Впервые он увидел небо в грохотах разрывов, в полосах слепящих прожекторов, трассах свинца.
«Воздушный бой длится мгновения, - говорит Иван Антонович. – Но бывали у нас в полку случаи, когда всего за несколько минут у молодых летчиков появлялась седина… В бою приходится, как говорится, вертеть головой на все 360 градусов. Отовсюду может достать враг. Бросаешь самолет в такие фигуры, которые в иное время, может быть, и не сделал бы. А самое главное в бою – ты должен порой в доли секунды принять единственно верное решение, от которого зависит: выйдешь ли ты победителем или погибнешь. Боевой полет – тяжелое испытание даже для молодых, тренированных летчиков. Случалось, кто-нибудь из ребят приведет самолет на аэродром и вдруг ткнется головой в приборы. Что такое? Ранен? Убит? Нет, потерял сознание от переутомления… Но молодость выручала нас. Отдохнешь, сколько отпущено времени, и снова вылетаешь». Иван Леонов вместе с другими летчиками был отправлен в Арзамас, где осваивал самолет Ла-5. Вернулись они на фронт на новых истребителях.
С весны 1943-го он воевал на подступах к Курску. «Почти каждый день вели воздушные бои. Но я хочу рассказать и о том, сколько у наших ребят было оптимизма, энергии! Обычно мы жили в стороне от аэродрома. Вечером, после полетов нам подавали грузовую машину, и мы, несмотря на усталость, стоя в кузове, часто пели свои любимые песни. В нелетную погоду устраивали концерты художественной самодеятельности. Почти каждый из нас показывал какой-нибудь свой номер. Кто плясал, кто стихи читал. Я играл на гармони, пел частушки, которые сам и сочинял».
…Июль 1943 года. Сражение на Курской дуге. Иван Леонов сбил лично 5 самолетов противника и 2 в группе. 15-го июля он вместе с командиром эскадрильи Владиславом Шестаком вылетел в район Понырей на аэрофоторазведку, чтобы снять вражеские позиции, расположение техники, подход резервов противника. Они уже возвращались после съемки, как вдруг увидели внизу два фашистских самолета. И хотя разведчикам не положено было ввязываться в воздушные бои, командир эскадрильи Шестак принял решение: «Атакуем!»
Над крыльями одного из немецких самолетов потянулся дым. Сбили! Но в эти мгновения Леонов и Шестак увидели: сверху приближаются к ним четыре «фокке-вульфа». Завертелась огненная карусель воздушного боя.
«Мой самолет тряхнуло, кабина наполнилась гарью, - вспоминал Иван Антонович. – Пробило бензобак. Я только успел передать по радио Шестаку: «Слава, я горю!» Сначала даже не понял, что ранен. Показалось только, что обожгло плечо. В горячке отстегнул парашют, выпрыгнул из самолета. Надо мной прошел немецкий самолет, летчик выпустил очередь, хотел добить меня в воздухе. Я упал в заросший пруд. Только тут я почувствовал страшную боль в плече. Я облеплен грязью, из открытой раны бьет кровь. Рука висит плетью».
Иван Леонов попал на нейтральную полосу между нашими и немецкими позициями. Бойцы в окопах следили за воздушным боем, видели, как сбили наш самолет. Командир батальона с переднего края направил группу бойцов на поиски спустившегося на парашюте летчика. Немцы тоже пробирались к месту падения летчика, чтобы захватить его в плен. Началась перестрелка. Наши бойцы под огнем вынесли раненого Ивана Леонова. От нестерпимой боли он то кричал, то впадал в забытье.
Госпиталь, в который попал летчик-истребитель, располагался в одной из школ города Ельца.
Очнувшись после операции среди стонущих от боли людей, он беспомощно уткнулся в подушку. Левой руки у него не было по самое плечо.
Иван Леонов, потрясенный, лежал, уставившись в одну точку. Ему не хотелось больше жить. Над госпиталем проносились боевые самолеты. Где-то неподалеку располагался аэродром. Все, что знал и умел Иван Леонов, к чему стремился с детских лет, теперь ушло из его судьбы. Он чувствовал себя беспомощным.
Последние сложные операции ему сделали в московском госпитале. Молодой организм набирался сил. Леонова теперь часто видели в мастерской при госпитале. Он брал в руку то один рабочий инструмент, то другой, испытывая себя. У него затеплилась надежда настолько дерзкая, что он никому не решался о ней рассказать. Целых полгода он лечился в госпиталях. У него было время обдумать свое решение. Он думал неотступно о том, как вернуться в авиацию. Иван Леонов убеждал себя, что его положение не безнадежное. Он сможет сделать какой-нибудь необычный протез, который поможет ему управлять самолетом. Недаром он учился слесарному делу в ФЗО. Шла война, и Иван Леонов не мог и представить, что будет в стороне от фронта.
Когда Ивана выписывали из московского госпиталя, ему удалось убедить медицинскую комиссию, чтобы его отправили не в тыл, а в распоряжение штаба 1-й Воздушной армии. Он доказывал, что ему, опытному летчику, найдется дело на аэродроме. В феврале 1944-го Иван Леонов выехал на фронт.
Из Москвы его провожала уже жена, Нина Васильевна, медсестра госпиталя. Ей одной он доверил свою тайну - что будет пытаться вернуться в небо.
В 1-й Воздушной армии Иван Леонов стал одним из офицеров наземной службы. Однако, когда в штабе армии он сказал, что хотел бы снова летать, ему напрямую ответили: «Да вы с ума сошли! Ни вашей жизнью, ни самолетом рисковать не будем!» Казалось, Леонову навсегда заказано летать. Но не таков он был, этот мужественный и целеустремленный человек.
В то время 1-й Воздушной командовал Герой Советского Союза, генерал-лейтенант авиации Михаил Михайлович Громов. Имя этого прославленного летчика было известно всей стране. В 1937 году вместе с летчиками А. Юмашевым и С. Данилиным он совершил беспосадочный перелет через Северный полюс в Америку. Когда-то его портрет Иван Леонов поместил над своей кроватью в общежитии. Теперь он решил попытаться лично обратиться к М.М. Громову с просьбой дать ему возможность снова попробовать себя в летном деле.
Леонов смог добиться разрешения приехать на попутной машине в село Красное, где в одном из деревенских домов находился командующий 1-й Воздушной армией. Он дождался, когда Громов прибудет на обед, и убедил адъютанта пропустить его в дом по личному важному делу. Увидев летчика с пустым рукавом, Громов сразу пригласил его в кабинет. Иван Леонов изложил ему свою просьбу. Они долго говорили. Командующий Воздушной армией проникся его историей и тут же отдал приказ – дать ему право на эксперимент!
Леонова направили в 33-ю отдельную эскадрилью связи, которая обслуживала штаб 1-й Воздушной армии. Ему передали видавший виды самолет У-2. и он начал конструировать протез, который поможет ему управлять самолетом. Вместе с опытным механиком день за днем они придумывали разные приспособления. Ничего не получалось. И вот однажды, возвращаясь с аэродрома, Леонов вдруг «увидел», каким должен быть его протез. На другой день вместе с механиком они сделали металлический обруч, который жестко обвивал обрубок плеча. К обручу присоединили металлическую конструкцию с шарниром на конце, который крепился к ручке сектора газа. Двигая плечом, летчик мог выполнять одну из операций – давать газ. Сначала, сидя в кабине самолета, Иван Леонов проводил тренировки на земле.
Наступил день, когда на летном поле собрались военные специалисты. Они осмотрели изобретение Леонова, убедились, что летчик уверенно выполняет все операции в кабине. И вот дан приказ: «На взлет!» Самолет отрывается от аэродрома, набирает высоту. «Я лечу! Лечу!» - кричал он во всю глотку и помахал крыльями собравшимся на поле авиаторам. Он чувствовал себя победителем – он вернулся в небо!
Больше всего Ивану не хотелось, чтобы к нему относились как к инвалиду и подвижнику. Пусть забудут о его физическом увечье.
Никто и не догадывался, какую боль он испытывал в полете, как кровоточило его плечо. Он выполнял задания наравне с другими – доставлял пакеты в штаб, перевозил раненых…
А война все испытывала отважного летчика. Однажды он доставлял груз в партизанскую бригаду. Когда возвращался обратно, услышал, как по корпусу цокнули пули. Сначала показалось, что судорогой свело ногу. Потом понял – ранен. Кровь сочилась в сапог. Вот когда он почувствовал себя беспомощным. Ни перевязать, ни затянуть жгутом раненую ногу он не мог. От потери крови темнело в глазах. Собрав последние силы, все же пересек линию фронта. Под крылом увидел большую поляну. Приземлился. Неподалеку стояли танкисты. Они бросились к самолету. С изумлением увидели в кабине летчика с протезом. Подхватили его на руки. И снова – госпиталь.
Всего за войну Леонов совершил на фронте сто десять вылетов. Половину из них - без руки.
Вся его жизнь после войны – это тоже вызов судьбе. Ему надо было обрести профессию, найти свое место в жизни.
Вместе с Ниной Васильевной обосновались в Брянске. Все имущество – в вещевом мешке. Своего угла у них не было. Инвалид переходил с одной работы на другую. «Знаешь, чего бы мне хотелось в жизни? Работать с детьми, - говорил Иван Антонович жене. – Неужели у меня не получится?» Он пришел на работу в детский дом. Здесь воспитывались сироты, чьи родители погибли на войне.
- Я всегда помнил, как мы на фронте обменивались адресами: кто останется в живых, найдет семью погибшего и поможет, - говорил Иван Антонович. – А в детском доме на меня смотрели глаза сирот, которым нужны были участие и ласка. Я думал и о том, что какие-то незнакомые бойцы вытаскивали меня, раненого, с нейтральной полосы, везли в госпиталь.
Я и жив-то остался только потому, что столько добрых людей мне встретилось. Так что долг на мне.
Иван Леонов стал директором детского дома. Десятки сирот называли его теперь батей. Чтобы на примере показать детям, что значит упорство, мужество, Леонов брался за такие дела, которые, казалось бы, не под силу инвалиду. Так, он стал водить мотоцикл и даже принял участие в соревнованиях в День Победы. Ребята бурно радовались его стремительной победе - он сразу вырвался вперед и больше никому не уступил первенства.
Потом Иван Антонович затеял строительство своего дома. Одной рукой выкладывал кирпичную стену, пилил, строгал. На помощь, видя его рвение, пришли друзья. Отстроив дом, Иван Антонович и Нина Васильевна взяли на воспитание пятерых сирот. Случилось это как-то само собой. Один за другим дети сначала ходили в гости, а потом привыкли к этой гостеприимной семье и остались жить. У Леоновых родились двое своих детей.
Мне показали записки одной из дочерей об отце: «Мой отец Иван Леонов всегда отличался неутомимостью и внутренней энергией, присущей одаренным людям. Он трудолюбив и добр безмерно. Пишет стихи и рассказы, посвящая их своим друзьям. Но главный его талант – любовь к детям. Если отец видит детское горе – готов отдать последнее. Вместе с названными братьями и сестрами, которые пришли к нам из детского дома, мы жили как одна дружная семья».
А в 1995 году в его судьбе произошел важный поворот. Из газетной публикации в Армавирском военном авиационном институте летчиков узнали о необычной судьбе своего скромного выпускника. Руководители училища разыскали И.А. Леонова, подняли архивы и добились, чтобы подвиг отважного летчика был оценен по достоинству. В 1995 году И.А. Леонову было присвоено звание Героя России.
Каждый раз, встречаясь с Иваном Антоновичем или разговаривая с ним по телефону, я поражаюсь тому, как мужественно и талантливо он выстраивает свою судьбу.
В 1999 г. на авиационном параде в Туле он снова поднялся в небо в качестве второго пилота на спортивном самолете Як-52. Как автолюбитель со стажем, переехав в Тулу, стал работать преподавателем Тульского автотранспортного техникума. Написал книгу «Назван человеком из Легенды» и выпустил сборник «Стихи и рассказы». Его приняли в члены Союза писателей России. Он удостоен звания «Почетный гражданин города-героя Тулы».
Герой Советского Союза М.М. Громов написал о И.А. Леонове в своих воспоминаниях: «Я восхищаюсь его умением и стремлением преодолевать самое трудное в жизни, быть победителем».

Источник: Столетие

[Flanker]

Врач-герой...

Он родился 3 января 1940 г. на Украине, окончил среднюю школу, а затем поступил учиться в Архангельский медицинский институт. Но у молодого студента была заветная мечта - стать врачом Военно-Морского Флота. И он добивается своего - в 1961 году становится слушателем факультета подготовки врачей для Военно-Морского Флота Военно-медицинской академии им. С.М. Кирова в Ленинграде.

Арсений учится у известных далеко за пределами нашей страны профессоров и преподавателей, под руководством опытных командиров и начальников закаляются его морально-волевые качества.

В 1964 году лейтенант Соловей заканчивает академию и получает назначение на одну из подводных лодок Северного флота.
Начались флотские будни - он осуществляет медицинское обеспечение моряков, часто выходит в море, не переставая учиться, совершенствовать свои знания и профессиональные навыки.

В 1966 г. заканчивает курсы офицерского состава медицинской службы Краснознаменного Северного флота по хирургии и продолжает службу на подводной лодке.

В течение всей службы молодого офицера - врача отличало высокое чувство ответственности за порученное ему дело, за здоровье экипажа. Вот две листовки, выпущенные политотделом соединения, где служил А. Соловей. Первая называется «Всегда впереди»: «Медслужба под руководством этого высокодисциплинированного офицера в течение ряда лет является отличной. В этом году завоевала первое место на корабле». Вторая листовка гласит: «Служба коммуниста Соловья А.М. является хорошим примером беззаветного служения Родине. Он всегда впереди, за ним следуют другие. В этом смысл жизни и радости бойца-коммуниста, капитана медицинской службы Арсения Соловей».

Всегда высоко оценивали результаты службы офицера флагманский врач флотилии и флагманский врач дивизии подводных лодок, где он служил.

За успешное выполнение своих служебных обязанностей капитан медицинской службы Соловей неоднократно поощрялся командованием.
В феврале 1970 г. атомная подводная лодка «К-8» пошла в автономное плавание. Возглавлял экипаж опытный командир - капитан 1 ранга В.Б. Бессонов, начальником медицинской службы был капитан медицинской службы А.М. Соловей. Поход проходил спокойно, лодка выполнила все поставленные задачи и готовилась к возвращению в базу.

В это время к врачу обратился один из членов экипажа - мичман, с жалобами на боли в животе. Обследовав больного, Арсений Мефодиевич уверенно поставил диагноз - острый аппендицит. Нужно оперировать. Операция на подводной лодке - всегда событие, сопряженное с большими трудностями. Кто плавал, тот знает! Так и на этот раз - операционная разворачивалась в тесной кают-компании второго отсека. Предварительно сделали тщательную приборку с помывкой всех поверхностей и последующей дезинфекцией хлорамином. Подволок кают-компании закрыли специальным тентом, чтобы капли конденсата не попали на операционное поле. Прокварцевали развернутую операционную ультрафиолетовой лампой...

Арсений Соловей был опытным врачом-подводником. Он прекрасно понимал, что если придется оперировать в море, оказывать помощь в экстремальной ситуации, то ему в отличие от всех прочих корабельных специалистов рассчитывать, кроме как на себя, будет не на кого. Тут уж не позовешь на подмогу начальника отделения, а то и профессора. Один в герметичном пространстве! Поэтому он так тщательно готовил укладки с инструментами и медикаментами, поэтому накануне похода взял с собой на практику в гарнизонный госпиталь членов своей операционной бригады; поэтому, не жалея времени и сил, обучал своих товарищей - моряков оказанию медицинской само- и взаимопомощи. Он неоднократно проводил учения по развертыванию операционной и по транспортировке раненого, больного внутри подводной лодки, что является делом чрезвычайно трудным.

В общем, медицинская служба атомной подводной лодки «К-8» была подготовлена и отработана на отлично. Поэтому операция прошла спокойно и закончилась успешно. Больного после операции перенесли в лазарет восьмого отсека, где он и выздоравливал под наблюдением лодочного врача. Кок - инструктор готовил ему всякие «вкусности», товарищи навещали и заботились. Это обычная для подводников ситуация - заболевший член экипажа всегда бывал окружен атмосферой внимания и готовностью помочь со стороны товарищей.

Итак, поход проходил нормально, больной быстро шел на поправку, врач проводил все необходимые лечебные мероприятия. Скоро домой! Но... тут команда - подводной лодке было приказано принять участие в начавшихся в то время масштабных морских маневрах под названием «Океан».

Ночью всплыли, приняли с надводного корабля запас свежего продовольствия, средства регенерации воздуха, газеты, журналы, кинофильмы и письма от родных. На корабль моряки-подводники передали письма родным и близким. Капитан 1 ранга В. Бессонов повел лодку в указанный район. Вечером 8 апреля в 22 часа 30 минут на глубине 140 метров весь экипаж был поднят по тревоге и по корабельной трансляции раздался голос вахтенного инженер-механика: «Аварийная тревога! Пожар в турбинном отсеке в районе пульта управления реакторами!»

Команда героически боролась с аварией; подводники совершили подвиг, заглушив работу атомных реакторов ценой своей жизни.

Лодка всплыла, но переборка между седьмым и восьмым отсеками раскалилась, по кабельным трассам и через сальники линий валов интенсивно поступал ядовитый дым, и находившиеся в восьмом отсеке вынуждены были включиться в изолирующие дыхательные аппараты ИДА-59 и изолирующие противогазы ИП-46. Но на всех этих аппаратов не хватило, т.к. по существующему расписанию ими обеспечиваются только люди, находящиеся в отсеке по боевой тревоге...

Капитан Соловей оказался в лазарете восьмого отсека вместе с прооперированным им моряком. Когда он увидел, что его пациент погибает от удушья, снял с себя маску собственного дыхательного аппарата и надел ее на лежащего больного. Тот запротестовал, но Арсений Мефодиевич остановил его и сказал: «Я обязан тебя спасти. Я тебя прооперировал и отвечаю за твою жизнь. А за меня не беспокойся, я знаю, что нужно делать...».

Он попытался выбраться, прикрывшись подушкой, но через несколько минут погиб рядом со своим дважды спасенным пациентом. Это произошло 09.04.1970 г.

Героическую гибель врача видели несколько подводников в отсеке, которым довелось остаться в живых и быть спасенными...

Капитан медицинской службы Арсений Мефодиевич Соловей был посмертно награжден орденом Красного Знамени. Именем врача - героя названа одна из улиц в гарнизоне, откуда он ушел в свой последний поход.

Мы всегда будем помнить его! Вечная и светлая ему память - Человеку, Врачу, Офицеру, Моряку!

А. ГУДИЛКО
Заместитель начальника факультета подготовки врачей для ВМФ

Источник: http://gazetam.ru/27...vrach-geroy.htm

[Paul]

Леонид Рогозов

Эта история произошла в далеком 1961 году в далекой Антарктиде. 27-летний доктор Леонид Рогозов участвовал в 6-й Советской антарктической экспедиции,
во время которой была открыта советская антарктическая станция Новолазаревская. 29 апреля 1961 года Леонид Рогозов заболел. Симптомы были такие: слабость, тошнота, повышенная температура и боли справа.

Опытный хирург сразу определил, что у него острый аппендицит. Так как он был единственным врачом на станции, а погода была нелетной, он решил делать операцию сам. Ночью 30 апреля при помощи метеоролога, подававшего инструменты и водителя, державшего зеркало, врач произвел себе местную анестезию и начал операцию, которая продлилась около двух часов и прерывалась на то время, когда Леонид Рогозов терял сознание. Но все же операция прошла успешно и Леонид Рогозов стал известен всему миру.

В 1963 году Владимир Высоцкий посвятил ему песню.
Умер Леонид Рогозов в Санкт-Петербурге в 2000 году.

Ссылка: http://www.optika4.r...id-rogozov.html

* * *

Владимир Высоцкий (1963г.)
Песня посвящена подвигу доктора Л.И. Рогозова.

Пока вы здесь в ванночке с кафелем
Моетесь, нежитесь, греетесь, —
В холоде сам себе скальпелем
Он вырезает аппендикс.

Он слышит движение каждое
И видит, как прыгает сердце, —
Ох жаль, не придётся вам, граждане,
В зеркало так посмотреться!

До цели всё ближе и ближе, —
Хоть боль бы утихла для виду!..
Ой, легче отрезать по грыже
Всем, кто покорял Антарктиду!

Вы водочку здесь буздыряете
Большими-большими глотками,
А он себя шьёт — понимаете? —
Большими-большими стежками.

Герой он! Теперь же смекайте-ка:
Нигде не умеют так больше, —
Чего нам Антарктика с Арктикой,
Чего нам Албания с Польшей!

* * *

«Советский хирург был настолько профессионален, что сам вырезал себе воспалённый аппендикс», - так писала о Леониде Ивановиче Рогозове итальянская газета Corriere della Sera.
Операция, проведенная в 1961-м году в Антарктиде, завершилась успешно.
Леони́д Ива́нович Ро́гозов (14 марта 1934, станция Даурия, Борзинский район, Читинская область — 21 сентября 2000, Санкт-Петербург) — врач-хирург, участник 6-й Советской антарктической экспедиции, выполнивший на себе операцию аппендектомии.

Работа в Антарктиде

В 1959 году Леонид Рогозов окончил институт и сразу же был зачислен в клиническую ординатуру по хирургии. Однако обучение в ординатуре было на время прервано в связи с тем, что 5 ноября 1960 года Леонид отбыл на дизель-электроходе «Обь» в Антарктиду в качестве врача 6-й Советской антарктической экспедиции. В Антарктиде, куда судно прибыло в декабре, Леонид Рогозов, помимо своей основной должности, исполнял обязанности метеоролога и даже водителя. После девяти недель подготовительных работ, 18 февраля 1961 года, в оазисе Ширмахера была открыта новая советская антарктическая станция — Новолазаревская. Во время первой зимовки на ней произошло событие, сделавшее 27-летнего хирурга известным на весь мир.

29 апреля 1961 года Леонид обнаружил у себя тревожные симптомы: слабость, тошноту, повышенную температуру тела и боли в правой подвздошной области. Будучи единственным врачом в экспедиции, состоявшей из 13 человек, Леонид сам поставил себе диагноз: острый аппендицит. Консервативная тактика лечения (покой, голод, местный холод и антибиотики) успеха не имела. На следующий день температура поднялась ещё выше. Ни на одной из ближайших антарктических станций не было самолёта, да и плохие погодные условия всё равно не позволили бы выполнить полёт на Новолазаревскую, находящуюся в 80 км от берега. Для того, чтобы спасти жизнь заболевшего полярника, необходима была срочная операция на месте. И единственным выходом в сложившейся ситуации было делать операцию самому себе.

Выполнять операцию ночью 30 апреля 1961 года хирургу помогали метеоролог Александр Артемьев, подававший инструменты, и инженер-механик Зиновий Теплинский, державший у живота небольшое круглое зеркало и направлявший свет от настольной лампы. Начальник станции Владислав Гербович дежурил на случай, если кому-то из ассистентов, никогда не имевших отношения к медицине, станет плохо. В лежачем положении, с полунаклоном на левый бок, врач произвёл местную анестезию раствором новокаина, после чего сделал при помощи скальпеля 12-сантиметровый разрез в правой подвздошной области. Временами смотря в зеркало, временами на ощупь (без перчаток), он удалил воспалённый аппендикс и ввёл антибиотик в брюшную полость. Спустя 30—40 минут от начала операции развилась выраженная общая слабость, появилось головокружение, из-за чего приходилось делать короткие паузы для отдыха. Тем не менее, к полуночи операция, длившаяся 1 час 45 минут, была завершена. Через пять дней температура нормализовалась, ещё через два дня были сняты швы.
Это событие описано Леонидом Рогозовым в «Информационном бюллетене Советской антарктической экспедиции» (Рогозов Л. И. «Операция на себе» // «Бюллетень советской антарктической экспедиции». Москва, 1962. Вып. 37. Стр. 42—44).

Я не позволял себе думать ни о чем, кроме дела... В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается... Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного.

Добраться до аппендикса было непросто, даже с помощью зеркала. Делать это приходилось в основном на ощупь. Внезапно в моей голове вспыхнуло: «Я наношу себе всё больше ран и не замечаю их...» Я становлюсь слабее и слабее, моё сердце начинает сбоить. Каждые четыре-пять минут я останавливаюсь отдохнуть на 20—25 секунд. Наконец, вот он, проклятый аппендикс!.. На самой тяжёлой стадии удаления аппендикса я пал духом: моё сердце замерло и заметно сбавило ход, а руки стали как резина. Что ж, подумал я, это кончится плохо. А ведь всё, что оставалось, — это собственно удалить аппендикс! Но затем я осознал, что вообще-то я уже спасён!

Лётчик-космонавт СССР Герой Советского Союза Герман Титов в своей книге «Голубая моя планета» написал:
В нашей стране подвиг — это сама жизнь.

«...Мы преклоняемся перед советским врачом Борисом Пастуховым, впрыснувшим себе вакцину чумы, прежде чем применить её на больных; мы завидуем мужеству советского врача Леонида Рогозова, который сделал сам себе операцию аппендицита в сложных условиях антарктической экспедиции.
Иногда я размышляю обо всём этом наедине с собой и спрашиваю: а смог бы я такое сделать? На ум всегда приходит один ответ: «Постарался бы сделать всё, что в моих силах...»

Ссылка: http://www.margosha-...ad.php?p=182789

[Flanker]

Имантс Судмалис - латышский Рембо

13.10.2011

Судмалис Имант Янович - один из организаторов партизанского движения в Латвии в годы Великой Отечественной войны.

Родился 18 марта 1916 года в городе Цесис (Cēsis) ныне Цесисского района Латвийской республики в семье служащего, учителя. Латыш. Жил в городе Лиепая. Учился в техникуме. С шестнадцати лет Имант вступил на путь революционной борьбы в Латвии. Десять лет он находился на подпольной комсомольской работе, три года провел в тюремных застенках. В 1940 году в Латвии бала восстановлена Советская власть. И.Судмалис был избран первым секретарем Лиепайского уездного комитета комсомола, членом ЦК ЛКСМ Латвии.

В первый день Великой Отечественной войны он возглавил вооруженный отряд, выступивший на защиту родного города. Но силы были неравны, и вскоре фашисты захватили Лиепаю. Имант пробирается в оккупированную Ригу, где создает одну из первых в латвийской столице подпольных групп для борьбы с фашистами.

В 1942 году И.Судмалис проходит через всю Латвию и в мае встречается в освейских лесах с отрядом белорусских партизан И.К.Захарова. 3 июля 1942 года ЦК КП (б) Латвии отозвал Судмалиса в Москву, чтобы поручить ему возглавить рижское подполье и одновременно получить информацию о положении в Латвии. Вместе с отрядом В.Самсона в качестве парторга И.Судмалис в конце 1942 года вернулся в освейские леса. Он принимал участие в тяжелых боях с двумя карательными экспедициями, направленными против партизанского края.

В июле 1943 года Судмалис вместе с группой А.Мацпана был направлен в Ригу на подпольную работу. В тяжелых условиях фашистского террора ему удалось создать подпольную организацию. Там он за короткое время сумел установить связь с антифашистскими организациями, подобрать явочные квартиры, базу для подпольного горкома партии, место для будущей типографии. Затем И.Судмалис пробирается в освейские леса, чтобы попросить у партизан портативную типографию. Взяв типографию и доставив её в надежное место, И.Судмалис отправился на встречу с радистом. Тот оказался предателем. 18 февраля 1944 года И.Судмалис был арестован. Ни пытки, ни издевательства не сломили мужественного партизана и подпольщика. 25 мая 1944 года он вместе с другими подпольщиками был повешен в Центральной рижской тюрьме.

Похоронен в Риге, на кладбище Яна Райниса.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 октября 1957 года Судмалису Иманту Яновичу присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

Награжден двумя орденами Ленина, орденом Красной Звезды.

В столице Латвии городе Риге, на могиле Судмалиса и его товарищей установлен гранитный монумент, на доме где он жил в годы подполья - мемориальная доска. Сохранился так же памятник в город Лиепая. На Кургане Дружбы в волости Пасиенас Лудзенского района Латвии у границы с Россией установлен мемориальный камень на месте, откуда Имант Судмалис начал свой партизанский боевой путь. В столице Белоруссии городе Минске именем Героя названа улица, на одном из зданий установлена мемориальная доска.

Бюст Судмалиса, установленный в районе Эспланада города Риги, был демонтирован. Такая же участь, видимо, постигла памятники в города Цесис, Вентспилс. Однажды, во время засады на шоссе, партизанам попалась вырвавшаяся вперед легковая автомашина в которой ехал генерал, командовавший карательной экспедицией. Из остановившейся машины адъютант генерала, заметивший партизан, бросил в них гранату с длинной деревянной ручкой. Секунда - и раздался бы взрыв, но Имант, в жанре современных западных боевиков, на лету поймал гранату и мгновенно перебросил ее в немецкую машину. Да, все как в кино, но это было на самом деле, а не в бутафорских съемочных кинопавильонах, и риск погибнуть в гуще товарищей с гранатой в руках был огромным, но одновременно это был единственный шанс уберечь боевых друзей и спастись самому. От взрыва гранаты в машине и генерал, и адъютант, и водитель были убиты. Но уже подходили машины с генеральской охраной. Звучит приказ отходить, но Судмалис бросился в машину и выхватил генеральский портфель с документами. Под треск автоматных очередей он скрылся в лесу... Таких операций было множество. А сколько раз он один с пулеметом оставался прикрывать отход своих товарищей. За одну из таких операций Имант был награжден орденом Ленина.

Вместе с отрядом знаменитого партизанского командира Вилиса Самсона Имант участвовал в тяжелых боях с несколькими карательными экспедициями, направленными против партизанских соединений, громил вражеские гарнизоны. Несколько раз был ранен, но оставался в строю. В марте 1943 вместе с другими латышскими партизанами оборонял от фашистов белорусскую деревню Прошки. В числе двадцати восьми партизан прорвался через плотное кольцо окружения целого батальона карателей. Заслуга того, что партизаны вышли живыми из этого боя, полностью принадлежала Иманту Судмалису, вставшему в полный рост и мгновенно бросившемуся на опешившего врага, увлекая за собой товарищей. Он был словно заговорен от пуль, множество раз выходя живым из смертельных ситуаций.

Имант не раз пробирался в оккупированную фашистами Ригу, устанавливал связь с антифашистскими организациями, подбирал явочные квартиры, устраивал работу подпольной типографии. А потом снова уходил к партизанам, где участвовал в боевых операциях. Партизаны считали его неутомимым, а он таким и был: ему хватало сил на все, ведь когда в доме враги, когда на фронтах идут тяжелые кровопролитные бои -нельзя честному человеку просто отсиживаться в тихих лесах.

Но не все были такими. Как это, к сожалению, случалось, среди своих завелся предатель, который и сдал Иманта гестаповцам в одно из его возвращений в Ригу. Но перед арестом Судмалис успел спасти многих подпольщиков, передав информацию о провале и предателе, а также о путях ухода к партизанам. 18 февраля 1944 года его арестовали, а 25 мая, несломленный и непокоренный, он был повешен фашистами, но успел передать на волю записку, в которой вся правда о его жизни, его завещание и послание потомкам:

"Через несколько часов приведут в исполнение смертный приговор... Я оглянулся на пройденный путь, и не в чем мне себя упрекнуть: в эти решающие для человечества дни я был человеком и борцом. Лишь бы будущее было лучше и счастливее! Оно должно быть таким! Понапрасну не может быть пролито столько крови..."

Отсюда.

Сегодня герой Имантс Судмалис, отдавший свою жизнь за латышский народ - советский сброд и враг народа.
Его кровь была пролита напрасно, и память о нём выбросили на свалку.

Источник: http://yamert.livejo...com/269622.html

P.S. выражаю благодарность нашему автору "Rita", приславшему данный материал